А потом наша приемная мать обо всем узнала и выставила ее за дверь. Родной ребенок всегда лучше приемного. Да, Майя знала, что ее удочерили, а не взяли на воспитание, что родители забрали ее прямо из роддома, что они выбрали ее, именно ее. Так они сами всегда говорили: Мы выбрали тебя, потому что ты особенная. И все же она не Лорен. В три часа ночи Майя лежала в кровати и смотрела, как отблески фар проезжающих автомобилей скользят по потолку, отчего в комнате то светлело, то снова темнело. Зашла в интернет с телефона. (Три раза прошла онлайн-тест «На какой факультет в Хогвартсе ты попадешь», и все три раза это оказывался Пуффендуй, что неимоверно ее злило.) Потом взялась перелистывать старую переписку с Клер – все эти эмодзи, символы обнимашек и поцелуев и сообщения, настолько личные, что Майя скорее утопила бы мобильный в унитазе, чем позволила кому-нибудь их прочесть. Добралась до конца. В душе мелькнула слабая надежда: вот сейчас на экране появятся маленькие пузырьки, означающие, что Клер набирает ответ, что она каким-то образом почувствовала Майино одиночество, которое в глухую ночь ощущается особенно остро. Разумеется, Клер спала, и расстраиваться из-за этого было бы глупо. Клер необходим сон. Майе необходим сон. Сонливость уже начала разматывать ее мозг, точно котенок, который тянет за ниточку вязаного пледа и распускает его полностью. На этой неделе Майя два раза засыпала на уроке истории, хотя, по правде сказать, причина заключалась не столько в ее усталости, сколько в монотонном, гнусавом голосе историка. По крайней мере, так это она объясняла для себя. Во время большой перемены они с Клер нежились на травке под лучами солнца. Майя положила голову на колени Клер, и та ласково перебирала ее волосы, а Майя подумала, что если уж все равно придется умирать, то можно лишь пожелать себе такой смерти – на солнышке, в объятьях любимого человека. – М-м-м? – рассеянно промычала Клер. – Я ничего не говорила, – промолвила Майя, не открывая глаз. Солнечные лучи падали на веки, делая их кроваво-красными и заставляя размышлять о генеалогии, династиях и собственном месте в семье. Майя распахнула глаза, перекатилась на живот и зарылась лицом в бедро Клер. – Вслух не говорила, – согласилась Клер, – но подумала. – Я всегда думаю, – важно сказала Майя. – Я вообще очень умная. За это ты меня и любишь. – Решение по этому вопросу еще не принято. – Клер положила ладонь на спину Майи, прижимая ее к земле. – Где бы ты ни была, возвращайся, возвращайся скорее. Куда бы мысли ни занесли Майю, в эту минуту она вернулась. Сейчас она здесь. И этого достаточно. Винную бутылку Майя обнаружила несколько дней спустя. За это время она пару раз перебросилась эсэмэсками с Грейс – в основном отвечала на слегка неуклюжие вопросы типа: Привет! Как школа? Бомбический отстой, – написала Майя и пожалела: после этого Грейс замолчала. Хоакину она не писала, но не потому, что не хотела. Просто не знала, что сказать. Трудно подобрать слова, когда тебя удочерили, а твой брат мотается по приемным семьям, и при этом понятно, что причины, по которым тебя выбрали, от тебя совершенно не зависят. Терзаться виной – глупо, порой твердила себе Майя, когда стрелки часов подползали к четырем утра, а отблески фар плыли по потолку сплошным потоком. Но потом она представляла себе маленького Хоакина, отчаянно ждущего семью, маму, хоть кого-нибудь, и сердце наливалось невыносимой тяжестью, которая пробивала путь наверх, к горлу, и начинала ее душить. На дне самой худшей части Майиной души, в самом темном уголке сознания таился страх, что подобное может произойти и с ней, и так же, как Хоакин, она не знала, каким образом от этого застраховаться. На уроке истории Европы в ее классе разыгрывали в лицах ход Великой французской революции (весьма кстати, подумалось Майе, учитывая количество тех, кого она с огромным удовольствием отправила бы на гильотину), и, поскольку актриса из нее была никакая, ей досталась роль костюмера. Легче легкого, решила Майя и отправилась наверх изучать содержимое маминого шкафа. Бутылка с вином (точнее, их было две, но одна не откупоренная, так что это не в счет) была спрятана в глубине шкафа, в голенище старого сапога. Увидев сапоги, Майя представила, как здорово в них будет смотреться исполнительница роли Марии-Антуанетты, кто бы ее ни играл. Сапоги оказались необычно тяжелыми, и когда Майя наконец их достала, на пол выкатилась бутылка мерло. Целую минуту Майя смотрела на нее, прежде чем сунула руку во второй сапог и извлекла оттуда наполовину опорожненную бутылку красного зинфанделя. Судя по этикетке, вино было самым дешевым, и это почему-то расстроило Майю еще больше. Если мама взялась прятать алкоголь в шкафу, могла бы, по крайней мере, купить что-то приличное, а не это пойло из ближайшей лавки. – Эй, – послышалось сзади. Майя развернулась так резко, что чуть не выронила бутылку. В дверях стояла Лорен. Стояла, оттянув нижнюю губу двумя пальцами. Майя ненавидела эту ее привычку. – Что ты тут делаешь? – осведомилась Лорен. – Ничего, – растерялась Майя. Разумеется, фразы глупее ляпнуть она не могла: ее застукали в родительской спальне, без спроса роющейся в мамином шкафу, да еще и с полупустой бутылкой вина в руке. – Ничего такого, – быстро поправилась она. Уже лучше. – Откуда у тебя вино? – поинтересовалась Лорен. – Ты пьешь? Разница в возрасте между ними составляла всего тринадцать месяцев, но Лорен была младшей. Майя чувствовала это нутром – так же, как чувствовала, что Грейс и Хоакин старше нее. Неважно, родные они по крови или нет; Майя в ответе за младшую сестру, она обязана защищать Лорен. – Выметайся, – приказала она. – Лорен, выметайся отсюда. Я не шучу. – Но почему ты… – Вон. – Майя вытянула в сторону двери руку с бутылкой (не самая удачная идея). – Господи, ты тут вообще ни при чем. Майя потом очень долго будет помнить выражение лица Лорен. В следующий раз, когда это выражение всплывет перед ее зажмуренными глазами в три часа ночи, одиночество покажется ей еще более тяжким. – Это… мамино? – спросила Лорен. Майя не ответила, лишь крепче стиснула бутылку. – Ты нашла ее в шкафу? – не отставала Лорен, а потом взяла и сбросила бомбу: – Я тоже нашла. В гараже. Услышав это, Майя показалась себе полной идиоткой. Вот она стоит посреди комнаты, держит в руках улику и одновременно пытается ее скрыть. – В старой хозяйственной сумке. Думаю, большую часть она выпила вчера, – добила Лорен. Долгие секунды сестры стояли, разделенные порогом, затем Лорен наконец вошла в комнату. – И еще одна бутылка спрятана внизу, в старой мультиварке, – сообщила она. Майя опустилась на кровать, ощутив внезапную слабость в ногах. – И давно ты знаешь, что она… – Примерно с месяц, может, больше. Точно не помню. – Почему мне не сказала? Лорен пожала плечами. – Ну, ты только-только познакомилась с Грейс и Хоакином, и… Не знаю, наверное, я не хотела тебя грузить. Тебе своих забот хватает. – Она села рядом и тоже сгорбилась. – Надо было сказать, – промолвила Майя после длинной паузы. – Зачем? – спросила Лорен, и Майя не нашлась с ответом. – Папа в курсе? – Нет, – Лорен качнула головой. – Папа вечно в разъездах, а в свободное время не проверяет мамины сапоги. – Как думаешь, она за руль садится? В смысле, после того… – Майя потрясла бутылкой. Она не привыкла вот так расспрашивать Лорен, потому что всегда была той сестрой, которая все знает, за все отвечает, устанавливает правила игры и определяет победителя. – Не знаю, – сказала Лорен, – вряд ли. Вчера она заезжала за мной в школу, выглядела нормально. Возможно, мама пьет за обедом, подумала Майя. Два бокала вина под салат и пару ломтиков хлеба. Такое легко скрыть. Сообразив, что все еще держит бутылку, она осторожно поставила ее на пол, словно боялась, что та вдруг лопнет и зальет ковер темными тайнами. – Спрячем обратно? – Дай сюда, – неожиданно сказала Лорен, и Майя послушно передала вино ей. Лорен куда-то вышла. Не дождавшись ее возвращения, Майя спустилась вниз и обнаружила сестру на кухне. Пробка в одной руке, бутылка – в другой. Перевернув сосуд вверх дном, Лорен сливала его содержимое в мойку. – Ты зачем… – изумленно начала Майя. – А что она сделает? – отозвалась Лорен. – Рассердится на нас за то, что мы уничтожили ее контрабанду? Ни за что. Она не сможет. Иначе ей придется признаться. Майя долго смотрела на сестру, потом принесла из спальни вторую бутылку. Лорен ее откупорила, и сестры вместе вылили вино в раковину, наблюдая, как оно закручивается воронкой и исчезает в сливном отверстии. После этого они открыли кран и смыли остатки. Когда в конце концов родители сделали официальное объявление, Майя особо не удивилась. Позднее она подумала, что это примерно как отдирать огромный кусок пластыря – заранее знаешь, что тебя ждет, но боль все равно адская. Она готовила домашнее задание по физике, когда в дверь постучали. Тем вечером в доме было тихо, слишком тихо; Майя четыре раза решала одну и ту же задачу, но ответ никак не сходился. Насколько же все паршиво, если мозги у нее соображают только на фоне родительских скандалов, подумала она. При таком раскладе, чтобы закончить школу, ей потребуется ежедневный ядерный взрыв, не меньше. Класс. Когда она сказала «войдите», дверь открылась. Мать и отец стояли на пороге, нервные и настороженные. Прямо как дети. С такими лицами Майя видела их впервые. Сзади топталась Лорен, и Майя не глядя в зеркало (или в свидетельство о рождении, если на то пошло) знала, что на ее собственном лице написано то же выражение, что и на сестрином. – Нам с папой нужно с вами поговорить, – сообщила мама. Лорен протолкалась через родителей и села на Майину кровать. Майя, которая в кои-то веки занималась за письменным столом, отодвинула стул и уселась рядом с Лорен. Внезапно ей остро захотелось, чтобы сейчас в этой комнате была и другая ее сестра. И брат. И Клер. Чтобы за ней стояла целая армия с мечами наизготовку. Но, конечно, никто не явился. – Может быть, лучше спустимся вниз? – Мамин голос звучал как-то полузадушенно. Майе показалось, что и ей на горло что-то давит, что в сердце заползает та самая тоска, которая обычно наваливается в три часа ночи. – Не волнуйтесь, – поспешно добавила мама, – мы просто хотим провести семейный совет. В последний раз семейный совет они проводили, когда Майе было восемь, а Лорен – семь, и младшая сестра обвинила старшую в убийстве золотой рыбки. (Майя и сегодня поклялась бы на целой стопке Библий, что не трогала эту мерзкую чешуйчатую тварь. Просто Лорен – параноик и не умеет ухаживать за рыбками, вот и все.) – Мне нужно уроки делать, – начала было Майя и мысленно вознесла молитву инерции. «Тело в состоянии покоя будет оставаться в покое, а тело в движении останется в движении, если на него не воздействует внешняя сила», – гласил учебник физики. Пусть все движется как движется. Семейные ссоры отвратительны, но постоянны и привычны. Майя не готова к переменам, не готова к тому, что придет на место прошлого. – Майя, пожалуйста, – сказала мама. Этого хватило. Внизу Майя и Лорен вместе сели на диванчик и стали внимать объяснениям родителей. «Вы знаете, что в последнее время мы не ладим».