Шанти распахнула глаза и села на кровати. И улыбнулась, увидев первый луч солнца. * * * Лорд Гамильтон на завтраке отсутствовал. Без объяснения причин, что было воспринято с пониманием: аристократ не обязан отчитываться перед простолюдинами. Возможно, не было аппетита, возможно, решил поесть в своей комнате, возможно, не хотел видеть гостий. Которые, в свою очередь, в отсутствии хозяина почувствовали себя намного свободнее. И выразилось это не только в том, что они явились на завтрак в привычной одежде и AV-очках, но в том, что Шанти решила уточнить: – Скажи, ты хорошо спала? – И по ответному взгляду подруги поняла, что угодила в точку. Адара допила апельсиновый сок – настоящий, а не продающуюся в агломерациях химическую смесь для ливеров, и медленно произнесла: – Добро пожаловать в «Инферно». – Что ты имеешь в виду? – Прости, что не предупредила – мне строго запретили… – Не извиняйся, – перебила подругу Шанти. – Что я видела? За ужином мне подсыпали наркотики? – Можешь думать так. – А на самом деле? Адара помолчала, глядя подруге в глаза, после чего спросила: – Ты ещё не догадалась? Не поняла, почему лорд Гамильтон купил именно этот дом? Что в нём привлекло внимание такого человека? – А должна была догадаться? На заднюю, выходящую к парку террасу, где завтракали девушки, вышла мисс Марлоу. Но не приблизилась, остановилась в дверях. Впрочем, все понимали, что экономке не требуется подходить, чтобы услышать разговор. – В особняке живёт привидение. Шанти ждала, что Адара улыбнётся. Ну, хоть обозначит улыбку. Или изобразит подмигивание. Или как-нибудь иначе даст знать, что не разделяет веру лорда Гамильтона в присутствие потусторонних сил. Однако подруга осталась серьёзной. А мисс Марлоу не отрываясь смотрела на Шанти. И именно взгляд нейросети заставил девушку проглотить почти вырвавшуюся фразу – ироничную, и нейтральным тоном осведомиться: – Доказано? – Лорд Гамильтон считает, что да. – А ты? – В первую ночь здесь я тоже видела странное, – рассказал Адара. – Дом всегда встречает гостей. Всегда. Потом – по-разному. Кто-то больше никогда не испытывает ничего подобного, кому-то видения приходят редко, а кому-то – каждую ночь. Такие люди выдерживают недолго и уезжают навсегда. – Дом сам решает, кому остаться, – произнесла мисс Марлоу от двери. Не крикнула – произнесла, но девушки услышали. – И вы ему позволяете? – не удержалась Шанти. Адара вздрогнула, а нейросеть… Нейросеть выдержала паузу, сохраняя на лице непроницаемое выражение, а затем неожиданно улыбнулась и громко произнесла: – Мне нравится, что ты поняла, с кем имеешь дело. И покинула террасу. Улыбка у мисс Марлоу оказалась очень приятной. – Ну ты даёшь, – выдохнула Адара после того, как за нейросетью закрылась дверь. – Я, признаться, её побаиваюсь. – Я тоже, – не стала скрывать Шанти. – Но не смогла промолчать. – Кажется, ей понравилось. – Всё может быть. – Девушка закончила с завтраком, допила кофе и спросила: – Где я могу поработать? – Мне нравится в зале «Астролябия», – ответила Адара. – Он под крышей башни левого крыла и битком набит старинными приборами. Мне там комфортно. – В парке можно? – Выбери место – и слуги принесут кресло или диван… в общем, всё, что захочешь. – Вот и хорошо. – Шанти встала из-за стола. – Увидимся за обедом. И неспешно направилась в парк. * * * Как получилось, что за крупнейшими европейскими рынками рабов прижилось название махала[6] не знал никто – само приклеилось и вошло в лексикон, поскольку полностью соответствовало смыслу и не вызывало отторжения или недоумения. И так же никто не имел понятия, почему самые крупные рынки имели имена собственные: махала «Луизиана», «Алабама», «Теннесси»… Точнее, в том, что большие рынки обретали названия, не было ничего необычного, почему имена оказались такими, вопросов тоже не возникало, но кто это придумал, оставалось неизвестным. И останется навсегда, поскольку такие мелочи на территориях никого не интересовали. Ближайшим к землям шейха Камалетдина был махала «Кентукки», расположенный на левом берегу Луары в небольшом и очень старом городишке, умудрившимся сохранить часть крепостных стен, шато и ратушную башню с работающими часами. Со старыми работающими часами – древний механизм продолжал отсчитывать время, несмотря на все перипетии прошедших столетий. И именно на площади перед ратушей любили проводить время богатые работорговцы: неспешно пили чай, играли в нарды, вели разговоры обо всём на свете и заключали сделки. Здесь располагался деловой центр «Кентукки», а не в ангарах на окраине, предназначенных для хранения товара, и сюда отправился Камалетдин после встречи с Пазылом. Но не чтобы потолкаться среди торговцев, пытаясь разузнать о судьбе сына, а ради разговора с Талале, их неформальным лидером, присматривающим за тем, чтобы рынок не превратился в базар. Несмотря на то, что площадь была пешеходной, бронированный внедорожник шейха подъехал прямо к заведению, однако внутрь Камалетдин вошёл один, выказав уважение и продемонстрировав, что ничего не боится. Но здороваться первым не стал. – Шейх Камалетдин, какая честь. Талале поприветствовал высокого гостя со всем возможным почтением, но без подобострастия. И без страха. Да, у работорговца не было своей земли и большого числа воинов, но он обеспечивал племенам выгодное сотрудничество, поскольку торговал не только рабами, но и запрещёнными к поставкам на территории устройствам, чувствовал себя нужным и в некотором роде неприкасаемым. Поэтому держался с Камалетдином хоть и не на равных, но без унизительного заискивания. Остальные торговцы, которые к моменту появления шейха пребывали на террасе, поняли, что большим людям нужно обсудить нечто важное и переместились внутрь. Официанты подали чай и заменили в кальяне Талале угли. – Как бизнес? – осведомился Камалетдин, подкладывая под бок подушку. – Всегда кажется, что могло быть лучше, но я доволен тем, что имею, – мягко ответил Талале. Кальян едва слышно забурлил. – Слышал, с недавних пор твои операции изрядно оживились? – Благодаря вам, шейх. – Нет, – качнул головой Камалетдин. – Благодаря ему. Смерть Пазыла ожидаемо привела к кровавой драке за власть над племенем, захваченных политических противников кланы охотно продавали щедрому Талале, что и привело к увеличению оборота. – Я этого не хотел. – Я понимаю, уважаемый Камалетдин, – кивнул Талале. Тихонечко выдохнул и осторожно перешёл к делам: – До меня дошли слухи о постигшем вас несчастье, шейх, и я хочу твёрдо уверить вас в своей абсолютной непричастности к случившемуся. – Работорговец понимал, на что способен несчастный, но сильный, а главное – пребывающий в неистовом гневе, отец, и предельно тщательно подбирал слова. – Я не идиот, чтобы ссориться с вами, уважаемый Камалетдин, и ни за что не купил бы у Пазыла вашего ребёнка. Или купил, но только для того, чтобы выразить вам своё почтение, вернув Джумали домой. – И поссориться с Пазылом? – прищурился шейх. – Я догадывался, что вы сделаете с Пазылом, – ответил Талале. Они оба понимали, что если бы последующие события развивались иначе, то хитрый торговец подождал бы с возвращением юношей и посмотрел, кто одержит победу, но сейчас это не имело значения. Пазыл мёртв, Камалетдин здесь, а Джумали – нет. И шейх понимал, что лгать ему торговец не станет. – Услышав о случившемся и предполагая нашу встречу, я внимательно изучил каталог, на тот случай, если какой-нибудь молодой или глупый торговец решил нарушить правила и заключить с Пазылом выгодную сделку. – Такое возможно? – Возможно всё, кроме одного: у нас есть чёткие правила товарооборота. Я покажу вам внутреннюю информацию, за что меня могут сильно наказать, но я вижу, что никаким другим образом не смогу доказать вам непричастность «Кентукки». – Талале протянул шейху планшет. – В каталоге собрана полная информация на товар: рост, вес, пол, возраст, фотографии с разных ракурсов и медицинское заключение. Вы можете запустить поиск вашего сына по описанию или фотографии, но я уже провёл его и даю слово, что Пазыл не продал Джумали никому из нас. – Остаётся возможность тайной сделки. – Мало кто рискнёт нарушать правила нашего сообщества, уважаемый Камалетдин. У нас, как и у вас, весьма короткий список возможных наказаний. Некоторое время мужчины молча пили чай, а затем Талале рискнул произнести: – Вы правильно с ним поступили, шейх.