— Как ты думаешь, когда Иоланда въедет в свой новый дом? — поинтересовалась Клара за завтраком. — Наверное, после того как будет оглашено завещание. Через несколько дней, может, через неделю. — До сих пор не могу поверить, что Джейн оставила свой дом Иоланде. Она ведь прекрасно знала, как я ее ненавижу. — Возможно, дело вовсе не в тебе, Клара. «Все может быть. Как может быть и то, — подумала Клара, — что он до сих пор обижается на меня». — Я наблюдала за Иоландой последние пару дней. Она потихоньку перетаскивает свои вещи в дом Джейн. Питер молча пожал плечами. Он начал уставать от необходимости постоянно утешать и успокаивать Клару. — Разве Джейн не оставила нового завещания? — не успокаивалась она. — Не припомню такого. — Питер знал Клару достаточно хорошо и понимал, что она пустилась на хитрость, чтобы отвлечь его от мыслей об обиде и склонить на свою сторону. Но он отказался играть в ее игру. — Нет, правда, — заявила Клара. — Если мне не изменяет память, после того как Тиммер поставили окончательный диагноз и она поняла, что это конец, они обе завели речь о том, что нужно пересмотреть завещания. Я совершенно уверена, что Джейн и Тиммер были у этого нотариуса в Уильямсбурге. Как же ее звали? Ну, ты знаешь ее. Она тогда только-только родила ребенка. И училась со мной в одном классе. — Если бы Джейн составила новое завещание, полиция знала бы об этом. Это их работа. Гамаш поднялся со скамейки. Он увидел то, что ему было нужно. То, о чем он подозревал. Делать определенные выводы было еще рано, но он набрел на кое-какие интересные предположения. Так бывало всегда, когда ему приходилось иметь дело с ложью. А сейчас, пока дневные заботы не захлестнули его с головой, он решил, что стоит еще раз взглянуть на засидку. На этот раз карабкаться наверх он не собирался. Он шагал через площадь, и схваченная ночным морозцем трава хрустела у него под ногами. Он поднялся на холм, миновал старое здание школы и углубился в лес. И вот он снова стоит у дерева. После первого и, как он надеялся, последнего посещения засидки, ему было совершенно ясно, что убийца не пользовался ею. Но тем не менее… — Пиф-паф. Вы убиты. Гамаш резко обернулся, но узнал голос и его обладателя еще до того, как увидел его самого. — Я не заметил вас, Жан Ги. Вы хитрец. Пожалуй, мне придется повесить вам на шею колокольчик. Знаете, какой носят коровы. — Я больше не буду. Нечасто ему удавалось захватить шефа врасплох. Но Бювуар немного волновался. Что будет, если он подкрадется незамеченным к Гамашу, а у того случится сердечный приступ? Какое уж тут удовольствие! Но он все равно беспокоился о старшем инспекторе. Рассудок, подсказки которого он обычно принимал безоговорочно, говорил, что все это ерунда. Старший инспектор весил чуточку больше, чем следовало, ему уже перевалило за пятьдесят, но это же можно сказать о многих людях, которые прекрасно обходились без помощи Бювуара. Однако работа у старшего инспектора была столь напряженной, что запросто могла свалить и слона. И еще он не щадил себя. Но, откровенно говоря, по большей части Жан Ги Бювуар не мог объяснить свои чувства. Он просто не хотел потерять старшего инспектора. Гамаш хлопнул его по плечу и предложил угостить остатками cafe au lait из термоса, но Бювуар отказался — он только что позавтракал в гостинице. — У вас был поздний завтрак, вы хотите сказать? — М-м. Яйца по-бенедиктински, рогалики, домашний джем. — Бювуар посмотрел на смятый бумажный пакет в руке Гамаша. — Тихий ужас! Вам повезло, что вы лишились этого удовольствия. Николь все еще там. Она спустилась после меня, но села за отдельный столик. Странная девушка. — Женщина, Жан Ги. Бювуар только фыркнул в ответ. Он ненавидел политкор-ректность Гамаша. Старший инспектор улыбнулся. — Это не то, о чем вы подумали. — Он угадал причину недовольного фырканья своего заместителя. — Неужели вы не понимаете? Она хочет, чтобы мы видели в ней маленькую девочку, ребенка, с которым нужно обращаться очень бережно. — Если это так, то она — испорченный и избалованный ребенок. У меня от нее мурашки бегут по телу. — Смотрите не ошибитесь на ее счет. Она хитрая и злопамятная особа. Обращайтесь с ней так, как обращаетесь с любым другим агентом. Эго научит ее держать себя в руках. — Зачем она вообще нам нужна? От нее же никакого толка. — Вчера она выступила с очень дельным обоснованием того, что Филипп Крофт и есть тот убийца, которого мы ищем. — Да, это так, но она очень опасная личность. — Опасная, Жан Ги? — Не в физическом плане. Она не достанет револьвер, чтобы перестрелять нас. Может быть. — Что вы такое говорите! Надеюсь, один из нас наверняка прикончит ее до того, как она уничтожит всех нас. — Гамаш улыбнулся. — А я надеюсь на то, что этим человеком окажусь я. Она опасна, потому что сеет распри и разногласия. — Да. Здесь вы, несомненно, правы. Я уже думал об этом. Когда она заехала за мной к нам домой в воскресенье утром, то произвела на меня хорошее впечатление. Она вела себя уважительно, была сдержанна и рассудительна. Когда я задавал ей вопрос, она отвечала на него основательно и подробно, но при этом не стремилась произвести на меня впечатление. И знаете, тогда я даже подумал, что нам удалось заполучить победителя. — Она даже привезла вам кофе и пончики, не так ли? — Бриоши, если быть точным. И я едва не произвел ее в сержанты прямо на месте, в ее же машине. — Именно так я стал инспектором. Тот эклер вывел меня наверх. Но с Николь явно что-то произошло с того момента, как она прибыла сюда. — Я могу лишь предположить, что, встретившись с остальными членами бригады, она раскрылась и обнажила свое подлинное лицо. Такое иногда случается с людьми определенного сорта. Один на один они великолепны. Лидеры индивидуальных видов спорта. Но введите их в состав команды, и они преображаются, становясь просто невыносимыми. Мне кажется, именно такова Николь — она соперничает с остальными офицерами, тогда как ей следует сотрудничать с ними. — Думаю, она отчаянно пытается проявить себя с самой лучшей стороны и жаждет вашего одобрения. В то же время любой совет она воспринимает как критику, а любую критику — как катастрофу. — Вообще-то, и вечер у нее тоже выдался не из легких. — Гамаш пересказал ему свой разговор с Николь. — Отправьте ее обратно, сэр. Вы сделали все, что могли. Составите мне компанию? — Бювуар начал карабкаться по лестнице наверх к засидке. — Замечательно! Настоящий домик на дереве. Гамашу редко доводилось видеть Бювуара таким оживленным. И он чувствовал, что не существует причины, из-за которой это оживление должно было бы угаснуть. — Я уже был там. Видите оленью тропу? Вчера вечером он рассказал Бювуару о засидке и посоветовал ему взять оттуда образцы для экспертизы. Но он никак не рассчитывал встретить инспектора в такой ранний час. — Mais oui[44]. Отсюда, сверху, ее нельзя не заметить. Впрочем, вчера вечером мне в голову пришла одна очень интересная мысль. — Бювуар глядел на него сверху вниз. «О боже, мне все-таки придется лезть туда», — подумал Гамаш. Ухватившись за скользкие деревянные дощечки, он начал подниматься. Взобравшись на платформу, прислонился спиной к шершавому стволу и обеими руками вцепился в ограждение. — Дурь. — Прошу прощения? — На секунду Гамашу показалось, что Бювуар узнал его тайну и назвал его… — Мэри Джейн. Марихуана. Сейчас собирают урожай не только тыкв. В округе наступила горячая пора сбора дури, наркотиков. Думаю, что Джейн Нил вполне могли убить сборщики травки после того, как она обнаружила их делянки. Она ведь гуляла по окрестностям, правильно? Господь свидетель, это занятие приносит миллиардные прибыли, и случается, что людей из-за них иногда убивают. — В самом деле? — Гамаша заинтересовало и даже заинтриговало подобное предположение, если не считать одной детали. — Но ведь выращиванием конопли занимаются, главным образом, «Ангелы ада» и «Рок-машина», банды байкеров. — Вы правы. Эта территория как раз и находится под контролем «Ангелов ада». Не хотелось бы мне иметь с ними дело! Как вы думаете, нам удастся перевести Николь в отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков? — Сосредоточьтесь, Бювуар. Джейн Нил убили стрелой, которой уже исполнилось лет сорок, не меньше. Когда вы последний раз видели байкера с луком и стрелами? Старший инспектор попал в точку, Бювуар об этом как-то не подумал. Он был рад, что заговорил с шефом о своей гипотезе именно здесь, в засидке, парившей над землей, а не в переполненной комнате для совещаний. Гамаш, вцепившись в ограждение, раздумывал о том, как будет спускаться, если ему срочно захочется в туалет. Бювуар перекинул ногу через край платформы, нащупал ступеньку лестницы и полез вниз. Гамаш мысленно произнес коротенькую молитву, медленно приблизился к краю и опустил ногу вниз, не чувствуя под собой ничего, кроме пустоты. Чья-то рука схватила его за лодыжку и направила ногу к первой ступеньке. — Даже вам время от времени не помешает помощь. — Бювуар взглянул на него снизу вверх и принялся поспешно спускаться с дерева. — Отлично, давайте послушаем, что у нас есть, — спустя несколько минут призвал собравшихся к порядку Бювуар. — Лакост, вы первая. — Маттью Крофт. Тридцать восемь лет, — начала она, вынув ручку изо рта. — Руководитель отделения дорожного строительства и эксплуатации в округе Сен-Реми. Я разговаривала с окружным управляющим, и тот, по его собственным словам, не может нахвалиться Крофтом. Честно говоря, я не слышала такой хвалебной оды в чей-либо адрес с тех самых пор, как прошла аттестацию. Аудитория разразилась хохотом. Жан Ги Бювуар, который обычно проводил аттестации, отличался чрезвычайной скупостью на похвалы. — Но один из уволенных рабочих подал на него жалобу. Он заявил, что Крофт избил его. — Кто этот рабочий? — Андрэ Маленфан. — Вновь раздался негромкий гул голосов. — Крофт выиграл дело, легко и без особых усилий. Маленфана вышвырнули вон. Но не раньше, чем эта история успела попасть на страницы местных газет. Мерзкая личность этот мужчина, доложу я вам. Идем дальше. Сюзанна Беланжер. Тоже тридцати восьми лет от роду. Замужем за Крофтом вот уже пятнадцать лет. Работает неполный день в фотокопировальной мастерской «Ли Репродуксьон Дуг» в Сен-Реми. Так, что еще у нас есть? — Лакост быстро просмотрела свои записи, проверяя, не упустила ли чего об этой женщине, которая вела тихий и незаметный образ жизни. — Никаких арестов или приводов в полицию? — поинтересовалась Николь. — Только один, по обвинению в убийстве пожилой женщины в прошлом году. Николь недовольно скривилась. — Что у нас есть на Филиппа? — Ему четырнадцать лет, учится в девятом классе. До прошлого Рождества в табеле стояли одни «четверки» и «пятерки». Но потом что-то произошло. Его отметки стали ухудшаться, да и отношение к учебе изменилось. Я разговаривала с его классным руководителем. Она говорит, что не имеет ни малейшего понятия о том, что случилось. Может быть, всему виной наркотики. Возможно, проблемы дома. Она говорит, что четырнадцать лет — самый трудный возраст у подростков, они иногда ведут себя странно, вытворяют непонятно что. Она не показалась мне чрезмерно обеспокоенной. — Он не состоит членом какой-нибудь школьной команды? — поинтересовался Гамаш. — Играл в баскетбол и хоккей, хотя в этом семестре к баскетболу охладел совершенно. — А команда лучников в школе есть? — Да, сэр. Но он никогда не изъявлял желания вступить в нее.