– А там точно… – Джордж, – ответил он. – Харрисон. Сама посмотри. Она взяла плакат. На полу он заметил кипу компьютерных журналов ее отца, послуживших ей предлогом. Она сдвинула резинку к краю, но остановилась. – Где ты его взял? – Скажу – не поверишь. Они по всему городу. – Лучше бы не отвечать конкретно. – Одна женщина, пастор, раздает их за так. – Он вздохнул. – В церкви. – А ты с тех пор видел… его? – Нет. Открывать не будешь? – Я боюсь. Простота ее реплики удивила и тронула его. Туман за окнами почти затвердел. Шкедт смотрел: она застыла, чуть склонив голову. – А мадам Браун знает, что вы с Джорджем?.. От ее резкого и тихого «Нет!» (голова крутнулась) он аж закаменел. – Она тоже в этот бар ходит. Они знакомы, – пояснил он. – Я потому и спросил. – А… – гораздо менее рьяно. – В ту ночь, когда ты про него спрашивала, она там тоже была. – Тогда хорошо, что я не вошла. Она могла… увидеть. – Джун закрыла глаза – надолго, так люди не моргают. – Если б она меня увидела, это было бы просто… Ее блондинистые энергии ужасны, но истощаются, чуял он. – А почему… я все равно не понимаю… чего ты так к нему прикипела? То есть я знаю про… что случилось. И, ну, мне по барабану. Но я… – Вопрос заплутал в колебаниях, и Шкедт его оборвал. Она была ранимая и испуганная. – Я не… знаю. Ты не поймешь, – и тут исчезла даже ранимость, – если я расскажу. В честь него… назвали луну! Он постарался не таращиться. – К нему, я так понимаю, многие неровно дышат. Отсюда и плакаты, да? Открывай. Она мелко, тряско покачала головой. – Но они не знают… – Уже не в силах смотреть на него, она перевела взгляд на бумажную трубку. – Я знаю больше их. – Эй, – сказал он, чтобы заполнить неловкую тишину. – А что у вас с ним было-то? – Иди в «Вестях» почитай. – И она подняла голову. Он поискал воинственности, которую услышал; не нашел в задранном лице ни капли. – В ту ночь, когда… черные устроили волнения, да? Я была на улице, гуляла. Молнии сверкали. И грохот страшный. Я не знала, что произошло. А потом… я даже не видела человека с фотоаппаратом, пока… Все точно так, как в газете напечатали! – А, – что не ответило ни на одну ее мольбу. Она пошла к двери. Перед самым порогом скатала наконец резинку и расправила плакат. – Он? – спросил Шкедт, имея в виду дружескую риторику, но расслышав в голосе честный вопрос. Она смотрела там и сям, а затем движения ее затылка превратились в кивок. Она оглянулась: – Почему… это… напечатали? – Видимо, у других к нему такие же чувства. Я вечером разговаривал с друзьями. Девушка, с которой я живу, лет на несколько старше тебя. И один мужик. Тоже инженер, как твой отец. Мы в баре обсуждали, стоит ли отдавать тебе плакат. Ее лицо пошло рябью. – Я им ничего про тебя не говорил, имени не называл. Но они, знаешь, восприняли очень серьезно. Поначалу серьезнее меня. Не смеялись над тобой, ничего такого. – …И что сказали? – Что пусть я решаю сам, раз я тебя знаю. Что может случиться плохое, а может и хорошее. Тебе плакат-то понравился? Она снова посмотрела. – По-моему, я в жизни не видела ничего ужаснее. Он разозлился и сглотнул, сдерживая себя. – Ну, порви и выкинь в шахту… если охота. – Подождал, гадая, в каком смысле она качает головой. Растерянность? Отказ? – Я бы на твоем месте оставил. – Эй, это чего? – Бобби влетел на всех парах – Шкедт подумал, он сейчас прорвет плакат, как клоун – бумажный круг. Джун схлопнула края листа. – Фотография! – Белый оборот смялся о ее бедра. – А на фотографии чего? – Тебе такое не интересно. – В чулане нашел? – спросил Бобби у Шкедта, шагнув дальше. – Голая тетка, небось. Голых теток я уже в школе видал. Джун цыкнула: – Кончай, а? – Сама кончай. Дай позырить. – Не дам. – Джун попыталась скатать бумагу. Бобби вытянул шею, и она резко развернулась. – Не твое! – Да не больно-то и хотелось на твоих голых старух пялиться. Шкедт, ты тут ничего так подчистил. Мы всё потащим сюда? – Ага. – У нас дома тьма-тьмущая вещей, – усомнился Бобби. – Справимся. Джун скатала помятый плакат, подобрала журналы и пошла по коридору в глубину квартиры. – Я позырю, когда тебя не будет! – крикнул Бобби. В конце коридора грохнула дверь. – Ну хватит, – сказал Шкедт. – Отцепись от сестры. Пошли вниз, мебель будем носить. – Коне-ечно! – посетовал Бобби, но двинулся к выходу. – Она бы наябедничала, если б застукала с фоткой голой тетки меня. Они вышли из квартиры. – Если наябедничаешь, – сказал Шкедт, – фотографию заберут, и ты ее вообще не увидишь. – А там правда голая тетка? – удивился Бобби. – Нет. Неправда. – Шкедт вызвал лифт. – А что там? – Голый мужик. – Ой, да ладно! – Двери лифта раздвинулись, и Бобби, засмеявшись, шагнул вперед. – Пацан, эй! Не туда! – Шкедт цапнул его за плечо.