– Двести долларов в неделю. – А сколько ты получаешь здесь? – Двести долларов в месяц. – Ты идиот? – усмехнулся Теодор. – Нет. – Витольд рассмеялся. – Надеюсь, что нет… – Я тоже на это надеюсь. Неужели такого размера чаевые? – Чаевые большого размера надо отрабатывать не тем органом, на который я по жизни сделал ставку, – спокойно ответил сын русского академика. – Ради выживания все средства хороши. То есть если и не хороши, то идут. – Все-таки не все, – не согласился Витольд. Он мог так говорить, жизнь уже помотала его в этой свободной стране. Молодой человек чувствовал себя неуютно под пытливым взглядом Теодора. Они были почти ровесниками, но между ними лежала пропасть. Однако унижаться Витольд не хотел. Не чувствовал необходимости, скажем так. Не он же пришел к этому человеку, а тот к нему. – Я ведь не заставлял тебя заниматься чем-то незаконным? – спросил вдруг Теодор. – Нет. – Почему тогда ты уволился? – Я не хочу отвечать на этот вопрос. И не буду. Я сделал выбор. Ушел и ушел… Может, официантом захотел поработать. Многие актеры с этого начинали. Вы будете что-то заказывать? – Не-а, не тот ресторан. Я покурю, если не возражаешь? – вальяжно развалился на стуле Теодор. – Не возражаю. Но мне надо идти. – Витольд попытался встать, но Теодор схватил его за руку прохладной и цепкой ладонью, блеснув всеми своими печатками. – Постой! Я хочу достучаться до тебя… Не нахожу нужных слов, не общался с такими честными парнями, как ты, в основном одни подонки вокруг, – вдруг совершенно честно высказался он. – Я не понимаю… – Ты мне нужен, Витольд. Очень нужен. – С лица Теодора как-то разом пропала вся спесь. Витольд удивленно смотрел на одного из богатых и авторитетных людей этого города и не понимал, что тому потребовалось от него, простого парня, обычного официанта. Теодор снял шляпу и вытер тыльной стороной ладони лоб. По всему его облику было видно, что ему тяжело собраться с мыслями, но что он действительно хочет сказать что-то важное. Витольд расслабился и сел обратно. – Выпьем? – неожиданно предложил Теодор. – Если ты уладишь и этот вопрос, – почему-то на «ты» ответил ему Витольд, этим полностью сняв какую-то напряженность, повисшую в воздухе. – Считай, что у тебя отгул, – кивнул мужчина. По его щелчку мгновенно появился метрдотель. – Нам самое лучшее виски, что у вас есть в заведении, и содовую… И еще чего-нибудь накидайте там – сыров, фруктов… Этот парень составит мне компанию, а то одному скучно. Надеюсь, не возражаете? – Конечно, нет! Выполним любой ваш каприз! – засуетился метрдотель, взяв заказ под собственный контроль. Теодор был в ресторане на хорошем счету – он приходил сюда нечасто, но всегда оставлял щедрые чаевые. И всем сразу было ясно, что он человек авторитетный, а с такими ссориться не рекомендовалось. – Я латинос, – начал разговор Теодор. – Надеюсь, ты понял уже, что такое быть в Америке латиносом. Это как низшая каста, которая если и может подняться, то только с помощью наркобизнеса да на поставке шлюх и оружия. На том все, занавес. Так вот дорого, но подло. Мне повезло: самому не пришлось марать руки в крови, за меня это сделал мой отец. Он был известным в нашей среде наркобароном и единолично воспитывал меня и брата. Нас с ним обоих, кстати, родили две проститутки, участвовавшие в оргиях с папашей. Брата убили в подростковом возрасте, и все миллионы родителя должны были достаться мне. Меня никто не спрашивал, чем лично я хочу заниматься. Нелегко иметь мечту при отце-наркобароне и матери-проститутке, но я ее имел. Это Америка и Голливуд. Может, глупо и не оригинально, но именно так. До дрожи в коленках и боли в сердце. Только рассказать об этом я никому не мог. Когда и отца убили, вся его империя рухнула на мои плечи, у меня не было возможности отступить с проложенных рельсов. На моем счету несколько неприглядных поступков, про которые не хочу вспоминать до скончания своих дней, но я сделал главное – соскочил с наркоторговли, всем своим нутром не принимая именно ее. Однако совсем уйти с криминального поприща не удалось, и тогда я развернул самый, на мой взгляд, адекватный бизнес. Сейчас являюсь владельцем нескольких крупных казино. Никаких девочек, никаких наркотиков! Хотя «запашок» от отцовских дел присутствует… – Теодор прервался, и они выпили. – Расскажи о себе, – внезапно попросил Теодор. Витольд откликнулся и поведал ему все о своей семье. Собеседник несколько минут молчал, выпуская причудливые клубы дыма. Затем протянул: – Поразительно… Это судьба. Я выбрал человека со схожей судьбой, ты, как никто другой, поймешь меня. Но, конечно, я навел о тебе кое-какие справки. Короче, я зарабатывал свои миллионы, чтобы стать продюсером и наконец-то прикоснуться к большому кино. Однако я не артист, могу подойти к Голливуду только с коммерческой позиции. Правда, таких, как я, там не ждут. У каждой звезды уже свои продюсеры, зажечь новую – большая удача. Очень много однодневного мусора, можно потерять все сбережения. К тому же не каждый актер или режиссер доверит себя человеку с такой репутацией, как у меня. И вот я живу, присматриваюсь… Ведь со всего мира в Лос-Анджелес едут люди, одержимые мечтой покорить Голливуд. Ты не мог не привлечь моего внимания, и я нанял тебя, чтобы присмотреться. Фактурных парней и девиц здесь много, но в тебе что-то есть еще, кроме внешности. Уж сколько я всего знаю о кино! В общем, у меня развилась кое-какая интуиция, и я тебе говорю точно: ты станешь звездой. Я нужен тебе, ты нужен мне! Предлагаю стать моим протеже. Я сейчас был очень честен перед тобой, даже открыл то, чего никому никогда не рассказывал о том, откуда мои деньги и какой у меня на них взгляд. Если ты согласишься, мы вместе, абсолютно на равных, пойдем к своей мечте. Как оказалось, она у нас одна. У тебя фактически нет семьи, у меня ее номинально нет. То, что ты не предашь, мне уже известно. Я ведь расстался со своей женой-проституткой и очень ценю, что ты не принял ее предложение. Витольд невольно усмехнулся, услышав последние слова. – Ну а мою дружбу и верность ты тоже когда-нибудь оценишь. Я своих не сдаю, – как бы подвел черту Теодор. – Вот только имя твое, Витольд, тяжело для восприятия. Возьми себе американское имя, которое и будем раскручивать. – Джон, – обронил Витольд. – Что? – Я беру имя Джон, – пояснил молодой человек. – Значит, ты согласен? – Теодор протянул ему руку, и мужчины скрепили устный договор крепким рукопожатием. Они как-то сразу поняли друг друга. Возможно, потому, что почувствовали схожесть своих судеб. Глава 3 С тех пор прошло семнадцать лет. И ни одного дня из них Теодор не пожалел, что когда-то в небольшом ресторанчике предложил контракт официанту Витольду, приехавшему из России. Даже без денег продюсера Джон легко поступил в самую престижную американскую школу актерского мастерства. Он еще учился на первом курсе, когда его пригласили сниматься в голливудскую сказку мирового уровня наравне с действующими звездами кино. Студент сыграл Железного Дровосека, идущего к волшебнику Гудвину за сердцем и способностью любить. Талантливого молодого артиста мгновенно заметили, и предложения посыпались одно за другим. Джон играл принцев, викингов, индейцев, одна работа следовала за другой. С отличием окончена школа актерского мастерства, сотни приглашений в театры, мюзиклы на Бродвее, и кино, кино… Самые именитые продюсеры предлагали Джону Ерохину свои услуги, но он все семнадцать лет оставался верен одному человеку – Теодору, у которого действительно открылся талант к продюсированию. Они стали настоящими друзьями, почти родными людьми. Неожиданный поворот судьбы – и двое очень разных молодых мужчин, изначально поставленных жизнью в совершенно разные условия, оказались на одной волне. Теодор тонко чувствовал талант своего напарника и профессионально отбирал среди предложений, которые посыпались как из рога изобилия, те, которые подходили ему и сулили успех. Джон стал самым молодым дважды оскароносным актером в истории Голливуда. Он сыграл много серьезных ролей, снимался и в мюзиклах, и в комедиях. И тоже благодаря Теодору, который не позволил режиссерам эксплуатировать сногсшибательную внешность друга, желая, чтобы оценили его талант перевоплощения. Джону доверили роль Колумба и первого президента Америки, что о многом говорило. Потрясающая харизматичность актера не оставляла равнодушным ни одного зрителя, видевшего фильмы с его участием. То есть его работа могла нравиться или, наоборот, не нравиться, но равнодушным не оставался никто. Джон вошел в десятку самых востребованных голливудских актеров, его гонорары приняли астрономические размеры. В принципе он добился всего, о чем и мечтать не решался и чего никогда бы не достиг, оставшись в России. Единственное, чего не было у Джона, так это семьи. Он так и остался «человеком из ниоткуда». Теодор сделал все, чтобы прошлое друга являлось именно прошлым. Это была просьба самого Джона, который, с одной стороны, до сих пор боялся навредить семье российского академика, а с другой – не мог простить родным полный отказ, отречение от себя. Вскользь в его биографии упоминалось, что у него имеются русские корни, но никогда не говорилось, что он и есть самый настоящий русский. Такая полуправда придавала его жизни тайны и в то же время вселяла в американцев уверенность, что он любимый актер, так сказать, свой, а не прибывший откуда-то из-за океана иностранец. Конечно, семья Ерохиных не могла не узнать о его судьбе. Для этого им надо было быть глухими и слепыми. Блокбастеры с участием Джона, ставшего звездой мирового уровня, шли во всех странах, в том числе и в России. Актер просто знал, что даже такие известия о нем не принесут радости его родным. Однако Теодор все же не удержался. – Я сделал то, что тебя расстроит или обрадует. Не мог я так больше. Ты не должен быть один, ведь у тебя все же есть семья. Я навел справки о твоих близких. – Да? – удивился Джон. – Я ничего не знаю о них уже много лет. Не хотелось бы и начинать. – Отец твой умер два года назад, а брат сейчас болен, и весьма серьезно. Он женился, работает в университете обычным преподавателем математики. Кстати, он тоже разругался с родными, которые не позволяли ему жениться на женщине старше себя на пятнадцать лет, да еще и с ребенком. – Понятно, – усмехнулся Джон. – Я ушел, потому что мне не дали заниматься любимым делом. Брат сорвался позже, когда ему не дали жить как хотелось. Как же они любили командовать судьбами людей! – Актер усмехнулся, закуривая сигарету. – Ты очень много куришь, – отметил Теодор вскользь. – Еще скажи, что у меня испортится цвет лица. – Нет, это не про тебя, – засмеялся продюсер, – с внешностью у тебя все в порядке. Друзья в первый раз заговорили о семье Джона. Теодор тогда бросил зерно сомнения в душу актера, напомнив о том, что тот долго и мучительно пытался забыть. Второй разговор произошел несколько позже, Теодор сообщил, что Клавдия Васильевна тоже умерла, а брату требуется пересадка сердца. Джон молча вручил ему одну из своих многочисленных кредиток, и Теодор его понял – с годами они научились без слов понимать друг друга. Операция в лучшем израильском центре кардиологии была сделана, как сообщил потом своему подопечному продюсер, но прожил Владислав всего два месяца. Последняя ниточка, связывающая Джона с Родиной, оборвалась. К тому времени, несмотря на молодой возраст (ему исполнилось тридцать семь), он уже достиг вершины в своей специальности и в денежных гонорарах. В тот момент Джон как раз снимался в картине на основе библейской притчи и на волне своего личного горя сыграл так, что потом зрителям становилось плохо в зале. А после этого он принял решение навсегда уйти из кино. В тот вечер к нему снова явился Теодор, и друзья, как обычно, больше молчали, чем разговаривали. Конечно, любой продюсер начал бы говорить актеру: – Да ты с ума сошел! Это же твоя жизнь! Ты так долго к этому шел! Был проделан такой путь! Уйти сейчас никак нельзя. У тебя – пик! У тебя – расцвет! Нет даже и намека на снижение интереса к тебе! Ты еще пацан по меркам мужского возраста, такие актеры, как ты, с таким-то талантищем, интересны до глубокой старости. Ну хорошо, не захочешь стареть на экране и выглядеть жалко – уйдешь. Но через двадцать лет. Сейчас слишком рано! А как же твои поклонники? Их целая армия по всему свету! Фильмы с твоим участием постоянно бьют все рекорды кассовых сборов! Люди готовы платить деньги на тебя, и это надо ценить и уважать. Ты должен играть для них! – так сказал бы любой продюсер, но не друг. А Теодор вместо этого выпил порцию любимого виски, закурил свою любимую сигару и произнес: – Да, после того, как ты сыграл, надо уходить. Эта роль – последнее, что ты можешь оставить поклонникам и человечеству. Большего ты сказать не сможешь. Ты сгорел, потому что отдался ей без остатка. Я понял, что ты уйдешь, еще когда согласился на твое участие в этом фильме. Моя интуиция не подвела и на сей раз…. – И ты не отговорил меня? – усмехнулся Джон. – Я чувствую тебя. Ты цельная личность, Джон, я очень уважаю тебя. Если ты так решил, я уважаю и твое решение. И еще. Я очень благодарен тебе за то, что и меня благодаря тебе стали уважать. Я доказал, что латинос может заниматься не только наркотиками и проститутками. Мне пожимали руки многие уважаемые люди и благодарили меня. И все это благодаря твоему таланту. И как в человеке я в тебе не ошибся. Ты давно бы мог поменять меня на кого-то с именем. Ведь мое имя зазвучало только рядом с твоим. Джон растрогался: – Только не думай, что я не ценю твоей дружеской поддержки и вообще того, что ты для меня сделал. Ты прекрасный продюсер! Если бы не ты со своим знанием законов Америки, этой индустрии… Что бы я мог? Я бы сейчас снимался в порно или всю жизнь режиссеры эксплуатировали мою смазливую внешность. – Ты не прав, Джон. Лицо у тебя не смазливое, а красивое. И потом, на одном красивом лице далеко не уедешь. Ты несешь в себе огромную энергетику, ты очень цельная личность, – поправил его Теодор. – Ой, ой, даже виски сейчас станет приторным ликером от взаимных комплиментов, – улыбнулся Джон. – Хм, точно… Знаешь, старик, а я, пожалуй, тоже брошу продюсерство вместе с тобой, – вдруг заявил Теодор.