Угодив под плотный огонь из орудий всех калибров и имея угрозу минной атаки с носовых курсовых углов с охватом флангов, Добротворский приказал рубить тросы тралов и отходить большим ходом на запад. Истребителям держаться правее крейсеров. На эсминцы возлагалась обязанность охраны от возможных внезапных выпадов противника. Сразу передали кодовую телеграмму «Авроре» с приказом на отход. Однако ответа не было, а отправить повторную депешу не успели из-за начавшихся помех. Отвернув к западу, крейсера начали резко маневрировать, прижимаясь ближе к северному берегу Осимы, чтобы не вылететь на камни банки Араидаси, пока не видимой где-то справа в стелющейся над самой водой дымке. Курс проложили, ориентируясь по трофейной карте, на которой указывались приличные глубины на этом маршруте отхода. Хорошо видимый берег слева позволял уверенно держать курс, не опасаясь подводных препятствий. Вскоре из-за Осимы показался островок Ката. Крейсера тут же повернули в пролив между ним и западным берегом Осимы. Это окончательно вывело их из-под обстрела пушек с мыса Кого и от бухты Омодака. Вспышки выстрелов с батарей еще были видны какое-то время, но прицельной эту стрельбу в туман назвать было уже никак нельзя. На обстрел не отвечали, но орудия держали в готовности, в любой момент ожидая появления новых групп миноносцев. Тем временем миноносцы, атаковавшие с северных румбов, из-за огня своих батарей вынужденные огибать каменистую отмель Араидаси с севера, а потом с запада, не смогли приблизиться и вскоре пропали из вида где-то справа по корме. Поскольку явной угрозы атаки в данный момент не было, на отходе попытались возобновить обстрел стоянки транспортов, уже почти невидимой в дымке, заметно уплотнявшейся в сторону берега. Но резкие уходы от накрытий постоянно сбивали пристрелку. Избежать повреждений считалось гораздо более важным, чем закатать пару снарядов в очередной пароход, и стрельбу быстро задробили. Берег Оси-мы был совсем близко слева по борту. Там, среди изъеденных ветром и эрозией красивых скал, поросших соснами, обнаружили позиции двух новых, еще только строящихся батарей. Они выделялись на северном и северо-западном склонах горы Шимодаке. Их площадки были очищены от леса, и начатые орудийные дворики хорошо просматривались с воды. С мостиков «Богатыря» и «Светланы» даже без биноклей насчитали по шесть почти готовых позиций на каждой из батарей. Причем одно орудие, судя по щиту, длине и профилю ствола, скорострельная шестидюймовка Армстронга, уже стояло на фундаменте. У самого выхода из пролива разглядели небольшую пристань, уже почти скрывшуюся за скалами, возле которой стояла угловатая баржа, а на самой пристани и возле нее повозки, вероятно обеспечивавшие снабжение строившихся укреплений. По ним дали несколько залпов из трехдюймовок вперемешку с обычными снарядами и шрапнелью с трубкой, выставленной на картечь. Но результатов снова не видели, поскольку цель почти сразу закрыло дымом сгоревшего пороха от сработавших с явным недолетом шрапнелей. В этот момент со стороны входа в Сасебскую бухту показались дымы нескольких приближавшихся крупных паровых судов, еще скрытых мглой. Кроме того, японские миноносцы, пропавшие было из вида, появились снова и даже начали нагонять крейсера с кормовых углов правого борта. В таких условиях, несмотря на то что ни одного судна так потопить и не удалось, Добротворский решил не рисковать и отходить полным ходом на юго-запад вдоль самого берега, продолжая разведку побережья Осимы и Какиноуры. Так было меньше шансов выскочить на мины оборонительных японских заграждений, вряд ли начинавшихся у самых скал. О том, что с началом боевых действий японцами минировались подходы к их главным базам, было известно давно. Но где ставили мины, сведений не было, только карта с «Малазиен». Но она могла уже устареть. К тому же на ней не были отмечены никакие заграждения, только маяки и навигационные знаки у входа в залив да несколько районов, просто запрещенных для плавания без лоцмана. На западной оконечности Какиноуры вскоре были обнаружены еще две площадки под батареи. Их выдавали хорошо заметные, еще не законченные вырубки на склонах. Обо всем, что видели, хотели отправить телеграмму командующему, но передачу немедленно забили японцы, так что доложить о результатах рейда удалось лишь после восьми утра, когда почти вышли к точке, где расстались с броненосцами, отогнав попутно к северу два дозорных парохода. Вероятно, это были те самые суда, что видели ночью. Причем все это время японские миноносцы висели на хвосте, а за ними прилично дымил еще кто-то, не видимый за горизонтом. Как только исчезли помехи, связались с «Авророй». Выяснилось, что Егорьев все еще маневрировал у северного устья Хирагского пролива, уничтожая мелкий прибрежный каботаж. Телеграммы с приказом о прекращении поиска на крейсере не получали. Боевых кораблей противника не наблюдали. «Авроре» приказали немедленно отходить, после чего запросили обстановку с Цусимы. Спустя полчаса был получен ответ, что вокруг Цусимских островов противника не видят, за исключением обычных дозоров у Цусима-зунда. Вероятно, большие японские крейсера все еще не вернулись от Цугару. Однако не исключалась возможность, что они могли пройти восточнее или западнее островов. Видимость не превышала пятнадцати – семнадцати миль, так что контролировать передвижения вдоль Корейского берега аэростаты из Озаки и Окочи сегодня не могли. Покинув окрестности Сасебо, крейсера и миноносцы почти сразу повернули к Фукуэ, распугивая по пути многочисленные рыбацкие флотилии и загоняя под берег небольшие каботажные парусники с характерной японской оснасткой. Там планировалось встретиться с «Авророй» и, если представится возможность, провести поиск транспортов, возможно, скрывающихся в удобной бухте Томиэ. Главным преимуществом такой позиции было то, что, маневрируя в этом районе, можно было попутно с осмотром рейда своевременно обнаружить японцев, если они всем флотом уже движутся от Мозампо, и предупредить наши броненосные отряды, действующие у Нагасаки. Справа проплывали один за другим гористые острова архипелага Гото. В многочисленных проливах между ними и укромных бухточках наверняка можно было кого-нибудь найти. Но, скорее всего, это будет обычная прибрежная мелочь, на которую не стоило сейчас тратить время. И все же, когда справа по курсу в полной красе открылся остров Коба, Добротворский дал «добро» Матусевичу на осмотр пролива между ним и островом Нару. Там могли оказаться достойные цели и для торпед. На траверзе мыса Нараго эсминцы покинули свое место в голове колонны и ушли вправо. Насколько можно было видеть с мостиков и марсов «Богатыря» и «Светланы», пролив был пуст. Но кто-то вполне мог стоять в бухте, образованной южной оконечностью острова Каба и лежащим западнее островком Тсубуро. Резво бежавшие по волнам на запад три эсминца быстро скрылись за мысом Нотокезаки, удалившись к этому времени от крейсеров на пять миль. Еще до того, как остров Коба оказался на траверзе крейсеров, из-за него вышли сразу несколько небольших парусных судов, рванувших в сторону пролива между островами Хисака и Фукуэ. Скоро оттуда донеслись хлопки выстрелов миноносных скорострелок, но самих миноносцев видно не было. Никаких сигналов тревоги и запросов помощи тоже не видели, но, на всякий случай, решили держаться поближе и повернули на северо-запад. До парусников было более сорока кабельтовых, так что стрелять даже не пытались, хотя дистанция сокращалась. В этом, как оказалось, необходимости и не было. Так и не добравшись до пролива, суденышки выбросились на отмель под восточным берегом острова Татара. В бинокли было хорошо видно, как с накренившихся у каменистого пляжика шхун в спешке прыгали в воду люди. Почти сразу после этого показались и наши миноносцы, все еще бившие из всех пушек куда-то себе за корму. Видя, что ответного огня нет и им ничего не угрожает, крейсера легли на прежний курс. С них уже видели впереди конус вулкана Хинодаке и гораздо меньший Мидаке, на плоском полуострове, ограничивающем с востока бухту Томиэ, а также небольшие скалистые вулканические острова у ее входа. Сам остров Фукуэ возвышался бирюзовой громадой правее. Никаких дымов на горизонте видно не было, а вот в бухте торчали мачты нескольких довольно крупных судов. Получив доклад от подошедших миноносцев о разгроме стоянки небольших парусников, начальник отряда сразу отправил их на осмотр бухты Томиэ, двинувшись на крейсерах в обход островов у ее входа. Миноносцам было явно проще орудовать в не слишком большой гавани с отмелями в ней самой и на восточных подходах. А крейсера, обойдя острова и держась все время на дальности уверенного огня на поражение, могли надежно прикрыть их, заняв позицию к югу. Не имевший никакой береговой обороны рейд Томиэ был быстро осмотрен истребителями, чувствовавшими себя вполне комфортно, постоянно видя мачты, дымы, а иногда и показывавшиеся между скалами силуэты своих крейсеров всего в двух-трех милях южнее. С ними поддерживалась связь при помощи ратьера, так что все новости Добротворский узнавал незамедлительно. Убедившись, что никакого сопротивления в бухте нет, он отправил «Светлану» на разведку еще дальше к югу, а подошедшая «Аврора» тем временем удалилась на пятнадцать миль в направлении Квельпарта и маневрировала западнее южной оконечности острова Фукуэ в поисках дозорных или разведывательных судов противника. О ее месте можно было судить по перемещениям дыма на горизонте да по принимаемым, иногда сквозь помехи, докладам по радио. На рейде Томиэ обнаружили четыре японских парохода, один большой английский и три норвежских, а также восемь парусных судов. Большинство из них уничтожили действиями призовых команд. Два японских суда были загружены предметами снабжения для японской армии в Маньчжурии, англичанин вез целлюлозу, смазочные масла и порох, а потомки викингов – уголь в Сасебо. Стоявшие немного в стороне два небольших японских угольных парохода, обеспечивавших бункеровку дозорных судов, взяли в качестве призов. Так же как и три совсем новых шхуны тонн под сто водоизмещения с мясными консервами и рисом на борту. Трофеи догрузили изъятым маслом в бочках с англичанина и потом вместе с флотом привели на Цусиму. Экипажи с норвежцев скрылись на берегу, а с английского парохода все люди были перевезены на «Богатырь», где Добротворский в беседе с капитаном выяснил, что судно шло из Роззайта изначально с контрабандным грузом. В Сингапуре приняли на борт еще и машинное масло в бочках. Последняя бункеровка была в Шанхае, после чего на переходе в Сасебо из-за тревоги, вызванной появлением русского флота, пароход направили на рейд Томиэ до дальнейших распоряжений. Кроме своего маршрута, англичанин охотно рассказал также и о норвежских судах, посетовав, что скандинавы в последнее время здорово потеснили на европейско-японских линиях всех остальных морских перевозчиков, в том числе и «просвещенных мореплавателей». Также он поведал о перекупке японцами целиком груженных пароходов в Шанхае на английские кредиты. Он сам лично видел там шесть бывших норвежских, английских и немецких судов, ожидавших японские команды для дальнейшего следования в Японию, Китай и Корею. Своих транспортов японцам уже не хватало, поскольку значительная часть торгового тоннажа была мобилизована для несения охранной службы вдоль побережья. Страна восходящего солнца оказалась явно не готова к ведению затяжной войны, да еще и в своих водах. В ходе разговора англичанин обмолвился и о вновь сложившихся путях следования контрабанды из Америки в японские порты через Марианские острова с южных направлений, что позволяло избежать переходов вдоль японских берегов, считавшихся уже небезопасными. Он сам знал об этом, потому что имел много знакомых в других фирмах. По их рассказам выходило, что некоторые английские пароходные компании начали отправлять свои суда из европейских портов в Японию именно этим маршрутом через Тихий океан, так как это считается безопасней. Словоохотливость капитана объяснялась, вероятно, тем, что еще до отъезда со своего судна он почти ополовинил большую бутылку виски. А едва добравшись до крейсера, был намерен продолжить начатое со своим помощником и механиком. При этом он совершенно не выглядел расстроенным потерей парохода. Скорее даже наоборот. На вопрос Добротворского, что за повод у почтенного шкипера для выпивки, последовал ответ, что русские, по сути, сделали его богатым. Из-за роста стоимости страховок грузов, идущих в Страну восходящего солнца, большим компаниям, таким, как «Макинтайр Бразерс Компани», которой принадлежал догорающий сейчас на рейде старый транспорт, стало невыгодно страховать свои суда на этих рейсах от своего имени, и руководство фирмы во время бункеровки в Гонконге фиктивно продало пароход капитану, оформив страховку на него, как на частного перевозчика. Это оказалось намного дешевле. По условиям контракта, доставка груза оплачивалась японским правительством сразу после достижения японских берегов. Придя в Томиэ, шустрый англичанин успел отметиться в береговой охране, что подтверждало достижение Японии. Одновременно потопление судна русским флотом гарантировало получение солидной страховой премии, причем не фирмой, а именно шкипером. При этом, согласно тайному соглашению, изрядная часть этой суммы оставалась у капитана, как лично рисковавшего своей жизнью. Все вместе это больше чем в десять раз превышало ожидаемый доход для него самого и для его команды от этого рейса, даже со всеми выплатами за риск. К тому же русские теперь быстро и совершенно бесплатно вывозили его и его людей из осажденной Японии, что в последнее время, как он слышал от знающих людей, тоже стало достаточно волокитным, дорогим и рискованным делом. Конечно, о том, что возвращение из Японии будет бесплатным, он и его команда распространяться не собирались. Пока шел разговор с капитаном, эсминцы показались из-за острова Куросима. Позади них в небо вставали дымные столбы горевших судов. День клонился к вечеру. Здесь больше делать было нечего, оставалось собрать отряд и найти главные силы. «Аврору» вызвали телеграммой, а к югу пришлось слать гонцов, поскольку вызов остался без ответа. Зачистив Томиэ и не обнаружив более никого, кроме многочисленной парусной мелочи, забившейся в мелководные бухты и заливчики, имевшиеся в округе, все три эсминца резво побежали к югу, где по поднятому над «Светланой» змею с вымпелом быстро нашли крейсер капитана первого ранга Шеина, не отвечавший на вызовы флагмана, но уже двигавшийся к назначенной точке встречи. Выяснилось, что на нем вышел из строя передатчик. Телеграммы принимались исправно, а вот ответить не могли. За два часа до заката, связавшись с флагманом флота, Добротворский повел свой разросшийся из-за трофеев отряд и охранявшие его миноносцы навстречу с броненосцами. Тут на палубе под мостиком снова появился английский капитан. Он явно не собирался трезветь, но благосклонности к нашим морякам, видимо, еще не потерял. Заплетающимся языком шкипер потребовал командира, а когда Добротворский вышел из ходовой рубки, поинтересовался: что тот намерен делать с японской радиостанцией в селении Гото? Не моргнув глазом начальник отряда ответил, что уже послал эсминцы ее уничтожить. Удовлетворенно кивнув и усмехнувшись чему-то своему, англичанин ушел на удивление твердой походкой, а Матусевичу, получившему семафором новый приказ, пришлось разворачиваться и гнать свои миноносцы обратно к японскому берегу. Никаких возражений всех присутствовавших в этот момент на мостике о слишком большом риске начальство не принимало в расчет. Судя по всему, лимит удачи на сегодня был уже выбран. Хотя воды у южной оконечности Фукуэ наши миноносцы исходили вдоль и поперек еще засветло, в сумерках подобраться к скалистому берегу оказалось делом, весьма опасным. Когда уже показались поблескивавшие в лунном свете растяжки радиоантенн между мачтами на холмах севернее селения, торчавшие над сосновыми зарослями, «Безупречный», шедший головным, задел левым винтом за подводное препятствие. Шли самым малым ходом, все время бросая лоты с обоих бортов. Глубины превышали пять саженей, поэтому довольно сильный удар оказался неожиданным. Размышления над тем, как разрушить станцию, находившуюся, как выяснилось, не меньше чем в трех верстах от полосы прибоя, сменились более насущными. Машины на всех эсминцах сразу остановили, спустив шлюпки и начав тщательный промер глубин вокруг. Выяснилось, что задели камень, который был здесь не один. Отряд находился на банке, обмелевшей с отливом. Выход с нее нащупали с трудом. Когда уже начали осторожно выбираться задним ходом, с близкого берега грянул ружейный залп. Потом сразу еще один. Ответным огнем с миноносцев накрыли позиции стрелков, но обстрел не прекратился. За полчаса, что потребовались для выхода на глубокую воду, на палубах и в шлюпках были убиты четверо матросов, а еще семеро, в том числе один офицер, ранены. К этому времени стало совершенно ясно, что задачу выполнить невозможно. Но неприятности на этом не кончились. Уже на отходе отряд обстреляли какие-то неизвестные суда, появившиеся из-за острова Янео и быстро снова скрывшиеся за ним. При этом «Блестящий» получил снаряд в третью кочегарку и потерял ход. Его взял на буксир «Быстрый», а «Безупречный» под одной машиной прикрывал отход. Утратившие былую резвость, эсминцы потащились к главным силам, в любой момент ожидая нового нападения. Радио не действовало из-за усилившихся помех. Ракетами звать на помощь не рискнули, так как японцы были ближе, чем свои, и пришли бы раньше. Так и пробирались до утра, латая дыры в бортах да чиня то, до чего могли дотянуться. После полуночи «Блестящий» смог дать ход сам, но до полной мощности машины заметно не дотягивали. Тем временем крейсера уже в густых вечерних сумерках встретились с броненосцами. Вспыхнувшую незадолго до этого стрельбу на севере с них слышали, но, не видя сигналов тревоги, чем-то из ряда вон выходящим или опасным не посчитали. Объединившись, отряды перестроились в боевой походный ордер с завесой из крейсеров впереди, после чего, выбросив белые туманные буи, двинулись на Цусиму максимально возможным ходом, поскольку переход до Владивостока к этому времени стал уже невозможен. * * * Пока крейсера шумели у Сасебо, главной японской базы на театре боевых действий, Рожественский со своими пятью броненосцами и «Донским» занимался Нагасаки. С японскими дальними дозорами, если они и имелись, удалось разминуться незаметно. По крайней мере, все надеялись на это, так как никаких сигналов по радио или светом отмечено не было. Достигнув еще в темноте западного берега полуострова Носиноноги у бухты Мие, пройдя след в след за крейсерами, по сути обеспечившими разведку маршрута, повернули на юго-запад, осторожно обойдя банку Харисоне и остров Кагура. Пена с грохотом разбивавшихся о его скалы волн была заметна довольно хорошо, а трофейная карта позволяла держаться максимально близко к берегу, что снова давало шансы миновать дозоры, прикрывавшие северные подходы к Нагасаки. От острова Кагура двинулись на мыс Рюгасаки, а потом на Фукудасаки. На этом пути рифов и отмелей уже не было. Так, пройдя вдоль самого побережья, на рассвете увидели впереди по курсу вершину горы Хатиро, возвышавшуюся уже южнее Нагасаки. Взяв чуть правее, чтобы обойти с запада скалы Мацусима и Наконосима, внезапно появились у фортов порта с северо-востока, со стороны Сасебо. Далее Рожественский спокойно и обстоятельно выявил, а затем, рывком сократив дистанцию и введя в дело все калибры, на все сто процентов воспользовавшись подавляющим превосходством в огневой производительности своей артиллерии, подавил одну за другой все японские батареи. Крепость Татибана пала, не нанеся серьезного урона атакующей стороне. При этом русские применили новую тактику. Не имея возможности корректировать огонь с воздуха и ощущая недостаток боеприпасов, броненосцы и старый крейсер решительно сблизились сначала с укреплениями на острове Иосима, а потом на Каминосиме, прикрывавших подходы к проливу, ведущему в бухту Нагасаки. После чего, каждый раз стопоря машины, быстро забросали их заранее подготовленными по дистанции сегментными снарядами из скорострелок и тяжелых орудий и градом шрапнелей. Остававшиеся в погребах немногочисленные фугасы и бронебои берегли на случай боя с японским флотом, поэтому ими дали лишь несколько пристрелочных залпов. При этом от ответного огня незначительно пострадал флагманский «Орел». Но, несмотря на начавшийся на борту пожар, боеспособности он не потерял, сохранив свое ведущее место в строю до окончания перестрелки. Броня пробита не была, артиллерия и механизмы не пострадали. Малая дистанция позволяла хорошо видеть японские укрепления, а также наблюдать результативность своего огня. Несмотря на некоторые доработки запальных трубок и стрельбу половинными зарядами, что заметно снижало скорость полета снарядов, увеличивая угол падения, разброс по времени срабатывания взрывателей был слишком большим, от чего страдала результативность огня. Заметных разрушений на фортах отмечено не было, но орудия стрелять перестали. Расход боекомплекта оказался несколько большим, чем при использовании фугасных бомб, несмотря на меньшую дистанцию стрельбы. По итогам этого боя признали воздействие подобных снарядов всех калибров даже по неподвижным береговым целям явно недостаточным, что подтвердилось затем опросом пленных, доставленных десантными партиями. Стоявший брандвахтой у островка Накано, почти на входе в пролив, старый корвет «Конго» и небольшая канонерка (похоже, из китайских трофеев), в бою не участвовали и поспешно скрылись в глубине бухты, сопровождая уходившие туда из-за острова Кояги тяжело груженные пароходы. Занятые фортами броненосцы и крейсер не смогли уделить им должного внимания, хотя соблазн закатать по таким «жирным» целям пару залпов был большой. Ожидавшейся сразу вслед за этим атаки миноносцев или других сторожевых судов, как у Осакского залива, не последовало. Это вызвало некоторую скованность в дальнейших действиях, так как на подходах к порту их тоже не встретили, а по данным разведки здесь миноносцев было не менее четырех штук. Только после опроса пленных выяснилось, что все они еще в начале июня были переведены в Мозампо для несения патрульной службы. Подавив батареи и продолжая утюжить японские укрепления шрапнелью из трехдюймовок вплоть до высадки на берег штурмовых групп, Рожественский, после короткого совещания с Йссеном, отправил в гавань порта все три его броненосца береговой обороны, так как другого способа добраться до укрывшихся там пароходов не было. Довольствоваться оставленными у берегов Окиносимы и Коягисимы к востоку и западу от пролива Онако-Сето несколькими старыми небольшими транспортами и десятком каботажных шхун он не собирался. Оба больших броненосца остались маневрировать у островов в паре миль от входа в Нагасаки-ван, что позволяло быстро прикрыть малые броненосцы в случае необходимости. Десантные партии с них довольно скоро переключились на осмотр брошенных судов, едва успев взорвать на батареях погреба и уцелевшие пушки, а также маяк на северной оконечности Иосимы. На свои корабли вернулись только те, кто сопровождал пленных. К шлюпкам отступали уже под ружейным огнем непонятно откуда взявшихся саперных рот. Вытащить всех своих раненых и убитых удалось только благодаря плотному прикрытию с броненосцев и пулеметам, открывшим огонь из шлюпок. Из уцелевших артиллеристов захватили с собой лишь офицеров. Остальных пушкарей связали и оставили на позициях, наспех перевязав своих и японских раненых. Из-за катастрофической нехватки легких сил для осмотра южных выходов из проливов Кояги-Сето и Онако-Сето с началом боя выслали «Корею». С транспорта обнаружили и потопили там три шхуны, направлявшиеся к порту. Команды приняли на борт вместе со шлюпками. После этого «Корея» двинулся к островку Хасима, скрывавшемуся за зеленым массивом Такашимы на юго-западе. Приблизившись к этому рифу, всего в 480 метров длиной и 160 шириной, принадлежащему компании «Мицубиси» и заселенному шахтерами, добывающими уголь, открыли огонь по надземным строениям шахты и стоявшим у пристани и на якорях поблизости от нее угольным шхунам, таким же, как и три уничтоженные ранее. Замызганных, грязных посудин оказалось неожиданно много. Их мачты с убранными, черными от въевшейся угольной пыли парусами загораживали в несколько рядов основательную каменную пристань на южной оконечности рифа, совершенно не вязавшуюся с крохотными размерами островка, так что пострелять довелось изрядно. Покончив с этим, перешли к мысу Махана. Далее, до окончания дела курсируя в виду дымов эскадры и прикрывая ее от возможных атак с тыла, вооруженный пароход нес дозор на северо-западных подходах к Нагасаки. За время дежурства с него дважды обнаруживали дымы и мачты больших судов, подходивших с запада, но, вероятно, услышав грохот канонады, быстро разворачивавшихся и скрывавшихся на юге. Несколько раз видели паруса, но потопить кого-то еще или взять приза не удалось. Броненосцы береговой обороны, тем временем медленно втягиваясь в узкий входной канал, хорошо знакомый нашим морякам по многочисленным зимовкам в этом порту и заходам для ремонта в местных доках, угодили под шрапнель с полевых батарей, развернутых где-то на южных склонах горы Томати. Ни обнаружить, ни, тем более, достать их никак не могли. Оставалось только терпеть, убрав людей с открытых постов. Впрочем, вскоре японцы перестали доставать, так и не добившись реальных результатов. Тут появилась и первая цель для артиллерии. Впереди по курсу обнаружили корабль береговой обороны «Конго», открывший огонь стоя на якоре возле верфи. Его быстро прикончили огнем стодвадцаток и трехдюймовок с «Ушакова» и «Апраксина». Дальше вся бухта просматривалась насквозь. Никаких боевых кораблей в ней не было, так что ожидавшейся атаки так и не последовало, о чем сообщили ракетным сигналом и немедленно начали действовать. Примерно к полудню в самой гавани Нагасаки были затоплены и сожжены четырнадцать японских пароходов, восемь крупных парусных судов и два нейтральных транспорта. Итальянский «Торричелли» имел неосторожность привезти в Японию нефтепродукты и химикаты, необходимые для производства взрывчатки, а норвежский «Тор», помимо прочих грузов, был забит под крышки трюмов немецким телеграфным проводом. Поскольку дело было в японском порту, спасением команд никто не озадачивался, что заметно ускоряло процедуру. После того, как был поднят сигнал всем экипажам покинуть суда, иностранцы, и не только, подняли флаги нейтральных стран, но шлюпок никто не спускал. С «Тора» замахали флажками, высказывая протест против действий русских кораблей в порту с судами нейтральных держав. В ответ с броненосцев дали несколько предупредительных выстрелов из трехдюймовок в воду под его бортом. Это заметно прибавило прыти всем экипажам в паковании чемоданов. Пароходы после беглого осмотра и поиска документов в основном поджигали, реже подрывали пироксилиновыми патронами или трофейным динамитом, найденным на одном из «японцев». Только когда вся взрывчатка кончилась, три оставшихся и уже горевших судна расстреляли в упор из пушек в ватерлинию. Легко переносимое и ценное, типа артиллерийских прицелов, динамитных шашек и жестянок с керосином или газолином, по возможности переправлялось на броненосцы береговой обороны или же сразу применялось на месте. Больше всего хлопот возникло при перевозке пятидесяти бочек газолина, обнаруженных на «итальянце». Их было приказано обязательно доставить на эскадру. Бензин на Цусиме уже стал дефицитом, а того, что набрали с «Метеора» и перевезли на «Корею» еще на Окинаве, явно надолго не хватит, так что лишними и эти полсотни емкостей точно не будут. Очаги сопротивления на берегу в виде периодического ружейно-пулеметного огня быстро подавлялись стрельбой скорострелок противоминных калибров броненосцев береговой обороны, а обнаружившаяся у угольной пристани канонерка была сразу разбита, едва успев дать несколько выстрелов из своих малокалиберных пушек. Одновременно с высадкой групп для осмотров судов малые броненосцы ошвартовались к причалам верфи и прямо под начинавшимся шрапнельным обстрелом с полевых батарей, развернутых на противоположном берегу бухты где-то за городом, высадили свои десантные роты. Такой наглости от нас явно не ждали, и отбиваться оказалось некому. Десантники, разгоняя рабочих стрельбой в воздух, действуя нагло и быстро, разрушили подрывными зарядами шлюзы и механизмы доков, подожгли строения вокруг них, а все, что стояло внутри, тоже подожгли и привели в негодность. Затем, после подвоза катерами все той же трофейной взрывчатки, взорвали котлы, машины и корпуса достраивавшихся на плаву миноносцев. Слипы со строившимися кораблями, огороженные высокими деревянными лесами, заготовленные пиломатериалы и прочее дерево, так же как и эллинги верфи, облили остававшимся керосином в нескольких местах и подожгли, сразу вернувшись на корабли. Пришлось спешно эвакуироваться, так как охрана верфи, усиленная гардемаринами Военно-морской школы Кайгун Хейгако, пришла в себя и яростно атаковала, укрываясь за строениями, мало доступная для пулеметного и артиллерийского огня с кораблей. Так как керосина было мало, а японцы тут же бросились тушить, серьезного пожара не возникло. Тогда Йессен обстрелял верфь главным калибром, перейдя затем на беспокоящий огонь шрапнелью. Только после этого наконец-то образовалось несколько быстро разраставшихся очагов горения. А уже «под занавес» «Сенявин» и «Апраксин» вытянули два плавучих дока к входу в бухту и затопили их на фарватере в самом узком месте под горой Томати. Значительная глубина, превышавшая двадцать метров, с лихвой компенсировалась громоздкостью затопленных сооружений, многократно простреленных насквозь бронебоями из стодвадцаток и трехдюймовок в упор. Портовые строения, железнодорожную станцию и мастерские даже обстреливать не стали, из-за недостатка снарядов в погребах, поэтому разрушений там не было. Многочисленные небольшие вспомогательные портовые суда, деревянную парусную мелочь, скопившуюся в мелководной восточной части бухты, достать уже не смогли, да, в общем, и не пытались. В самом порту десант не высаживали. Не хватало людей, а противодействие со стороны гарнизона уже было серьезное.