– Ты намусорила. Если не поднимешь – можно влететь на крупный штраф за «нарушение муниципальных норм гигиенического контроля» и до месяца заключения за «неподчинение законным требованиям по обеспечению социального согласия общества». Девушка молча наклонилась и подняла салфетку. – Извините. Случайно обронила. – А вообще, тебе с твоими данными нужно в проститутки идти, – вальяжно продолжил контролёр. – Сейчас опять мода на настоящих шлюх без пластических операций. Дать адрес? – А это законно? – А ты хитрая. – Контролёр рассмеялся и направился к водительской дверце мобиля. – Полчаса, Шанти, и я предупредил насчёт подключений. Девушка проводила его взглядом, бросила салфетку в мусорный бак – разумеется, в «правильный», предназначенный в том числе для бумаги, поскольку за каждым её движением следил оставленный контролёром дрон – поправила рюкзак, быстрым шагом дошла до парковки и улыбнулась помахавшей рукой подруге. Ну, как подруге… познакомились месяц назад, в Сети, пообщались, понравились друг другу, пару раз весело зависли в «Яркости»[4], развлекаясь, как умеют лишь молодые девчонки, потом пересеклись в реальности, сдружились ещё крепче, потом Шанти рассказала, что на мели, но не хочет ни работать на корпорацию, ни возвращаться на государственную службу, и Адара сказала, что её нынешний работодатель как раз подыскивает специалиста уровня Шанти. Шанти спросила о чём идёт речь, Адара ответила, что о частном проекте эксцентричного, но очень богатого человека, дала номер личной нейросети работодателя, и после короткого собеседования Шанти получила приглашение. – Привет. – Привет, дорогая. – Девушки обменялись поцелуями. – Что он от тебя хотел? Подруга увидела, кто задержал Шанти, но благоразумно осталась в стороне. – Унизить. – Получилось? – А как ты думаешь? Адара улыбнулась и вздохнула: – Ты молодец. – Я бы руки помыла, но негде, – сказала Шанти, усаживаясь в мобиль подруги. – Я ведь не была такой. Я была хорошим контролёром. – Люди разные. – К сожалению, я это знаю. Протоколы Экологического Ренессанса требовали, чтобы между агломерациями скоростные поезда ходили без остановок, разгонялись до четырёхсот километров в час и мчались, пока не прибывали в конечную точку. В глубь территорий можно было попасть либо по воздуху – так предпочитали перемещаться очень богатые биггеры[5], либо на электрических мобилях. Адара оказалась обладательницей не очень большой, но достаточно вместительной машины весёленького ярко-розового цвета. Предупредила: «Поедем не очень быстро – я водитель осторожный», однако скорость набрала резко, а в потоке, правда, не очень плотном, вела себя весьма агрессивно, словно управляла не скромным мобилем, а дорогой спортивной машиной. Шанти это обстоятельство отметила, но ничего не сказала, вяло ответила на какую-то шутку о дороге и уставилась на корпуса мусороперерабатывающего комплекса, начавшиеся сразу за жилыми постройками сектора. Несмотря на высокую стоимость еды, заставляющую ливеров покупать ровно столько, сколько они смогут съесть, и то, что почти все возможные вещи, включая одежду, изготавливались из биоразлагаемых материалов, изрядная часть мусора требовала вывоза на полигон или переработки. Полигоны запретили протоколы Экологического Ренессанса, поэтому на окраинах окраин агломераций поднялись гигантские комплексы, призванные оставить отбросы там, где они появились. Огромные цеха, стоящие на страже экологического возрождения планеты, напоминали крепостные стены, когда-то ограждавшие жителей городов от внешних угроз, а теперь – окружающую среду от жителей городов. Мусорные комплексы стали цитаделями нового порядка. * * * – А твой отец не разозлится? – осторожно спросил Шухрат. – Почему он должен разозлиться? – поинтересовался в ответ Джумали. – А разве непонятно? – Шухрат знал Джумали с детства, считался лучшим другом, не раз доказывал свою преданность и потому имел право на некоторую вольность в общении с сыном шейха. Остальные юноши понимали, что стоят на ступеньку ниже, поэтому помалкивали. Но внимательно прислушивались к разговору. И никто не догадывался, что верный Шухрат затеял его по договорённости с Джумали – чтобы снять у членов небольшого отряда последние сомнения. – Мы не делаем ничего запрещённого, – пожал плечами Джумали. – Племя не воюет с людьми Пазыла, – произнёс Шухрат самую важную фразу, которая вертелась в голове всех отобранных для рейда юношей. Боявшихся – и не без оснований – гнева шейха Камалетдина. Сейчас было важно увлечь их, объяснить, что они правы, и Джумали решил применить «вечную» максиму территорий: – Мы всегда воюем со всеми! – громко произнёс он, обводя молодых бойцов яростным взглядом. – И наша сила не в лживом уважении, которое выказывают нам соседи, а в том, что мы делаем то, что считаем нужным. Всегда! И мы никому не позволим гадить исподтишка. Не будем искать доказательств! Если нас оскорбили – мы накажем тех, кого сочтём нужным, кого мы считаем виновными! Таков закон свободных территорий! Джумали говорил горячо и убедительно. Парни же согласно кивали, но поддерживать его выкриками не спешили. Парни понимали, зачем опасная вылазка нужна молодому наследнику – время идёт, ему уже семнадцать и пора показать, что он достоин своего великого отца. Рано или поздно Джумали предстояло встать во главе древнего, уважаемого рода – по праву крови, но власть над племенем отец ему гарантировать не мог, в других знатных семьях тоже подрастают амбициозные наследники, которые, если Джумали себя не проявит, с радостью займут место, которое он считал своим. – Кто нас оскорбил? – выдал Шухрат заготовленную реплику. – Пазыл похитил и продал в рабство Язида и двух других наших друзей! – ответил Джумали. После этого заявления глаза ребят вспыхнули: Язид действительно пропал и никто не знал, как это произошло – ушёл на охоту и не вернулся. Шейх Пазыл поспешил сказать Камалетдину, что непричастен, Камалетдин принял заявление вождя соседнего племени к сведению, поскольку не имел доказательств обратного, а вот Джумали доказательства не требовались. – Почему ты думаешь, что Язида похитили люди Пазыла? – спросил осторожный Насиб. – А кто ещё? – притворно удивился Джумали. – Племя шейха Фикрета кочует далеко к югу, а людей шейха Халдуна слишком мало, они трусливы и не рискнули бы тронуть никого из наших. – Если Язида и ребят продали работорговцам, то их не вернуть, – заметил Линар. – Мы их не вернём, – согласился Джумали. – Зато отомстим. Покажем Пазылу, что нас нельзя трогать безнаказанно. – И начнём войну? – вздохнул Насиб. – Я не собираюсь начинать войну, – покачал головой Джумали. – Заберём пять-десять голов и продадим в «Кентукки». И отомстим, и заработаем. И все посмотрели на старый мост через небольшой овраг, за которым начинались земли племени шейха Пазыла. Мост не охранялся – не имело смысла, поскольку овраг не был слишком длинным и его легко можно было обойти с обеих сторон, а в километре за мостом находилась ферма, которая и должна была стать целью рейда. Переехать через мост, затем двести метров через лес, затем – через поле. На скорости дорога займёт пару минут, не больше. Их шестеро, у них большой армейский внедорожник «Maul», в рабочий кузов которого легко поместится десяток пленных. Затем быстрое отступление и час до «Кентукки» по собственным землям, то есть, в относительной безопасности. – Это рейд, а не война! – Твой отец учил никогда не идти в рейд без разведки, – напомнил Линар. – Быстрый рейд! Километр туда – километр обратно. Кто со мной? Парни переглянулись, мысленно взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, рейд действительно быстрый и на быстром внедорожнике всё должно получиться так, как задумал Джумали. Но при этом – рейд неподготовленный. С другой стороны, в неподготовленности заключалось его преимущество – люди Пазыла не ждут нападения. Но самое главное – причина, побудившая Джумали предложить рейд: наследнику нужно показать себя. И он не забудет тех, кто был рядом с ним. Сейчас, в таких вот рейдах, формируется будущая элита племени, и если откажешься – второго шанса может не представиться. Поэтому не отказался никто. И «Maul», буквально перепрыгнув через мост, стремительно помчался вглубь земли Пазыла. А сидящие в нём ребята повели себя так, как должны были на чужой территории: автоматы сняты с предохранителей, стволы смотрят в разные стороны, стрелки готовы в любое мгновение открыть огонь; никаких шуток, все внимательны и сосредоточены. Особенно – пулемётчик, отвечающий за основное оружие внедорожника – старый, но не устаревший, абсолютно надёжный «Браунинг». Пулемётчик знает, что если что-то пойдёт не так – только от него будет зависеть, сумеют ли парни вырваться. Только его крупнокалиберные пули, больше походящие на снаряды, позволят сдержать атаку, но… но противник тоже об этом знает. Противник прекрасно понимает опасность пулемётчика, поэтому ему прилетает первая пуля. Одна из двух первых пуль. Пулемётчику в шею, точно над бронежилетом. Водителю – в левый глаз. «Maul» был быстрым, потому что не обладал серьёзной защитой, и пуля из тяжёлой снайперской винтовки с лёгкостью пробила усиленное лобовое стекло. Два выстрела прозвучали в тот момент, когда «Maul» выехал из леса. Два выстрела, которых ребята не услышали и только потом узнали, что они были. А в тот момент они увидели заваливающегося пулемётчика, затем почувствовали, что внедорожник забирает вправо, слетает с дороги и переворачивается. А они летают внутри кабины, врезаясь друг в друга, крича от неожиданности и страха, теряя ориентацию и не думая о том, что нужно защищаться. Удар оглушает. Требуется время, чтобы прийти в себя, но времени нет – к перевернувшемуся внедорожнику бегут люди, лезут внутрь, хватают валяющиеся в кабине автоматы, грубо вытаскивают ребят, и вскоре Джумали обнаруживает себя сидящим на земле, безоружным, со связанными руками, гудящей головой и расплывающимся взглядом. Увидел подошедшего мужчину, попытался сфокусироваться на нём, что получилось далеко не сразу, поэтому прежде, чем мужчина превратился из размытого пятна в чёткое изображение, юноша узнал его по голосу – сам шейх Пазыл. Глава соседнего племени присел перед Джумали на корточки, усмехнулся и задумчиво произнёс: – Ну и что мне с вами делать? * * * – Ничего не делать, – рассмеялась Адара. – Будем ждать, пока они не пройдут. – Просто ждать? – уточнила Шанти. – А что ещё остаётся? И действительно – что? Примерно час назад они съехали со скоростного шоссе – по два ряда в каждую сторону, разделительный бетонный отбойник, забор в пяти метрах от обочины и зарядные станции каждые пятьдесят километров – и оказались на местной дороге, двухрядной, с хорошим асфальтом, но не ограждённой. И проезжая через очередной лес, были вынуждены остановиться, чтобы пропустить небольшое стадо благородных оленей. Которые, в свою очередь, замерли посреди дороги и принялись с любопытством разглядывать розовый мобиль. – Они нас не боятся, – удивилась Шанти. – Мы находимся в строгой заповедной зоне, – рассказала Адара. – Охота здесь запрещена под страхом смертной казни. – А есть нестрогие заповедные зоны? – Есть, конечно. Охота в них разрешена по лицензиям. – И местные соблюдают правила? – Племена к этому приучили, – пожала плечами Адара. – Все животные чипированы. Если хоть одно из них умирает, дрон прибывает к месту происшествия в течение четверти часа и фиксирует браконьера. Затем следует наказание. Федеральное правительство не для того вводило протоколы Экологического Ренессанса, чтобы позволить кому-то их безбоязненно нарушать. Тем временем, олени потеряли интерес к мобилю и неспешно скрылись в лесу, Адара вновь набрала скорость и Шанти уточнила: – Племена? – Неужели ты о них не слышала? – О людях, отказавшихся переселяться в агломерации? – Кто-то отказался, кого-то не взяли, кто-то бежал сюда из агломераций, удалив нейрочип… Ты не поверишь, сколько идиотов отказалось переселяться по религиозным соображениям, не позволяющим им вживлять чипы. На территориях они сбиваются в племена и… как-то живут.