– Надо его предупредить! – выпалила Элли. – Вдруг он его откроет?! И тут смысл моей фразы наконец дошел до нее. Она отстранилась и испуганно на меня посмотрела. – Элли, сама посуди, у вас здесь столько охраны – так легко ее не обойти. И даже если это кому-то удалось, то твой отец не дурак, чтобы без страховки пользоваться неизвестным прототипом. Особенно когда к его услугам весь Пантеон. Поверь, он в безопасности. А что касается куба… Я понятия не имею, что это за устройство. Но думаю, что оно как-то связано с оборонной промышленностью. Те бандиты… Они приняли меня за правительственную шпионку. Может, это какой-то обучающий модуль для стражей или что-то вроде этого? А мы с тобой забрались на запретную территорию. Девчонка нахмурилась. – Думаешь? – Скорее всего. Элли, ты должна срочно вернуть прототип отцу. – Да, хорошо. Только сначала отведу тебя к нашему доктору. Ты вся в крови… Я с удивлением на нее посмотрела, потом перевела взгляд на белоснежную тунику, на которой алела кровь. Медленно провела ладонью по лицу и увидела на ней красную полосу. Наверное, из носа. Это многое объясняет. Осторожно коснулась ушей. Чисто. Внезапно мне вспомнился наш недавний разговор с господином Штольцбергом, и я представила, что случится, когда он обо всем узнает. – Элли, если я пойду к врачу, у него возникнут вопросы. Придется рассказать правду. А что сделает твой отец, когда выяснит, что ты выкрала его прототип и чуть не погибла? Зрачки Элли расширились от испуга. – Наверное, запрет в каком-нибудь закрытом пансионе и усилит охрану… Но это все ерунда, – неуверенно сказала она. Элли была любопытной, и ее тянуло к тем прекрасным вещам, к которым запрещал приближаться отец. Беспокойство господина Штольцберга было понятным, но мне казалось, что если бы у его дочери было чуть больше свободы, то многих неприятностей можно было бы избежать. Сделанного не воротишь, все так. Но Элли сама себя уже наказала. А что будет с ней, если ей окончательно перекроют кислород? – Элли, я никому ничего не скажу, только пообещай, что ты больше никогда, слышишь, никогда не станешь ничего брать без разрешения из кабинета отца. Особенно прототипы. Девчонка молча кусала губы. Взгляд серых глаз метался от моего лица к кровавым следам на одежде и обратно – ее терзали сомнения и чувство вины, а мое предложение было таким соблазнительным. – Элли, мне просто нужно отлежаться. Я в норме. Не думай об этом. – Хорошо. Обещаю, – наконец тихо сказала она. Я крепко схватила ее за плечи и заглянула прямо в глаза. – Точно? Она покивала, и по щекам опять потекли дорожки слез. – Я очень испугалась, Кара. – Знаю. Давай собираться, пока нас никто не застукал. Я, наверное, проторчала в сфере часа полтора… – Нет, Кара, минут десять, если не меньше. Я удивленно на нее посмотрела. Выходит, в кубе время течет иначе. Десять минут, всего десять минут… А что бы случилось с моей психикой, проведи я там час или более? – Не важно. В любом случае нам надо уходить. Есть соображения, как свернуть этот чертов механизм? Кое-как совместными усилиями нам удалось вернуть адов прототип в исходное состояние, и мы незаметно нырнули в подземный ход. Боль в правой ноге и руке исчезла. Однако меня мутило, перед глазами все плыло, а каждый звук, каждое слово, каждый поворот, наклон головы – все отдавалось болью. В какой-то момент, покачнувшись, я привалилась к прохладной стене и услышала обрывок чужого разговора. – Я тебя не понимаю, Шон, – размеренно, отстраненно говорил твердый, как сталь, бесцветный мужской голос. – Тебе по силам довести прототип до абсолютного совершенства, раскрыть его механику во всей возможной красе, безжалостной и неоспоримой, но ты почему-то старательно от этого уклоняешься. Я приоткрыла глаза. Элли приложила палец к губам. Теперь ясно, как она добывает свою информацию. Выходит, предосторожности господина Феррена небеспочвенны. – Ты так высоко оцениваешь мои способности, Торнтон, – произнес Шон с едва уловимой насмешкой. – Я польщен. – Отказываться признавать очевидное глупо. Как и уклоняться от своего предназначения. Уменьшить чип до размера наночастицы и изменить способ ввода, уверен, тебе не составит труда. – Не исключено. Но это сделает невозможным его обнаружение и извлечение. Торнтон презрительно усмехнулся. – А кому это нужно? В этом вся суть! К тому же охват стопроцентный. – Технологии развиваются слишком стремительно. А ситуации бывают разными. Необходимость модификации, техноконфликт… Такое уже случалось. А то, что представляется тебе совершенным в своем функционале, дезадаптивно. – И все-таки я ознакомлю заказчиков со своим видением прототипа и укажу на слабые стороны его предварительной версии. – Ты в своем праве создателя, Торнтон, – безразлично ответил Шон, но мне показалось, что он был недоволен. Мужчины замолчали. К ним кто-то присоединился. Я прислушалась. – Шон, портал активирован, – обратился к нему господин Штольцберг, и мы с Элли настороженно переглянулись. – Испытания предварительных прототипов на местности ждут нас. Торнтон, не желаете отправиться с нами в Тартар? – С большим интересом, Фредерик. – Тогда, господа, прошу. Я посмотрела на Элли. Лучшей возможности, чтобы вернуть прототип, и не придумать. Она все поняла и кивнула. Мужчины начали собираться, а мы с Элли, крадучись, выбрались из радиуса обоюдной слышимости, а затем быстрыми шагами направились к моей комнате. – Кара, мы на месте, – шепнула она и нажала на какую-то кнопку. Боковая панель тотчас отъехала в сторону. – Ты точно в порядке? – Да. Иди к кабинету отца и покарауль там. Только умоляю, будь осторожней. За ужином все расскажешь. Элли кивнула, и мы распрощались. Оказавшись в своих роскошных апартаментах, я первым делом отправилась в ванную. Заперлась. Стащила окровавленную тунику, повесила ее на борт раковины, принялась мыть с мылом трясущиеся руки. Внезапно поймала в зеркале свое отражение и недоверчиво замерла. Из серебристых глубин на меня смотрела бледная, измученная девушка с растрепанными волосами, испуганными опухшими глазами, белки которых отливали краснотой, и со следами запекшейся, размазанной по лицу крови. Какой кошмар! Если Шон меня такую увидит, правда мигом выйдет наружу. И когда он поймет, что я снова чуть не убилась, причем из-за собственной глупости и беспечности, точно психанет. Достанется и мне и Элли. Особенно Элли – память о ее визите в Пантеон еще свежа. А она и без того напугана. Я тяжело вздохнула, обдала лицо холодной водой и принялась застирывать кровавое пятно. Аккуратно повесила сушиться тунику, переоделась и рухнула в кровать. Пока лежала, свернувшись калачиком под тонким одеялом, мысленно то и дело возвращалась к загадочному прототипу. Тот, кто его создал, потрудился изрядно. Масштаб, детализация как местности, так и героев, разнообразие сценариев, психологизм, в конце концов, – все это внушало восхищение и благоговейный трепет. Вот только… Хотя я и успокоила Элли, сказав, что ее находка – продукт оборонной промышленности, предназначенный не для гражданских, самой полностью успокоиться не удалось. Я не была уверена в истинном предназначении куба, слишком много было нестыковок. А неизвестность пугала. Если бы не довелось на собственной шкуре ощутить его разрушительную, смертоносную мощь, мне было бы проще принять адов прототип за симуляцию. А так… Я не могла до конца поверить в нереальность того подземелья, бандитов и моста, где меня чуть не убили, и оттого боялась, что все могло повториться вновь. Это было глупо, иррационально, но я ничего не могла с собой поделать. И сейчас, дрожа и ища защиты в позе эмбриона, натянув одеяло на голову, я пыталась собраться с силами и убедить себя в том, что угрозы не существует. Пока выискивала доводы в пользу компьютерной программы, впервые задумалась над тем, кому под силу создать что-то настолько сложное и величественное. Вряд ли одному человеку. Скорее, группе авторов… И неожиданно поняла, что страх перед прототипом перекинулся и на его творца. Или творцов, кто знает. По коже поползли мурашки, и я зажмурилась, отгоняя непрошеные мысли, а потом перевернулась на другой бок. Мне снились белоснежные коридоры Пантеона… Я бежала, пыталась спрятаться в них от преследователей, запрыгивала в лифт. Прозрачная кабина выносила меня на поросшую густой высокой травой крышу, в центре которой стоял покосившийся деревянный дом. Лифт исчезал, и за пределами зеленых холмов оставалась лишь пропасть, откуда, карабкаясь по тросам словно альпинисты, один за другим выбирались бандиты. Они что-то кричали, гнались за мной, и мне ничего не оставалось, кроме как искать убежища в доме. Внутри царил синеватый полумрак, единственным источником света в котором было пламя в камине. Первой меня встречала Ирена. Она заваривала чай, подсыпала в чашку какой-то порошок и, лучезарно улыбаясь, протягивала ее мне. Я шарахалась от нее, хотела обойти и натыкалась на Берда. Он стоял возле печи в расстегнутой серой шубе и чистил охотничье ружье. Черты его лица заострились, сделались пугающими, звериными, глаза отливали краснотой. Едва завидев меня, Берд угрожающе зарычал, обнажая острые пожелтевшие клыки. Я, спотыкаясь, испуганно отступала и, поскользнувшись на разлитой по полу жидкости, падала. Неловко шарила руками вокруг себя, чтобы подняться, и с ужасом замечала, что они в крови. Быстро вскакивала на ноги, оборачивалась, и мой взгляд падал на труп Дориан, лежавший за печкой. Я испуганно вскрикивала, бежала к выходу и натыкалась на Лану. Она выплывала из прихожей в окружении своих теней, поигрывая в руках окровавленным кинжалом. Девушка зловеще улыбалась, облизывала лезвие и говорила: – Ты разве не знала, что если дать людям возможность удовлетворять свои страсти в специально организованной среде, то процент насилия в обществе резко снижается? Я мотала головой, медленно пятилась назад и встречалась с Иреной, которая протягивала мне чай со словами: – Ты как Шон Феррен. – Кто знает, во что наутро ты эволюционируешь, – к ней тут же присоединялся Берд. Я расталкивала их и бежала вперед, к камину. Там за круглым деревянным столом в широких удобных креслах сидели Шон с Торнтоном и играли в шахматы. – Тебе по силам довести прототип до абсолютного совершенства, раскрыть его механику во всей возможной красе, безжалостной и неоспоримой, но ты почему-то старательно от этого уклоняешься, – бесцветным голосом говорил господин Клай и передвигал черную фигуру на доске. – Шах. – Сложную фантазию повторить нелегко. А запатентованную практически невозможно, – безразлично отвечал ему Шон, попивая из бокала коньяк, и перемещал белую фигуру. Я подбегала к нему, падала на колени, кричала, дергала за руку, умоляла помочь, но он не обращал на меня никакого внимания. А Лана, Берд и Ирена между тем медленно, но неотвратимо ко мне подступали. – Одну и ту же технологию можно использовать как в быту, так и в оборонной промышленности. Отказываться признавать очевидное глупо. Шах! – парировал Торнтон. – Шон, помоги! – кричала я и снова трясла его за руку, но он отворачивался к огню. Блики пламени в полумраке обветшалого дома ложились на его красивое аристократическое лицо ало-оранжевыми лепестками. Шон, глядя в пустоту, говорил: – Адское пекло. – Затем поворачивался обратно к шахматной доске и задумчиво изрекал: – Если бы что-то такое существовало в Эдеме, писатели бы повыскакивали отсюда, как грешники с адовой сковородки, внезапно обретшие крылья. Сюрпризы мне не нужны. Шах. Я смотрела на него, не веря своим глазам. Внезапно ощущала, как длинные черные пряди щекочут щеку. С ужасом дергала головой и встречалась глазами с Ланой. Она усаживалась на колени справа от меня и, приобняв за плечи, ласково шептала мне на ухо: – В прошлой жизни Торнтон был помешан на механизмах. – Я переводила взгляд на другого игрока. – Он отвергает свою биологическую сущность. – Убеждена, что он бы с радостью вырвал из груди собственное сердце и заменил его железным, если бы представилась такая возможность, – вторила ей Ирена, обвивая руками шею Шона и любуясь им.