Уже все легли спать, как вдруг раздался стук в окно: — Хозяйка! Дедусева мама спросила: — Кто там? — Пустите солдат переночевать. Она слезла с печи, пошла босиком отворять дверь. В хату вошли несколько бойцов. Со двора по глиняному полу потянуло холодом. Мама быстро надела валенки. От маленького электрического фонарика, которым присвечивал в хате старшина, по стенам и потолку забегал светлый кружочек. Ослепительный луч упал и на печь. Дедусь, тогда еще маленький десятилетний Антось, зажмурил глаза. — Тише, дети спят! — сказал строго усатый старшина. — Еще не спят, — успокоила мама. — Только что легли… Вот горе-то, как же вы будете спать? В хате холодно… — Не беспокойтесь, солдата греет не кожух, а собственный горячий дух, — за всех ответил старшина, зажигая свечку. — Соломки или сенца немного бы — и красота!.. Не найдется ль охапки? — Почему не найдется? В клуне… Бойцы внесли солому, разостлали на полу и легли вповалку, подложив под головы походные мешки, укрывшись шинелями. И сразу заснули. Спали братики и сестрички Антося. Что-то бормотала сквозь сон и мама. Антосю же не спалось. Не спал и старшина. Он вышел из хаты, постоял, послушал, покурил и снова вернулся. Подсев к столу, развязал свою котомку, достал оттуда буханку, мешочек с сахаром, набрал в кружку воды. Отщипывая от буханки небольшие кусочки, сначала макал их в кружку с водой, потом в сахар и не торопясь ел. Антось, опершись локтями о подушку, внимательно смотрел, как старшина ужинал, и у него даже потекли слюнки. Старшина не видел Антося — свечка еле освещала полкомнаты. Поев, он убрал хлеб, сахар в вещмешок, а оттуда вытащил какую-то занятную вещицу. В деревянном станочке две продолговатые стеклянные колбочки соединены между собой тоненькой трубкой. Одна колбочка пустая, другая наполнена каким-то желтым порошком. Как только старшина поставил вещичку на стол колбочкой с порошком кверху, порошок сразу же начал пересыпаться через трубку в пустую, нижнюю колбочку. Когда высыпался весь, старшина перевернул вещичку, и порошок опять посыпался. Антося так заинтересовала эта странная штуковина, что он не удержался и спросил: — Дядя, а что это у вас за игрушка? — О, ты еще не спишь, малышка? — Старшина даже вздрогнул от неожиданности. — Я не малышка. Я Антось. — Ну, пусть будет Антось, — усмехнулся в усы старшина. — Ты меня, парень, извини. У вас на печи темно. А голос у тебя как у девочки. — Ну и что, что как у девочки, — совсем не обиделся Антось. И уже по-взрослому добавил: — Переменится когда-нибудь. — Конечно, переменится. Может быть, у тебя еще такой басище прорежется… Антосю понравился приветливый старшина. Осторожно, чтобы не разбудить маму, сполз на животе с печи, подошел к столу. Бойцы надышали, в хате стало тепло, даже на окнах начала оттаивать наладь. — Значит, интересуешься, что это такое? — снова перевернул старшина ту вещицу пустой колбочкой вниз. — Угу, — сказал Антось. — Это, хлопче, не игрушка, а песочные часы! Видишь, песочек сыплется из одной колбочки в другую? — Вижу. — Вот как пересыплется, так и знай: прошло пять минут. Это я их в медсанбате у нашего доктора попросил. Скучновато на посту одному, сон одолевает, вот я и смотрю, как сыплется песочек. Все-таки какое-то занятие. — Разве вы и сейчас на посту? — Конечно, на посту. — И спать не хочется? — Как бы тебе сказать… Чтобы очень хотелось — так нет, немножко… Переход сегодня тяжелый был! Устали мы. — А можно, чтобы кто-нибудь за вас постоял на посту? — Почему же нельзя? Вот я покараулю, потом разбужу другого солдата, а сам лягу. — Так вы ложитесь сейчас, а я посижу. Скажете, кого разбудить, того и разбужу. — Не положено, хлопче, — улыбнулся старшина. — Вы не бойтесь. Фашистов теперь у нас в селе нет. Выгнали. — Знаю, что нет. Дисциплина солдатская такова: спать на посту нельзя, могут судить за это. А мне некогда под арестом сидеть. На фронт надо бы скорее. Где-то и у меня под оккупантами вот такой же, как ты, сынок… — Вы за него не беспокойтесь, — сказал Антось. — Вот я, когда стояли у нас фашисты, шилом все их сапоги прокалывал. — И не побоялся? — Еще как боялся, но все равно прокалывал. — Отчаянный ты, Антон, парень, как я погляжу, — похвалил старшина и погладил его по голове. Антось заметил на столе крупинки сахара. Вспомнил, как аппетитно только что ужинал старшина. — А с чем вы, дядя, ели — с солью или с сахаром? — спросил, будто не знал. — С сахаром, — ответил старшина. — Э-э, да я тебя сейчас угощу. — Да нет, не надо. Это я просто так спросил. Но старшина уже развязывал мешок. Отрезал во всю буханку толстый ломоть, посыпал сверху сахаром и протянул мальчику: — Бери, ешь. Антось бережно, чтобы не рассыпать сахар, взял ломоть. И каким же он был вкусным! Нарочно откусывал понемногу, чтобы растянуть удовольствие. Старшина смотрел-смотрел, как он ест, а потом вздохнул глубоко и склонил голову. Наверное, опять вспомнил о своем сыне. Когда Антось съел ломоть и поблагодарил, старшина даже не услышал. «Задремал, — решил Антось. — Надо не отходить от него, а то еще уснет на посту. И на фронт тогда не попадет. А там, дома, будут ждать его, как мы вот с мамой ждем нашего татуся, и не дождутся…» Набирая кружкой воды, Антось звякнул об ведро: проснется ли? Старшина приподнял голову. На печи заворочалась мама. — Ну как — наелся? — спросил старшина. — Вот смотрите, — ударил кулаком по животу Антось. — Как барабан. — Что же теперь, на печь? — Успею еще выспаться! — Гоните его от себя, товарищ, — отозвалась с печи мама. — Ведь он, как репей, пристанет и не отцепится… Антось, ну-ка марш спать! — И поговорить не дадут! — скривился Антось. — Только и знают: спать да спать… — Пускай посидит, он мне не мешает, — заступился старшина, и Антось остался возле него. На дворе выл ветер, свистел в трубе, швырял в окна снегом. Мама опять заснула. Крепко спали и бойцы. Догорала, капая на стол прозрачными капельками, свечка. Антось же сидел и слушал рассказы старшины, расспрашивал о разных местах, где тот побывал, о его сыне — своем ровеснике. Свечка вот-вот должна была погаснуть. Не помогло ей даже то, что Антось все время соскабливал на столе затвердевший стеарин и клал под фитилек. Старшина достал из мешка другую. И как раз тогда Антосю почему-то очень захотелось спать. — Когда же вы разбудите солдат? — спросил он. — Уже скоро рассвет. Старшина посмотрел на спящих, громко зевнул. — Жаль будить, намаялись за день. Я ведь после обеда в соседнем селе чуток вздремнул. Им же, беднягам, все с машинами пришлось возиться… Ты иди, ложись. — Старшина, наверное, заметил, что Антося разбирает сон. — Нет, я не хочу, — бодрился Антось, а сам нет-нет да и глянет на печь. «Ага, ложись, — думал он. — А сам ведь говорил, что одному скучно на посту, в сон клонит. Сейчас он очень усталый, может и в самом деле заснуть».