Отряд сбился в кучу, но, благодаря тому, что шли разомкнутым строем, обошлось без столкновений. Сразу начали промерять глубину. Со всех броненосцев бросали лоты, но до дна оказалось более полутора сотен футов. Поняв, что мель уже позади, снова дали ход, опять вытягиваясь в колонну и положив право руля. С головного «Ушакова» постоянно бросали лот. Вытравливая линь на сорок – пятьдесят футов, дна не доставали. Постепенно набирали скорость. Когда она дошла до 8 узлов, уже успели развернуться на обратный курс. Начальник отряда приказал хода больше пока не добавлять и идти обратно след в след. В момент завершения разворота сигнальным прожектором с «колбасы» было передано сообщение о начале атаки японских миноносцев и курсе противника. Получив доклад сигнальщиков об этом, Йессен все же не отменил своего распоряжения о движении малым ходом. Его отряд уже шел наперерез японцам, но очень медленно. Глубины все еще были большими. Вероятно, давешнее мутное пятно отметило лишь небольшую приподнятую банку или узкую гряду. Теперь она была где-то впереди, причем недалеко. Хотя отряд просто полз вперед, поддержку главным силам все же оказал. Как только из артиллерийских рубок смогли разглядеть противника, броненосцы береговой обороны открыли огонь из всех орудий. Но из-за значительной дальности, он лишь пугал противника, не нанося ущерба. Когда Йессена обогнали наши истребители, начавшие сразу отжимать японцев от отходящих на северо-запад к транспортам больших броненосцев, стрельбу задробили. Эстафету сразу подхватили эсминцы, окутавшиеся клубами порохового дыма от частых залпов своих скорострелок. С мостика головного «Ушакова» хорошо видели, как «Николай» и «Наварин» яростно отстреливались правым бортом от японских миноносцев, постепенно нагонявших их, невзирая на ясно различимые попадания и не прекращавшиеся плотные накрытия двух головных. В то время как всеми калибрами левого борта оба «антиквара» не прекращали обстрела берега. Распределение целей явно положительно сказалось на точности огня, даже несмотря на уменьшение числа стволов артиллерии, задействованных в отражении нападения. Под частым и точным обстрелом противник упорно продолжал свою безнадежную атаку, пока все четыре миноносца, один за одним, не были остановлены прямыми попаданиями задолго до выхода на дистанцию минного залпа. Вскоре после этого броненосцы Йессена миновали опасное место, глубины на котором были всего в 30–35 футов. Это действительно оказалась крутая и короткая гряда, располагавшаяся, вероятно, поперек направления движения броненосцев береговой обороны. Вышедший на проверенную глубокую воду отряд сразу дал полный ход и возобновил огонь, пройдя в 15–16 кабельтовых правее доблестно погибавшего японского отряда, а подоспевшие эсминцы добили их огнем своих пушек в упор и подобрали остатки экипажей. Разделавшись с миноносцами, русские отряды броненосцев снова объединились, держась вне зоны досягаемости с японских фортов западного берега входного канала гавани Майдзуру. После чего «Николай» начал выводить всю колонну на очередной боевой галс. С мыса Бакути уже никто не стрелял. «Колыме» было приказано вернуться на позицию в миле за флагманом и снова корректировать огонь. В половине второго возобновился обстрел наиболее опасных батарей на мысе Канега. Зная их расположение, Небогатов открыл огонь с приличной дистанции, вынудив противника отвечать из тех немногих орудий, что могли стрелять так далеко. Огневое превосходство русской эскадры над ними было подавляющим. Быстро пристрелявшись, снова развили высокий темп стрельбы. Поскольку ответные залпы казались почти безопасными, от маневрирования отказались вовсе, снизив ход для создания оптимальных условий действия своей артиллерии. При этом с каждым разворотом на очередной галс подходили все ближе и ближе, вскоре вновь задействовав шрапнель. Малые броненосцы с самого начала боя стреляли из главного калибра половинными зарядами, так как дистанция все время была не слишком большой для современных орудий и имелась возможность экономить ресурс итак сильно расстрелянных стволов. При этом обнаружились вполне ожидаемые расхождения реальной баллистики орудий с таблицами, полученными практической стрельбой таких же береговых пушек уже во Владивостоке, являвшиеся неизбежным следствием сильного износа. Наибольшей точностью из всех троих, как показала практика, обладали башни «Апраксина» Спустя 40 минут с берега уже не отвечали. Попаданий в русские корабли больше не было. Судя по всему, японцы на мысе Канега так и не смогли толком оправиться от первого обстрела, так как после возобновления дуэли стреляли редко, и им не удалось добиться даже полноценного накрытия. К этому времени подошли оставшиеся четыре истребителя из Цуруга, и капитан второго ранга Матусевич, подойдя к борту «Николая», доложил через мегафон, что в японском порту и на подходах к нему не было никакой береговой обороны, если не считать вооруженного одной пушкой небольшого сторожевого парохода, быстро потопленного миноносцами. Сопротивление гарнизона удалось быстро подавить огнем орудий с пароходов и истребителей и последовавшей высадкой десанта прямо на причалы. Судя по всему в гарнизоне не было регулярных армейских частей, только тыловики, полицейские формирования и ополченцы, кое-как вооруженные. Обнаруженные в гавани порта шесть больших шхун и старый каботажный пароход затопили у причальной стенки, так как ни на одном судне не было достаточного количества припасов для перехода во Владивосток. Три буксирных парохода различных размеров и годов спуска на воду, от деревянного колесного тонн в триста до двухтрубного стального с еще не поцарапанными бортами, тонн под пятьсот, вывели на фарватер и там прикончили, взорвав механизмы. Все они стояли с холодными машинами, а разводить пары не стали, опасаясь не успеть. Все баржи, боты и прочие вспомогательные плавсредства были затоплены или сожжены. Рельсовые пути в порту подорваны, а портовые склады и склады угля также подожжены. Столбы дыма от этих пожаров теперь уже были видны и от Майдзуру. Десант, к моменту выхода эсминцев, заканчивал погрузку трофейных рыбных консервов, риса, конского фуража, кое-какой оснастки из портовых мастерских и машинного масла в бочках на пароходы, которые должны вернуться к эскадре до наступления темноты. Там же прихватили несколько весельных шлюпок в хорошем состоянии и даже два паровых катера, уже размещенных на палубах транспортов. Столь длинный список добычи для молниеносного набега весьма удивил всех, кто слышал доклад Матусевича. Было совершенно непонятно, когда успели все это найти и стащить оттуда, где оно лежало до нашего прихода. Но, если учесть, что командам пароходов и размещенной на них пехоте в захвате призов и новых трофеев участвовать более не «светит», понять их было можно. Свой пай от «призовых» они теперь уже заработали. Хотя с берега, со стороны Майдзуру, уже не стреляли, русские броненосцы периодически открывали беспокоящий шрапнельный огонь по японским позициям, маневрируя всего в миле от входного канала. На мысах и в районе города и порта не было видно никакой активности противника. Это поначалу вызвало некоторую растерянность среди командования. Боялись поверить в то, что современные форты Майдзуру, совсем еще недавней постройки, удалось подавить за столь короткое время. Йессен просил разрешения подойти своим отрядом ближе к входным мысам, чтобы лучше рассмотреть, что же там происходит, но Небогатов решил сделать это лично, двинув к проходу самый защищенный из всех «Николай». Под прикрытием шрапнели удалось беспрепятственно сблизиться с мысом Бакути до трех кабельтовых. Теперь даже без биноклей была хорошо видна гаубичная батарея на его северной оконечности, с торчащими в небо неподвижными стволами тяжелых пушек в трех двухорудийных двориках. Все остальные форты с этой позиции уже можно было прекрасно рассмотреть в бинокль. Они тоже выглядели совершенно брошенными. Отбиваться от нас никто больше не пытался. Ввиду полного, но явно временного, отсутствия противодействия противника, Небогатов подозвал остальные суда своей группы, распорядившись немедленно приступить к высадке штурмовых отрядов для осмотра разрушенных укреплений на входных мысах. С «Николая» начали спускать обе имевшиеся на нем шлюпки для скорейшей высадки на берег своей штурмовой роты. Пароходы по сигналу приблизились к броненосцам, но держались в отдалении немного мористее, чтобы не стеснять их маневра, и начали высадку. С них спустили баркасы и катера с передовым десантом, резво двинувшимся к берегу. Море было спокойным, так что катера достаточно уверенно тянули по одному ощетинившемуся штыками пехоты баркасу каждый, довольно скоро миновав линию своих броненосцев, от бортов которых также отваливали шлюпки, наполненные вооруженными людьми. Флагманские «Ушаков» и «Николай» вскоре сблизились настолько, что почти ошвартовались бортами, и адмиралы совещались, просто переговариваясь с мостиков своих кораблей. Такого быстрого и полного подавления японской береговой обороны не ожидал никто. Это ломало все первоначальные планы и казалось неправдоподобным. Все еще опасались подвоха. Тем не менее Йессен предлагал развивать успех, для чего, по его мнению, нужно было войти в гавани Майдзуру всеми силами отряда малых броненосцев, с одним или даже двумя транспортами десанта, что позволит быстрее и эффективнее уничтожить береговые объекты базы. С шара пока не видели в море никаких кораблей, так что угрозы со стороны японского флота не было. К тому же, если большие броненосцы будут прикрывать эту вылазку с моря, покинуть порт он всегда успеет. При всей заманчивости идеи это было достаточно рискованно как с точки зрения минной опасности, так и возможных засад со стороны японцев. Однако решать нужно было быстро, пока противник не оправился от первого удара. На эсминцах и транспортах имелось тральное оборудование, так что реальная возможность быстро сделать проход в заграждениях, используя миноносцы и катера, имелась. Форты молчали. К тому же их уже в ближайшее время должны были захватить наши десанты. Но что ждет тех, кто ворвется в гавани в самом порту, никто сказать не мог. Боевым приказом Рожественского, имевшимся у Небогатова, однозначно предписывалось: «После РАЗРУШЕНИЯ военных объектов Майдзурской военно-морской базы прибыть в район Цусимы, имея БОЕСПОСОБНЫЕ корабли с достаточными запасами снарядов топлива, котельной воды и других припасов для боя и возможного отхода к Владивостоку». В то же время нанесение МАКСИМАЛЬНОГО УЩЕРБА Майдзурской базе являлось ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ на этом этапе операции. Для чего считалось приемлемым даже использование части своих транспортов в качестве брандеров для перекрытия или максимального загромождения фарватера. Подавление японских батарей «съело» более четверти боезапаса тяжелых орудий. А по стодвадцаткам малых броненосцев этот показатель вообще переваливал за треть даже усиленного комплекта. Учитывая это, разрушение мастерских, арсенала и казенной верфи в Майдзуру исключительно артиллерией представлялось маловероятным даже при корректировке каждого выстрела с воздуха. Посылка в акваторию порта только легких сил с подрывными командами, без серьезного прикрытия, была слишком рискованной, так как силы береговой обороны и численность гарнизона базы не были точно известны, и они могли оказать серьезное сопротивление, и даже отбить нападение. В то же время для перекрытия фарватера затоплением своих же пароходов все равно нужно было войти на этот фарватер, что становилось возможным только после проведения траления. А после этого было бы неправильно не воспользоваться возможностью посетить японскую базу достаточно серьезными для подавления сопротивления силами. Все японские миноносцы, базировавшиеся на Майдзуру, были гарантированно потоплены. А другие отряды кораблей объединенного флота, достаточно крупные, чтобы представлять опасность, не могли появиться в заливе в ближайшее время, что позволяло целиком сосредоточиться на подавлении остатков береговой обороны противника, действуя изнутри гавани. Высадка штурмовых групп на побережье в районах расположения подавленных батарей уже началась, что окончательно выводило их из игры в ближайшее время и позволяло начать траление немедленно. Понимая, что, войдя в гавани, броненосцы смогут в полной мере реализовать свою артиллерийскую мощь, а это, вкупе с активными подрывными работами, позволит сберечь боезапас и даже пополнить его с транспортов, на которые во Владивостоке был погружен дополнительный комплект для скорострелок, Небогатов все же решил рискнуть и пошел на полноценный штурм. К тому же возможности закрытой гавани можно было использовать для догрузки топлива и прочих припасов на эсминцы. Преодолевшие весь путь до залива Вакаса и операцию по разорению Цуруга под своими машинами, да еще частью на больших ходах, они уже нуждались в пополнении запасов угля и воды, причем крайне желательно в условиях базы или хотя бы закрытой бухты. Штормовая погрузка в открытом море могла серьезно сказаться на целостности их хлипких корпусов. В противном случае все шесть миноносцев нужно будет тянуть на буксирах почти до самой Цусимы. А потом и полдороги домой, если придется возвращаться. А это, помимо снижения общей боеспособности соединения у вражеских берегов, еще и дополнительная возня с буксирными концами с соответствующей потерей драгоценного времени. Пока адмиралы совещались, последние штурмовые группы достигли берега. И тут, совершенно неожиданно, открыла огонь новая японская батарея, располагавшаяся в глубине берега, гораздо южнее уже подавленных фортов, и до этого молчавшая. Ее позиции находились на западном склоне горного массива, лежавшего к востоку от Майдзуру. К тому же ее сразу поддержал вооруженный пароход, выдвинувшийся из глубины гавани и открывший огонь из своего единственного небольшого орудия на баке. Все броненосцы начали набирать ход, снова становясь в кильватерную колонну и разворачиваясь на северо-запад. А транспорты наоборот, двинулись на север, покидая опасный район. Но ни по пароходам, ни по броненосцам не было сделано ни единого выстрела. Японцы били прицельно по нашим десантным силам, сразу плотно накрыв шрапнелью и фугасами прибрежную полосу у мыса Канега, с разгружающимися катерами и баркасами. Их батарея находилась примерно в пяти километрах от уреза воды и состояла из четырех не-скорострельных среднекалиберных орудий. Но стреляли они невероятно точно. Первая волна пехоты, уже высаженной на берега входного канала, понесла серьезные потери с первыми же залпами. Батарею сразу засекли с шара, и хотя уже после второго ее залпа передали точные данные для стрельбы на броненосцы, моментально заставить ее молчать было невозможно. Зато пароходу досталось сразу и с запасом. Небольшая старая посудина тонн в триста была накрыта батареей «Наварина» с прямой наводки, после чего уже не могла ни передвигаться самостоятельно, ни стрелять, быстро заваливаясь на правый борт. Поскольку броненосцы никто не обстреливал, Небогатов приказал стопорить ход, чтобы стрелять в максимально благоприятных условиях и подавить японские пушки как можно скорее. Одновременно дали несколько профилактических залпов по всем остальным, уже известным артиллерийским позициям, по-прежнему не подававшим признаков жизни. Тем временем транспорты с максимальной поспешностью удалялись от зоны высадки, совершенно игнорируя все сигналы. Спасавшихся полным ходом «Калхас» и «Корею» удалось вернуть только после второго сигнала с флагмана, продублированного с «Колымы» и подкрепленного его сиреной и холостым выстрелом. Одновременно с «Николая» передали приказ на истребители: «Приступить к тралению». Накрытые неожиданными и точными японскими залпами наши десантники на мысе Канега залегли, а катера быстро отвалили от берега, захватив баркасы и всех, кто еще не успел высадиться. В течение двадцати минут, пока эта батарея не была полностью подавлена, на мысе Канега и во входном канале рвались японские снаряды, не давая катерам и ботам снова приблизиться к западному берегу. Но, невзирая на это, три тральные пары эсминцев уже в 15:35 двинулись во входной канал, очищая проход от возможных минных заграждений. За ними следом вскоре двинулись еще три пары катеров с тралами, передавших остатки невысаженного десанта на гребные суда второй волны. Вскоре вытралили первую мину, затем еще одну. Обе их расстреляли из пулеметов катера. Обвехованный проход в заграждении остались охранять катера, а эсминцы, малые броненосцы «Йессена» и возвращенные к эскадре транспорты вошли в канал. Следом за тральной партией шли пароходы с десантом, прижимавшиеся к левому берегу прохода, уже полностью контролируемому нашей пехотой. За транспортами тянулись «ушаковцы», прекратившие обстрел японских позиций и выискивавшие для себя новые цели. Небогатов на обоих эскадренных броненосцах и «Колыме» остался у входа в канал, продолжая добивание последней, как все думали, японской батареи. Но тут заговорила еще одна группа орудий, расположенная восточнее военной гавани на значительном удалении от нее. Восемь пушек среднего калибра взяли под обстрел колонну пароходов, втягивавшуюся в военную гавань. Судя по расположению форта, до этого момента, подошедшие к берегу слишком близко, броненосцы и пароходы ему закрывали возвышенности у мыса Бакути, а еще раньше он просто не мог достать их из-за большой дальности. Поэтому, вероятно, эти пушки и молчали. Транспорты только теперь стали видны для японских артиллеристов с этих укреплений. Ползущие малым ходом в узком канале прямо на орудия, оба наши парохода представляли собой прекрасную цель. К счастью батарея располагалась достаточно далеко от бухты, и ее орудия были снова устаревшими и нескорострельными. Наверняка канал был пристрелян заранее, так как накрытия снова начались сразу, без каких-либо признаков пристрелки. Угодивший под неожиданно плотный и точный обстрел, шедший головным, «Калхас» застопорил ход и сразу дал «полный назад», пытаясь выпятиться из узкого прохода задним ходом. Но его быстро нагнал шедший следом «Корея», едва разминувшийся с ним правым бортом. Его экипаж и капитан на поддались панике. С него на «Калхас» через мегафон передали приказ Йессена: «Продолжать движение и начать выгрузку пехоты прямо на пристань у верфи! Немедленно!» Это распоряжение подкреплялось грохотом орудий, бивших через головы пароходов, требовательными гудками, морзянкой прожектора и ревом сирены с шедшего следом «Адмирала Ушакова». Над пароходами с тяжелым успокаивающим шелестом уже прошли первые снаряды ответных залпов наших малых броненосцев, нащупывавших японские укрепления. Оба транспорта также открыли частый и бестолковый огонь в сторону противника из стодвадцаток, но поскольку ни на одном из пароходов не было дальномеров, а расчеты, переведенные с вспомогательных крейсеров, имели мало опыта, своей стрельбой они только мешали пристрелке броненосцев и вскоре получили приказ: «Прикрыть высадку!» После чего их комендоры с азартом занялись обстрелом причальной зоны, куда планировалось высаживать пехоту, и прилегающих к берегу строений, находящихся на расстоянии прямого выстрела, стараясь не оставить непростреленным ни одного сарая, в чем весьма преуспели. Пройдя все еще под плотным обстрелом в глубь военной гавани, оба транспорта быстро ошвартовались прямо к причалам военного порта и верфи. Причем за это время к первой японской батарее добавилась еще одна, расположенная на тех же позициях, но уже меньшего калибра, из шести орудий. Вспышки залпов японских пушек было отчетливо видно, и поэтому корректировка ответного огня трудностей не представляла даже с высоты артиллерийских рубок малых броненосцев. А уж имея дополнительные данные с шара, форт накрыли с третьего залпа, сразу же перейдя на беглый огонь. Под непрекращающимся, хотя и постепенно слабеющим еще в течение следующих десяти минут огнем из полутора десятков стволов среднего калибра десант сходил на берег, тут же вступая в бой с гарнизоном. Но организованного сопротивления все же не было. После нескольких яростных перестрелок, каждый раз переходящих в штыковые схватки, так как отступать японцы не собирались, а наши перли как на вокзальный буфет с похмелья, русской пехоте удалось овладеть всей территорией верфи и арсеналом, а малые броненосцы, тем временем, привели к молчанию последние японские пушки. Но до этого японцам все же удалось добиться трех прямых попаданий фугасами в «Калхас» и еще четырех в «Корею». Повреждения были не велики, но высаживавшиеся части понесли ощутимые потери, будучи еще на палубах своих судов, еще больше увеличившиеся от шрапнели с началом высадки и после стремительного штурма базы. В течение следующего часа после подавления всех японских батарей десанты с пароходов, броненосцев береговой обороны и миноносцев полностью овладели западной торговой гаванью и большей частью восточной военной. Были захвачены два парохода с японским углем, правда не слишком высокого качества, мастерские казенного адмиралтейства, все доки, флотский арсенал и береговой угольный склад объемом более десятка тысяч тонн первоклассного боевого угля. Высланные из порта и укомплектованные исключительно добровольцами штурмовые группы на реквизированных повозках и лошадях, не встречая никакого сопротивления, довольно быстро выскочили за пределы городских окраин. Проскочив по довольно основательным деревянным мостам через пять речушек, впадавших в южную часть восточной бухты, уткнулись в развилку. Одна дорога уходила через очередной мост за реку, явно собираясь и дальше петлять вдоль бухты, уходя к северу, а другая вела вверх по склону по левому берегу реки, примерно в направлении подавленных позиций, хорошо заметных по вспухавшим над ними шрапнельным разрывам. Пришлось разделиться. Часть двинулась через мост, а остальные пошли вверх по склону. Однако скоро река начала все больше склоняться к югу, уводя в сторону, в то время как надо было сворачивать на север. Никаких мостов через нее не было, так что, пройдя с полверсты, двинулись обратно, с большим трудом развернув повозки на узкой горной дороге, для чего пришлось выпрягать лошадей. Зато вторая группа по свернувшей как раз в нужную сторону почти сразу за рекой дороге успешно и достаточно быстро добралась до японских дальних батарей. Подав ракетами сигнал для прекращения обстрела, молча пошли в штыки. Японцы только еще начинали вылезать из укрытий, а наши уже хозяйничали в орудийных двориках. Но после разделения отряда людей не хватало, поэтому сначала пришлось занять оборону, не давая канонирам высунуть носа. Только после подхода второй половины отряда, последний отрезок пути гнавшей галопом на звуки ружейной стрельбы, удалось полностью взять под свой контроль все позиции. Форт быстро осмотрели, собрали все найденные бумаги и привели его в полную негодность. На позициях, используя японские же снаряды, удалось подорвать как сами орудия, так и командные пункты и погреба боезапаса. Выжившая после обстрелов прислуга орудий, никак не ожидавшая атаки со своей территории, не смогла удержать своих укреплений, не приспособленных к обороне с суши. По сути говоря, яростно сопротивлялись только офицеры и десятка полтора нижних чинов на КП и возле него. Все остальные, не имевшие никакого оружия, были сбиты с ног, не успев ничего понять. Уцелевших рядовых пушкарей и вольнонаемных связали и оставили на месте, а весь командный состав едва не прикончили сгоряча. Среди наших добровольцев имелись убитые и раненые, как из офицеров, так и из нижних чинов. Стрелкового оружия у японцев на батареях почти не было, но против стали фамильных катан в руках потомственных самураев армейские палаши, штыки и приклады винтовок оказались малопригодными. Закончив с фортом, двинулись обратно. Но перед этим связались с нашими кораблями в порту, используя найденный на КП ратьер. Командовавший добровольцами мичман Князев с «Сенявина» опасался, что на пути в порт отряд на дороге ждет засада, поэтому предложил эвакуироваться катерами, спустившись к берегу бухты. Так и сделали, что оказалось быстрее и легче. Вывезли всех своих раненых и убитых. Выживших японских офицеров, довольно сильно помятых в рукопашной, сразу доставили на флагман в качестве военнопленных. К 17 часам русские уже полностью контролировали обе гавани и подготовили к подрыву и затоплению плавучий док, подтащив его к входным створам гавани у мыса Бакути. На верфи и в районе арсенала гремели взрывы и начались пожары, причем там все время вспыхивали перестрелки между нашими подрывными командами и японцами, появлявшимися совершенно неожиданно в самых неподходящих местах. Все истребители, под охраной пехоты, принимали трофейный боевой уголь и воду с японских береговых складов. Для ускорения погрузки пришлось задействовать часть десантных сил, что позволило до отхода принять топлива до полного запаса в ямы, и даже в перегруз россыпью и в мешках прямо в кочегарки и на палубы еще по девять-двенадцать тонн на корабль. После занятия нашей пехотой всех японских батарей броненосцы береговой обороны в авральном порядке пополняли убыль в погребах 120– и 75-миллиметровой артиллерии, ошвартовавшись к транспортам прямо в военной гавани. Для ускорения процесса боеприпасы пока размещали прямо на палубах и во всех помещениях, расположенных рядом, поскольку не успевали укладывать все на место сразу. С «Николая I» все время торопили. В начале седьмого часа вечера благополучно вернулись «Иртыш» и «Воронеж» из Цуруга. Они встали рядом с большими броненосцами на внешнем рейде к западу от мыса Бакути, напротив входного канала. Сразу после их прихода Небогатов приказал разрушить телеграф, срочно собрать все ценное в порту, особенно навигационные карты и связанные с этим документы, забирать десант и готовиться к выходу. Хотя с шара вокруг никого не видели, на флагмане опасались скорого появления крупных сил противника, которые могли запереть нас в гавани. Начальник штаба Небогатова капитан первого ранга В. А. Кросс всерьез считал, что неожиданно легкое овладение базой Майдзуру является тщательно подготовленной азиатской ловушкой. Получив приказ с флагмана, тщательно обыскали портовую контору и мостики всех судов, а в город отправили команду добровольцев, благополучно пробравшихся по опустевшим улицам к телеграфу, который оказался совершенно брошенным персоналом. Здание подожгли и сразу вернулись в порт, где пехота уже вовсю грузилась обратно на свои суда. Пленных японцев из обслуги батарей и гарнизона доставили катерами на борт «Николая I», а в базе и на рейде с новой силой загрохотали взрывы. Используя запасы Майдзурского арсенала и порта, удалось существенно увеличить число минированных объектов. Подорвали все доковое оборудование и сами доки. Подожгли деревянные эллинги и леса, окружавшие строящиеся на верфи корабли, арсенал, мастерские. Всю портовую мелочь испортили и притопили вдоль причалов, а достраивавшиеся на плаву истребители взорвали и затопили на фарватерах в гавани и перед взорванными шлюзами доков. Загруженные трофейными боеприпасами почти готовые большие четырехтрубные миноносцы разламывало на части всего от одного пироксилинового патрона, инициировавшего детонацию всего остального. Угольный склад также подожгли. В сумерках русские корабли покинули горящий Майдзуру, уведя с собой оба трофейных угольных парохода и потопив во входном канале плавучий док, днищевую часть которого буквально разодрало тремя десятками мощных подрывных зарядов, сработавших одновременно, а рядом с ним еще несколько мелких судов и стальных барж, полностью перекрывших фарватер. В дополнение, всю эту баррикаду заминировали, так же как и подходы к ней. Но при этом вокруг набросали больше ложных мин из мешков со шлаком и прочим мусором, чем настоящих, так как места «минных постановок» хорошо просматривались с обоих берегов, на которых уже начиналось какое-то подозрительное движение. Уже в темноте, покинув залив Вакаса, у мыса Куога расстались с трофейными угольщиками, двинувшимися самостоятельно во Владивосток на своих максимальных 9 узлах, а Небогатов повернул к Корейскому проливу, приказав держать 12 узлов на лаге. Курс проложили с расчетом пройти ночью между островом Оки и Японией. Считалось менее вероятным встретиться с противником у самого побережья, так как по логике японцы должны стараться перехватить нас на отходе к Владивостоку. Миновав мыс Куога, приблизились к берегу и сначала шли недалеко от него, ориентируясь по едва видимым силуэтам гор на фоне ночного неба и зареву пожаров в заливе Вакаса, отражавшемуся в тучах. Однако Йессен вскоре подвел свой броненосец к борту флагмана Небогатова и через мегафон предложил отойти подальше в море, изложив вкратце историю о взбаламученном иле у бухты Ушиура. Хотя глубины на той банке и были скорее щекотливыми, чем опасными, седых волос контр-адмиралу это событие явно добавило, так сказать «на старые дрожи» после недавней аварии «Богатыря». Небогатов возражать не стал, и отряды приняли немного вправо, удаляясь от побережья. Своему штабу он приказал срочно изучить добытые трофейные карты. Даже первое знакомство с ними показало, что отряд Йессена вполне мог и выскочить на мель. Оказалось, что в двух с небольшим милях дальше в море от обнаруженной банки имелась еще одна, с вдвое меньшими глубинами. Малые броненосцы прошли всего в двух кабельтовых юго-западнее ее. С восходом луны осмотрели горизонт, определившись по видимым ориентирам, и продолжили следовать в виду берега, так как погода позволяла надеяться на скрытность. Эскадру надежно укрывала дымка, из которой торчали лишь мачты. Дым из труб стелился по поверхности воды, смешиваясь с туманом, что скрывало отряд от возможных наблюдателей, как с моря, так и с берега. Шли проторенным судоходным маршрутом, так что мелей уже не боялись. Все судоходство японцы, скорее всего, свернули, так что встретить кого-либо было маловероятно. Поднявшийся в артиллерийскую рубку «Николая» после полуночи флагманский штурман группы подполковник Федотьев повторно определился по береговым ориентирам и открывшимся справа возвышенностям островов Оки, что позволило избежать задержек, связанных с навигацией, поэтому ход не сбавляли, несмотря на неважную видимость над морем. Ночь прошла спокойно. Расчеты дежурили у заряженных орудий, а офицеры спали, где придется, не раздеваясь. Никаких судов, ни торговых, ни военных, встречено не было. Перед самым рассветом взяли курс на северную оконечность Цусимы. До точки рандеву с флотом оставалось около полутора сотен миль. За прошедшую ночь удалось погасить отставание от графика, образовавшееся в самом начале похода. Шар решили не поднимать, так как в столь густо населенных водах его будет заметно издалека, что, несомненно, выдаст место отряда противнику. В то время как разобрать во множестве снующих здесь во всех направлениях судах, военные они или нет, сразу не удастся.