Раздался оглушительный треск, и «Энрамера» покачнулась – камень наконец угодил в цель. Он грохнулся на палубу, проломил ограждение и свалился в море. Никто не пострадал, но при мысли о том, что могло статься, если бы камень в кого-нибудь попал, Джаннер содрогнулся. Он заметил, что корабль вновь сбился с курса, и потянул штурвал, чтобы выправить его. Джаннер понятия не имел, что ему делать, когда «Энрамеру» атакуют: он ведь слишком мал и слаб, чтобы управлять кораблём во время боя. И словно в ответ, чья-то знакомая сильная рука коснулась его затылка. – Отлично правишь, Джаннер, – сказал Артам. – Но сейчас лучше иди вниз. Здесь опасно. Ещё один камень попал в «Энрамеру», и Джаннер, не думая больше ни о штурвале, ни о своих ранах, заспешил вниз вслед за Кальмаром. Он увёртывался от стремительно бегущих кимерцев и молился о том, чтобы не угодить под очередной камень. Спускаясь по трапу в трюм, Джаннер услышал треск. Корабль вздрогнул. В трюме, на лавке, встроенной в переборку, сидели Ния, Лили и Оскар. Глаза у них были круглые от страха. – Джаннер, что случилось? – спросил Ния. – Мы уже рядом с лощинами? – Нет. Но это и неважно. На кораблях лощинцы, а не Клыки. – Что? – спросила Ния, недоверчиво прищурившись. – Они начали метать в нас камни, как только приблизились. – Но… – Ваше величество, даже жителей Зелёных лощин можно совратить, – заметил Оскар. – Чушь, – возразила Ния. – Это мои сородичи. Сейчас я им скажу пару слов. – Она встала и оправила платье, не обращая никакого внимания на очередной гулкий удар. – Пойдём, Лили. 5. «Дочь корабельщика» Ния поднялась по трапу, распахнула люк и подождала Лили. Кимерцы между тем готовились к битве; Подо велел Артаму подвести «Энрамеру» ближе. Джаннер, Кальмар и Оскар несколько мгновений потрясённо смотрели на Нию, а потом вслед за Лили вылезли на палубу. Джаннер понятия не имел, что задумала мать, но он не собирался трусливо дрожать внизу. – Дочка, что это ты затеяла? – крикнул Подо, стоящий у мачты. – Ступай вниз, пока тебя не убили! – Ни за что. Джаннер сказал, что это корабли из лощин. Это правда? – Так точно, – кивнул Подо, – и на них люди из лощин. Но они не пожелали вступить в переговоры и не перестали швырять камни, хотя мы махали и орали, как последние трусы. Он хотят нас потопить, ну а я тонуть не желаю. Значит, будет драка, хоть они нам и родичи. – Он вздрогнул, когда очередной камень плюхнулся в море за кормой. Ния, устремив на три корабля такой взгляд, что Джаннеру захотелось провалиться сквозь землю, зашагала на нос, увлекая за собой Лили: – Дочь, возьми свистоарфу и сыграй нам песенку. Только погромче. Помнишь «Дочь корабельщика»? Три корабля подошли уже так близко, что Джаннер видел крепкие фигуры воинов на борту. В руках у лощинцев блестели мечи, топоры и боевые молоты. За их спинами шеренгой стояли лучники, держа на тетивах горящие стрелы. Ещё немного – и «Энрамера» запылает. Лили убрала волосы с лица и поднесла свистоарфу к губам. Она покивала, вспоминая мотив, а затем над кораблём взвилась весёлая мелодия. И сразу же мир вокруг изменился. Паруса захлопали на ослабевшем ветру, даже волны как будто улеглись, заслышав новый мотив. У Джаннера зазвенело в ушах, и голову наполнило знакомое ощущение. Он слышал слова – древние слова на древнем языке, – и хотя не понимал их, но улавливал настроение говорящих, словно подслушивал разговор за стеной. Это были морские драконы. Джаннер догадался, что целые дюжины драконов кружат под кораблём. Могучие морские змеи обращали на людей и на «Энрамеру» не больше внимания, чем Джаннер – на облака в небе. Кальмар заскулил, закрыл глаза и прижал уши. Голова у Джаннера шла кругом от чужих голосов, и мальчик понимал: как бы явственно он ни слышал драконов, Кальмар их видит. При этой мысли перед ним замелькали сверкающие плавники, красноватая чешуя, острые зубы и яркие глаза. Он моргнул, отгоняя видение, и стал внимательно смотреть на Лили, которая стояла на носу корабля точно так же, как на ледяных утёсах Кимеры. Сестрёнка играла на свистоарфе и покачивалась в такт. Лощинцы, словно окаменев, смотрели на «Энрамеру». Двигалось только море. Потом кто-то начал петь – а остальные подхватили: О, я приду к тебе зимой, Когда завоет вьюга, И мех вина возьму с собой — Ты жди меня, подруга. Но горе, горе моряку — Отец твой разъярён. Как пёс, он вечно начеку И живо мне снесёт башку — Свою единственную дочь Не пустит замуж он. Жди, я весной к тебе приду, Когда щебечут птицы. Весь день за плугом проведу, Чтоб выросла пшеница. Меня не ждут здесь кров и стол — Отец твой разъярён. Он пахнет потом, как козёл, На вид ужасен, нравом зол — Свою единственную дочь Не пустит замуж он. Так, значит, летом я приду, Напьёмся из колодца, А после груш нарвём в саду, Где ребятня смеётся. Но ждёт несчастье моряка — Не радости, не смех. Ведь твой отец сильней быка, Он груб, рука его тяжка… Его единственную дочь Люблю я больше всех. Приду, сверкая сединой, Создателем храним. Отца помянем мы с тобой