Клара уже наполовину скрылась в люке в полу. Она пробормотала: — Я помню эти строки, мы проходили его в школе. Откровенно говоря, стихи Руфь Зардо кажутся мне более подходящими в данном случае: Я сохраню все это в себе; мучения, гниение и яд; Но я на самом деле славный человек, добрый, любящий. «Убирайся прочь, мать твою». Ой, прошу прощения… — Руфь Зардо, вы говорите? — не веря своим ушам, переспросил Гамаш. Клара только что процитировала строки одного из его любимых стихотворений. Опустившись на колени, он продолжил: …это ускользнуло от меня, исчезло, Но я буду стараться, вот увидишь. Ты не можешь заставить меня говорить. Я просто уйду подальше, туда, где ты никогда не найдешь меня, Где не сможешь сделать мне больно И не сможешь заставить меня заговорить. — Вы хотите сказать, это написала Руфь Зардо? Подождите минутку… Он вспомнил о визите к нотариусу и о том недоумении и чувстве дискомфорта, которое испытал, услышав имена душеприказчиков Джейн. Руфь Зардо, урожденная Кемп. Выходит, Руфь Зардо — это та самая лауреат литературной премии генерал-губернатора Руфь Кемп? Одаренная писательница, которая сумела дать определение великой канадской двойственности переживаний, смятения чувств, пресловутого сочетания любви и ненависти? Которая имела мужество озвучить и выразить невыразимое словами? Руфь Зардо. — А почему вы вспомнили именно это стихотворение Зардо после того, что мы только что видели? — Потому что, насколько мне известно, в Трех Соснах живут хорошие люди. Но эта оленья тропа предполагает, что у одного из нас внутри, скрывается гниль, яд и разложение. Тот, кто убил Джейн, знал, что стреляет в человека, и хотел, чтобы все выглядело как несчастный случай на охоте. Вроде как кто-то поджидал оленя, который должен был пройти по тропе, и случайно подстрелил Джейн. Но проблема заключается в том, что, имея в своем распоряжении только лук и стрелы, нужно подойти очень близко. Достаточно близко для того, чтобы видеть, в кого ты целишься. Гамаш кивнул в ответ. Значит, она поняла все. Ирония состояла в том, что из засидки, скрытой от посторонних глаз, они внезапно увидели все с пугающей ясностью. Вернувшись в бистро, Гамаш заказал горячий сидр и пошел к себе умыться. Он долго стоял над раковиной, подставив замерзшие руки под струю горячей воды и вытаскивая занозы из царапин. После этого он присоединился к Кларе, которая сидела в кресле у камина. Она неспешно потягивала пиво и листала его «Большую охотничью книгу для мальчиков». Она положила книгу на стол и подтолкнула к нему. — Очень умно с вашей стороны. Я совсем позабыла о засидках, звериных тропах и тому подобном. Гамаш обхватил обеими руками кружку с горячим ароматным сидром и ждал. Он чувствовал, что ей необходимо выговориться. После минутного и такого уютного молчания она кивнула головой в сторону зала. — Вон сидят Питер с Беном. Я не уверена, знает ли он, что я уходила. Гамаш оглянулся. Питер разговаривал с официанткой, а Бен смотрел на них. Но не видел. Он смотрел на Клару. Заметив, что Гамаш поглядывает на него, он отвел глаза. — Мне нужно вам кое-что сказать… — начала Клара. — Надеюсь, это будет не прогноз погоды, — улыбнулся старший инспектор. Клара выглядела смущенной и растерянной. — Продолжайте, — подбодрил он ее. — Это касается засидки или оленьей тропы? — Нет, сначала мне надо поразмыслить над этим. Все получилось слишком неожиданно, пусть даже я не страдаю приступами головокружения. Она тепло улыбнулась, и Гамашу осталось только надеяться, что ему удалось не покраснеть. А он-то думал, что ничем не выдал себя! Ну что же, еще кто-то будет знать, что он — далеко не идеальная личность. — Что вы хотели мне сказать? — Я хотела поговорить с вами об Андрэ Маленфане. Вы должны его помнить, это муж Иоланды. За ленчем я подошла к Иоланде, чтобы заговорить с нею, и слышала, как он смеялся надо мной. Это был очень необычный звук. Какой-то замогильный и пронзительный. Мерзкий и отвратительный. Именно этими словами Джейн описывала смех одного из мальчишек, которые швырялись навозом. Гамаш впитывал информацию, глядя на огонь, и мелкими глотками потягивал сидр, чувствуя, как горячая сладкая жидкость течет по пищеводу в желудок, согревая изнутри. — Вы полагаете, что одним из мальчиков был его сын Бернар? — Совершенно верно. Одного из мальчишек там не было. А вот Бернар был. — Мы допрашивали Гаса и Клода. Оба отрицают, что вообще там были, что, впрочем, неудивительно. — Филипп извинился за то, что швырялся навозом, но это ничего не значит. Все мальчишки боятся Берни. Думаю, Филипп признался бы в убийстве, если бы это спасло его от взбучки, которую мог задать ему этот малый. Он запугал их до невозможности. — Возможно ли, что Филиппа там вообще не было? — Возможно, но маловероятно. Но я совершенно точно знаю, что Бернар Маленфан бросал навоз в Оливье и Габри, развлекаясь от души. — Бернар Маленфан приходился Джейн внучатым племянником, — медленно сказал Гамаш, обдумывая возможные варианты. — Да, — подтвердила Клара и зачерпнула пригоршню орешков к пиву. — Но они не были близки, как вам наверняка известно. Даже не припомню, когда она последний раз виделась с Иоландой на каком-нибудь мероприятии. У них случилась серьезная размолвка. — Что между ними произошло? — Я не знаю подробностей, — неуверенно отозвалась Клара. — Мне известно лишь, что это как-то касалось дома. Дома Джейн. Он принадлежал ее родителям, и возникли какие-то разногласия. Джейн говорила мне, что одно время они с Иоландой были очень близки. Та часто навещала ее, еще когда была совсем маленькой. Они играли в рамми и криббидж. И у них была еще одна игра. С дамой червей. Каждый вечер Джейн клала на кухонный столик игральную каргу и просила Иоланду запомнить ее, потому что утром она должна была измениться. — И что же, карта менялась? — В том-то все и дело. Каждое утро Иоланда спускалась на кухню, и карта действительно была другой. По-прежнему дама червей, но рисунок менялся. — Но действительно ли карта была другой? То есть, я хочу сказать, Джейн меняла ее сама? — Нет. Но Джейн знала, что малышка не может запомнить все детали. Более того, она знала и то, что каждому ребенку очень хочется верить в волшебство. Как это печально… — Что именно? — поинтересовался Гамаш. — Иоланда. Интересно, во что она верит сегодня. Гамаш вспомнил свой разговор с Мирной и подумал: а не могла ли Джейн таким образом стараться внушить юной Иоланде какую-нибудь важную мысль? Например, что изменения и перемены происходят постоянно и что их не нужно бояться. — А когда Джейн могла увидеть Бернара? И узнала бы она его? — Собственно говоря, в последний год она могла видеть его довольно часто, хотя и издалека, — ответила Клара. — Бернар и другие мальчики со всей округи ездят на школьном автобусе, который идет из Трех Сосен. — Откуда он идет? — Он проезжает мимо старого здания школы, чтобы не ехать через всю деревню. Некоторые родители оставляют там детей очень рано, как им это удобно, так что ребятам приходится долго ждать. Поэтому иногда они спускаются с холма в деревню. — А если на улице мороз или буря? — Большинство родителей сидят с детьми в машинах, чтобы те не замерзли, пока придет автобус. Но как-то стало известно, что кое-кто по-прежнему просто оставляет детишек на улице. И Тиммер Хедли забирала их к себе до прихода автобуса. — Очень мило с ее стороны, — заметил Гамаш. Клара явно выглядела растерянной. — Вы действительно так считаете? Хотя, наверное, вы правы, если подумать. Но я подозреваю, что на то имелась и другая причина. Она боялась, что на нее подадут в суд, если ребенок погибнет от холода или чего-нибудь такого. Откровенно говоря, я скорее бы согласилась замерзнуть до смерти, чем войти в тот дом. — Почему? — Тиммер Хедли была плохой женщиной. Вы только посмотрите на бедного Бена. — Клара мотнула головой в его сторону, и Гамаш взглянул туда как раз вовремя, чтобы заметить, что Бен опять смотрит на них. — Она искалечила его. Лживая и жадная особа. Ее боялся даже Питер. Обычно он проводил школьные каникулы в доме Бена. Чтобы составить Бену компанию и защитить его в этом кошмарном доме. Вы не задавали себе вопроса, почему я люблю его? — Какое-то мгновение старший инспектор не мог решить, кого она имеет в виду, Питера или Бена. — Питер — самый замечательный мужчина на свете, но даже он ненавидел и боялся Тиммер, так что с ней что-то действительно было не в порядке. — Как он познакомился с Беном? — В Аббатстве, частной школе для мальчиков неподалеку от Ленноксвилля. Бена отправили туда, когда ему исполнилось семь. Питеру тоже было семь лет. Они вдвоем были самыми маленькими в школе. — Что же такого натворила Тиммер? — Гамаш нахмурился, живо представив себе двух напуганных мальчуганов. — Во-первых, она отправила перепуганного маленького мальчика из дома в школу-интернат. Бедняжка Бен оказался совершенно не готов к тому, что его там ожидало. Вам доводилось когда-нибудь бывать в интернате, инспектор? — Нет. Никогда. — Вам повезло. Это дарвинизм в чистом виде. Вы или приспосабливаетесь, или погибаете. Вы узнаёте, что навыки, необходимые для того, чтобы выжить, представляют собой хитрость, обман, издевательство над слабыми, ложь. Или вы овладеваете ими, или попросту прячетесь от всех. Но даже это не могло длиться вечно. Питер нарисовал Кларе довольно подробную и четкую картину жизни в Аббатстве. Она словно наяву видела, как медленно-медленно поворачивается дверная ручка. И медленно-медленно открывается никогда не запирающаяся дверь в спальню мальчиков. И в нее на цыпочках, крадучись, проскальзывают старшеклассники, чтобы вдоволь поиздеваться над младшими. Питер усвоил, что монстр прячется отнюдь не под кроватью. Сердце Клары обливалось кровью всякий раз, когда она думала об этих маленьких мальчиках. Она бросила взгляд в сторону их столика и увидела двух взрослых седеющих мужчин, с лицами, испещренными морщинами, которые сидели, подавшись друг к другу так близко, что головы их почти соприкасались. Ей захотелось подбежать к ним, защитить и сделать так, чтобы ничто плохое больше никогда не коснулось их.