– Да нет, все нормально, – махнула рукой Грейс, но Рейф уже начал выбираться из-за столика, чтобы подойти к ней. – Все в порядке, просто… никто раньше не произносил этого имени… Только я называю ее Персик. – Грейс промокнула глаза бумажной салфеткой и вдруг обомлела: вот почему она перестала общаться с подругами – не хотела, чтобы они видели, как часто она заливается слезами. Рейф сидел рядом с ней, их бедра соприкасались. Ни один парень не находился в такой близости от нее с того вечера, когда она и Макс занимались сексом, в результате коего на свет появилась Персик, однако Грейс не отстранилась, не шарахнулась в сторону. – Знаю, я тебе это уже говорил, – мягко произнес Рейф, – но при виде девичьих слез я совершенно теряюсь, не знаю, что делать. Боюсь, сейчас случится катастрофа. Как думаешь, у тебя получится перестать плакать, прежде чем наша прекрасная дружба будет разрушена? Продолжая вытирать слезы, Грейс рассмеялась. – Не загоняйся, ты тут ни при чем, – сказала она. – Просто нервы. Я уже в порядке. Рейф поглядел на нее с сомнением, но развивать тему не стал и лишь протянул чистую салфетку. – Тебе лучше? Грейс кивнула. – Понимаешь, моей единственной задачей в качестве матери было найти для Персик хороших родителей. Я считала, что неплохо выполнила свою работу, но что, если ошиблась? Что, если через пятнадцать лет Дэниэл и Каталина разведутся, и это сломает Персик жизнь? – Почему обязательно сломает? – возразил Рейф. – Мои родители развелись, и, как видишь, со мной ничего не случилось. – Я хочу уберечь ее, – продолжала Грейс. – Хочу верить, что сделала правильный выбор. – Ты сделала правильный выбор и сама это знаешь. А легкой жизни, Грейс, ни у кого не бывает – ни у меня, ни у тебя. Ты, например, в шестнадцать лет родила ребенка, но это же не значит, что на себе надо поставить крест. – У меня нет друзей… – Грейс опять заплакала. – Никто мне не пишет, не звонит, не здоровается со мной. Я больше не бегаю кроссы с Джейни… – Ты бегала кроссы? – Да, за сборную школы. А сейчас сижу дома с родителями, и они обращаются со мной как с хрустальной вазой, даже сказать что-нибудь не то боятся… – Ну, это понятно. Я вот сказал не то, и ты сразу… – …А еще мне пришлось выбирать родителей для дочки, и я все испортила, а Макса признали чертовым королем бала! Посетители за соседними столиками начали оглядываться. – Все хорошо, все хорошо, – заверил их Рейф. – Проблема с контактными линзами. Неудачно подобрали. – Он подвинулся, заслоняя собой Грейс от любопытных взоров. – Знаешь, о чем все забывают наутро после праздника? – спросил он ее. – О том, кого вчера выбрали королем. Тот, кто продолжает представляться «королем бала» после того, как закончился последний танец, полный дебил, так что не переживай. Ребенок от Макса, да? Грейс кивнула, потянувшись за очередной салфеткой. – Так, с одной проблемой разобрались. А что касается малышки… – Можешь называть ее Персик, я не против. Рейф заколебался. – Ее жизнь тоже не обещает быть безоблачной. Если живешь по-человечески, время от времени случаются неудачи. Ну а тот, кто так тщательно позаботился о хороших родителях для нее, по всей вероятности, сделал правильный выбор. Следующий пункт: насчет друзей. У тебя есть я, верно? То есть сейчас мы вместе перекусываем, а именно это и делают друзья. Если я тебе не звоню и не пишу, то только потому, что не знаю твоего номера. – Рейф приподнял бровь. – У тебя же есть мобильный, да? Родители не заставляют тебя общаться через почтовых голубей? Если так, это тоже объясняет, почему тебе не звонят. Грейс улыбнулась и опустила взгляд на недоеденный сэндвич. – С мобильниками проблем нет, – сказала она. – Мы не первые, кто их открыл. – Вот и отлично. Тогда дай мне свой номер, и я тебе напишу, а ты мне ответишь. Трах-бах, и готово. В переносном смысле, конечно. Я не собираюсь с тобой «трах-бах». Грейс подняла глаза. – Ты всегда много болтаешь, когда волнуешься? – Страшно много, – ухмыльнулся Рейф. – И что меня выдало? – Считай, я догадалась. И… я пока не уверена, хочу ли с кем-то встречаться. Рейф отпрянул в притворном ужасе. – Да что ты! Правда? Слушай, с чего ты вбила себе в голову, что я хочу с тобой встречаться? Это вообще смахивает на сексуальные домогательства. Да еще на моем рабочем месте! Грейс уже давилась смехом. Она не помнила, когда в последний раз так хихикала. – Значит, платонические эсэмэски, и не более? Рейф вскинул ладонь. – Слово скаута. Правда, скаутом я не был, но это неважно. Мне все равно можно доверять. Но ты давай-ка прекращай домогаться меня на работе, не то я пожалуюсь в службу персонала, и ты замучаешься писать объяснительные. Грейс просто взяла у него телефон и внесла в память свой номер. – В «Уноси скорей» есть своя служба персонала? – поинтересовалась она. – Ага, так я тебе и сказал. – Рейф забрал свой мобильник. – Ну все, больше не плачешь? Я поднял тебе настроение? – Вольно, солдат, – улыбнулась Грейс, а он взъерошил ей волосы и пересел обратно на свое место. Час спустя она вернулась домой с недоеденной половиной сэндвича в бумажном пакете. – Это ты? – крикнула из кабинета мама. – Нет, это серийный убийца! – отозвалась Грейс. – Тогда пускай он проверит, выключила ли я кофеварку, ладно? – Откуда ты знаешь, что это «он»? – По статистике! Грейс подошла к кофеварке. – Все в порядке, выключила! Она попыталась незаметно прошмыгнуть мимо двери кабинета, но это ей не удалось. – Постой, – сказала мама, и Грейс на полшага отступила. – Ты плакала? – Нет, что ты, – соврала она, направляясь к лестнице. – Это всё линзы. Неудачно подобрали. Майя Не то чтобы она собиралась бросить Клер. Просто… так вышло. Майя никак не могла простить, что та не ответила на эсэмэску об уходе папы. Понимала: глупо, конечно, злиться, и все же злость давила на нее, как тесный пиджак, который не скинуть. Ко всему прочему Клер никак не могла уразуметь причину ее бешенства. – Я же объяснила, – сказала Клер на следующий день на большой перемене. Сегодня Майя не валялась на траве, положив голову на колени Клер, а сидела напротив подруги, и коробки с ланчем разделяли их, будто барьер, сооруженный из хлебных крошек и апельсиновых корок. – Мы ушли в турпоход, телефон я с собой не взяла и… – Как можно не взять телефон? – возмутилась Майя. – Я, например, со своим вообще не расстаюсь! А твой куда подевался? – Ладно, допустим, он был при мне. – Клер слегка выпрямилась. – Представь: я в семейном турпоходе, сигнала практически нет, а ты пишешь, что папа от вас съехал. Что прикажешь мне делать? В мозгу у Майи как будто взорвалось солнце. – Даже не знаю, – проговорила она, понимая, что капризными интонациями сильно напоминает собственную сестру. – Может, написать мне что-нибудь в ответ? Это так, в порядке мозгового штурма. – И что дальше? Поговорить я с тобой не могла, приехать тоже. Майя, твой отец не умер, а просто переехал на соседнюю улицу! Майя потянулась за рюкзаком. – Нет, погоди. О боже. – Клер схватила ее за запястье. – Прости, я не хотела. – Еще как хотела, – бросила Майя, но все же притормозила. Рюкзак повис в руке. – Я только хотела сказать… – Клер устало выдохнула, потом набрала полную грудь воздуха. – Слушай, моего папы вообще со мной нет. По крайней мере, твой отец рядом. Ты можешь видеться с ним хоть каждый день. Если ты напишешь ему прямо сейчас, то, скорее всего, он тебе ответит уже через полминуты. Клер права, как ни крути. Скорость, с какой папа реагировал на ее эсэмэски, Майе льстила, хотя и немного смущала. (Правда, когда он открыл для себя эмодзи, ситуация изрядно усложнилась.) По большому счету Майе грех жаловаться – у некоторых подростков все намного хуже. Взять хотя бы Хоакина – у него вообще родителей нет! Однако все эти доводы ее не утешали.