Зашелестел ветер. – Ой блин! – Бобби попятился, отдернул плечо. – Эй, я чуть не!.. – И потряс головой. – Ты бы под ноги-то смотрел. Пошли. Они шагнули в другой лифт. Дверь натянула на них темноту. Бобби, еще задыхаясь, нажал «17». – Джун всегда на тебя ябедничает? – Еще как… ну, не всегда. – А в последний раз на что не наябедничала? – А тебе-то что? – Просто любопытно. Двери открылись. Возникший из темноты Бобби ладонью обхватывал окованное запястье и гладил неровные бусины. * * * – Прямо не знаю, – объявила миссис Ричардс, когда они вошли, – что сначала тащить – крупное или мелочи. Я как-то не очень хорошо обдумала. Мне казалось, раз мы переезжаем внутри дома, все будет просто. – Я хочу свою старую комнату! – Это как, голубчик? Мы переезжаем в новую квартиру. – Она такая же; только наоборот. И голубая. Я хочу свою старую комнату. – Ну конечно, голубчик. А ты думаешь, какая тебе достанется? – Хотел, чтобы точно. – Бобби удалился по коридору. – Пойду вещи соберу. – Спасибо, голубчик. – Я начну с дивана и кроватей, миссис Ричардс. С ними сложнее всего; но как их поднимем, вы уже, считайте, и переехали, да? – Хорошо. Но они же огромные! – Я их разберу. Молоток и отвертка есть? – Ну хорошо. Раз их надо тащить наверх, значит деваться некуда. Мне просто неудобно, что я так плохо все подготовила. Так, отвертка. И молоток. Вы точно сможете их потом собрать? Когда он вернулся из кухни с инструментами, миссис Ричардс снимала постельное белье. – Видите, мэм, – объяснил Шкедт, убирая матрас, – у больших кроватей рамы просто снимаются со спинок. И однако, взявшись за работу, понял, что разобрать, перенести и снова собрать пять полноразмерных кроватей – это минимум два часа. * * * Он трудился уже час и тут (миссис Ричардс уже не раз поднялась и спустилась) услышал в гостиной голоса Джун и Бобби. Отложил отвертку, как раз когда Бобби сказал: – Ты не наябедничала про это… и про Эдди; я не наябедничаю про твою фотку. Шкедт вышел из спальни и встал под дверью гостиной. Джун, спиной к нему, сунула руку в сервант. Под пальцами загремели приборы. Она обернулась с букетами тяжелых ложек и вилок в руках. – Но все равно, – продолжал Бобби, стоявший у книжного шкафа, – зря ты свою сняла. – «Это» и «свою», очевидно, означали оптическую цепь у него на запястье; он предъявил руку сестре. – Эдди снял, и ты же помнишь, что было. – Я просто испугалась, – парировала Джун. – Из-за остального. Если б ты ее у Эдди не украл, он бы тогда не… – Я не крал! – Он же ее тебе не дарил, правда? – Я не крал, – заупрямился Бобби. – Если будешь говорить, что украл, я им скажу про твою грязную фотку… – Она не грязная! – Еще бы не грязная; была б не грязная, ты бы показала. – Эй, – сказал Шкедт. Дети обернулись. – Эдди – это же ваш брат? А что с ним приключилось? Они переглянулись. Приборы снова зазвякали. Бобби ладонью прикрыл бусины на запястье. – Ладно, – сказал Шкедт. – И впрямь не мое дело. – Ушел, – сказала Джун. – Сбежал из дома, – сказал Бобби. – Но… – …пару раз возвращался, – сказала Джун. – И творил что-то страшное. Маме было бы полегче, если б он не приходил вот так. – Папа сказал, что убьет Эдди, если он опять вот так вернется… – Бобби! – Ну правда же. А мама закричала… – Короче, не мое дело, – подытожил Шкедт. – Перенесем все из кухни, и ваша мать может готовить ужин… в новой квартире. – Прозвучало на редкость тупо. Интересно, где сейчас Эдди… – Мы не знаем, – сказал Бобби (как-то раз в психбольнице такое выкинул один человек, и Шкедт потом десять часов верил, что остальные пациенты читают его мысли), – где сейчас Эдди. Он говорил, что поедет в другой город. Я хотел с ним. Но струсил. Джун все сильнее конфузилась. – Так, – сказал Шкедт, – тащи приборы. Бобби, займись книгами. Когда ваш отец вернется, нам останутся только ковры. Почти все разобранное он выволок из квартиры, пару раз про себя отметив, что, вероятно, гром, грохот и скрежет вызывают не меньше смятения в обиталище Тринадцати, чем беготня по коридорам и стук в двери – у Ричардсов. Он загрузил пружинное основание и спинки в лифт – рядом кротко шелестела пустая шахта, чьи двери, по видимости, открывались там, где останавливалась соседняя кабина. Поездка во тьме, где только пружины, оранжевое число 19 перед глазами и собственное хриплое дыхание в ушах, странным образом успокоила его. – В лифтах полагается ставить такие прокладки, когда мебель перевозишь, – укорила миссис Ричардс, поджидавшая его наверху в коридоре. – Ну, достать их некому. Ничего не поделаешь. В новой квартире (час спустя) он собрал кроватные рамы и, переходя из комнаты в комнату, поставил пружинные основания – сидел на последнем, глядя на сложенный матрас на полу, и тут, прижимая к груди маленькую тумбочку, торчавшую вперед четырьмя ножками-рожками, вошла миссис Ричардс. – Я, между прочим, не верила, что вы их сюда затащите! – вскричала она. – Вы и правда трудитесь как ненормальный! По-моему, вам пора отдохнуть. Он сказал: – Ага, я и отдыхаю, – и улыбнулся. Она поставила тумбочку, и он заметил, что лицо у нее безумное. Решил было, что ее обидел его нахальный ответ. Но она сказала: