– Я очень сожалею, что Влад умер. И ему не за что передо мной извиняться. – Не знаю, почему, но я рада это слышать. А зачем ты вез меня именно сюда? – не унималась Элли. – Я остановился в небольшом отеле под Москвой, хотел тебя туда привезти и расспросить про брата, – тронулся в путь Джон. – Под Москвой? А мне сказали, что в том же отеле, где пресс-конференция была. – Это для журналистов. Там бы мне покоя не было. – А охрана? – Нет. Я, знаешь, надеваю очечки, кепочку, меняю мимику, представляюсь другим именем, и меня никто не узнает. Хотя бывают и срывы в конспирации. – Ты опять меня везешь в сторону от Москвы. – Так я же сказал – к себе. Расскажешь мне о Владиславе. Я хочу узнать все о нем из первоисточника. Я не собираюсь больше возвращаться в Россию. – Уедешь назад в Америку? – Нет, это тоже не мой дом. Остановлюсь в Европе, и больше обо мне никто ничего не узнает, – откровенно сказал Джон, сам не ожидая от себя такого. – Ты уже сделал столько, я имею в виду – публичного, что тебя долго не забудут. – Мировая классика кинематографа? – рассмеялся Джон. – Понимаешь, в Европе еще можно найти такое место, где тебе дадут спокойно жить. – А вот на то, чтобы везти меня к себе в отель, я разрешения не давала, – надулась Эллина. – Ты даже не спросил у меня. Я, наверное, по-твоему, должна просто визжать от радости? О, эти светлые минуты я буду вспоминать всю жизнь и передавать, как байку, из поколения в поколение своим внукам… – Я очень прошу посвятить сегодняшний вечер мне. И не бойся, я не начну совращать падчерицу брата, – покосился на нее мужчина. – А я и не боюсь. Тоже мне! Только попробовал бы! – пытаясь скрыть смущение, ответила Элина. – А завтра утром ты покажешь мне могилу брата, и больше я тебя не побеспокою, – добавил Джон. Элина сжалась и замолчала. Потом кивнула. – Хорошо. Все это еще так свежо, не хотелось бы бередить сердце… Но ради памяти Влада я проведу этот вечер с тобой и сопровожу завтра на кладбище. – Вот и славно. Может, скажешь, как тебя зовут? – Элина. Или просто Элли. – Да? – удивился Джон. – Как девочку, путешествовавшую вместе со своими друзьями в поисках волшебника Гудвина? – Именно так. Я знаю, что ты играл Железного Дровосека без сердца. Я смотрела тот фильм много раз. У нас все девчонки в классе влюбились в тебя и говорили, что с таким красавчиком и без сердца стали бы дружить и любить его. – А ты? – Что – я? – Что сказала ты? – поинтересовался актер. – А я сказала тогда, что нельзя любить человека без сердца, какой бы красавчик он ни был. – То есть ты бы с Дровосеком не осталась? – покосился на нее Джон, улыбаясь. – Я бы – нет, – свела на переносице брови Элли, стараясь выглядеть очень серьезно и неприступно. – Даже чтобы помочь ему обрести сердце? Иногда любовь одного человека творит чудеса и с другим человеком. – Сердце нельзя обрести. Оно либо есть, либо его нет. А уж поселится ли в этом сердце любовь – другой вопрос. Да и в сказке выяснилось, что сердце Дровосеку не понадобилось. Оно у него, оказывается, было, только он его не чувствовал. – Ладно, тебя не переспоришь. Остановился Джон в маленьком полупустом пансионе, в номере, занимающем крыло первого этажа. Вопрос о пребывании в его апартаментах гостьи актер тут же урегулировал с помощью шуршащих бумажек – американских долларов. – Это как-то неправильно – в номере с мужчиной… – поежилась Элли. – А что так? – Я впервые в такой ситуации. – Скромница? А со мной их и не сосчитать! – засмеялся Джон. И тут же спохватился: – Извини! Проходи и располагайся где хочешь. – Кто бы сомневался, что с тобой такое не в первый раз… – хмуро откликнулась она, осматриваясь. Вообще-то апартаментами этот номер назвать было нельзя. Гостиничка-то и одной звезды не набрала бы. Все было оформлено в самом простом, деревенском стиле – широкие деревянные доски пола, деревянные же панели на стенах, обычная деревянная простая мебель и одна широкая кровать. – М-да… – протянула Элли. – А как же райдер? – Это ананасы в брюте после печени в гранатах на оранжевых тарелках с зеленым ободком? – уточнил Джон. – Ну, уж не знаю, что просил ты… – Я в быту непритязателен. Нет, у меня был период «медных труб», но я его давно пережил. Единственным требованием моего продюсера всегда было наличие бешеного числа телохранителей. Дело в том, что некоторые поклонники… – Поклонницы, – сразу поправила Элина. – Твоя правда, мужчины такими глупостями не балуются. Так вот, некоторые мои поклонницы впадают в какое-то странное состояние и готовы оторвать от меня кусочек, ну хоть маленький… И пару раз у них это почти получилось. – Джон повернулся спиной и показал отметины на коже. – Железное ограждение было продавлено, десять полицейских затоптаны толпой и оказались в больнице. Хотя заявлялись и мужчины с угрозами – мол, жены во время секса называли их моим именем. А мыльные пузыри голубого цвета и коврик из шкуры уссурийского тигра мне никогда не нужны были. – Очень интересно. – Элли опустилась на стул и скрестила руки на коленках. – Слушай, а давай я по-быстрому расскажу тебе все о брате, напишу адрес кладбища и номер могилы, тебя завтра туда вмиг домчит любой таксист, а сама уеду, пока не стемнело. От греха подальше, так сказать… Джон подошел к ней и присел на корточки. – Ты такая напряженная, словно на допросе. Тебя что-то смущает? Ты же мне почти как родственница. Или наслушалась россказней про голливудские оргии с алкоголем, девочками и героином? Так я не употребляю. С девочками проблем нет, к тебе не полезу. – Меня смущает твой голый торс, – ляпнула первое же пришедшее на язык Элина. – Я оденусь, – не сдвинулся с места Джон. – Двуспальная кровать. – Не буду домогаться. – Двуспальная кровать! – с упорством повторила Элли. – Я раздвину ее, и будут две односпальные, – улыбнулся Джон. – И не улыбайся. – Почему? – изумился актер. – У тебя очень располагающая улыбка. – Ты влюбилась в меня, что ли? – усмехнулся Джон. – Много чести! Просто как-то необычно… ну, оказаться с человеком, который до того блистал на экране и известен во всем мире, в одном номере, – пояснила Элли. – Ты же должен понять мое состояние… – А если откинуть все условности? У меня нет рогов, копыт, я такой же человек, как и ты. Что с того, что моя рожа мелькала на экране? У каждого своя работа. – Слишком гладко говоришь… – Еще добавь – актер, язык чересчур подвешен. – Так сам и добавил, – посмотрела на него Элли, и снова ее взгляд задержался дольше обычного. А вот его ситуация, похоже, совершенно не смущала и не стесняла. «Конечно, Джон привык к всеобщему вниманию. И на меня смотрит с усмешкой. Я-то как раз совсем не актриса, скрыть ничего не смогу, на моем лице все эмоции, как на промокашке. Конечно, он сейчас видит, какое действие производит на меня. Даже спросил, уж не влюбилась ли я в него. А вообще – глупости! Это непростительно для моего возраста. Веду себя как шестнадцатилетняя дурочка в первой влюбленности. Что Джон обо мне подумает? Тут уж или молоденькая и неопытная, или не первой свежести, но зато с опытом и сексуальной раскрепощенностью. А со мной…» – Лицо Элли приобрело выражение обреченности. – У тебя чего так лицо вытянулось? Ты о чем думаешь? – спросил, заметив это, Джон. – О том, что ни черта у меня нет опыта. А это непростительно в моем-то возрасте… – Какого опыта? – не понял актер. – Сексуального, – глухо произнесла она.