– Тебе нужно вернуться через несколько недель, когда у овечек начнется окот, – предложил Бак. – Мы предпочитаем их перед этим стричь – так легче. Когда они покинули ранчо, Джек поехал через холмы вдоль реки Вирджин. Он ничего не говорил, позволяя ей просто любоваться красотой зеленых полей, высоких холмов и пасущихся овечьих отар. Он проехался немного по шоссе 299 через рощу с секвойями, и, несмотря на свое угрюмое настроение, Мэл разинула рот от восхищения. Над ними раскинулось безбрежное, спокойное и синее небо, дул легкий и прохладный ветерок, но среди этих невероятно высоких деревьев стояли сумерки, если не считать ослепляющих вспышек яркого солнца, пробивавшихся сквозь череду стволов. Судя по виду Мэл, она пускай и медленно, но приходила в себя. В этом краю как будто уживалось две реальности. Одна – сырой и темный мир глухих лесов, где отчаявшиеся люди жили в тоске и бедности. И другая – мир, через который они сейчас проезжали: национальный лес из секвой, первоклассные кемпинги, холмы и долины, среди которых раскинулись пышные и обильные поля, где жизнь была здоровой и изобильной. Джек проехал по заросшей деревьями дороге к одному из изгибов реки Вирджин, где она разливалась особенно широко, подъехал к краю обрыва и остановился. В реке, закинув удочки в воду, стояли двое мужчин в рыбацких комбинезонах на подтяжках, коричневых жилетах с множеством карманов и плетеными корзинами, свисающими с плеч на ремнях. Их удочки изгибались изящно и ритмично, напоминая взмывающих над сценой балетных танцоров. – Что мы тут делаем? – поинтересовалась Мэл. – Я хотел, чтобы ты увидела кое-что, прежде чем бросить все и уехать. Здесь многие местные и приезжие любят ловить рыбу, да и я тоже в основном стараюсь рыбачить именно здесь. Когда начинаются зимние дожди, мы приезжаем сюда полюбоваться на то, как лосось перепрыгивает через естественные водопады, возвращаясь в свои родные ручьи, чтобы дать жизнь потомству. На это действительно стоит посмотреть. Теперь, когда ребенок у Андерсонов, я могу свозить тебя на побережье, если захочешь. Очень скоро у китов начнется летняя миграция на север, в более прохладные воды. Они близко подплывают к береговой линии вместе со своими детенышами, и это просто невероятное зрелище. Она смотрела, как рыбаки забрасывают удочки и сматывают леску, доставая из воды улов. Форель оказалась внушительного размера. – В хороший сезон рыба – главное блюдо в нашем барном меню, – заметил Джек. – Вы ее сами ловите? – уточнила она. – Я, Проповедник и Рики. Это лучший способ внести свой вклад в игру. Мэл, – мягко произнес он, – посмотри чуть дальше, вниз по течению. Вон туда… Она прищурилась и тут же слегка присела, чуть не подавившись от удивления. На другом берегу реки из зарослей кустов показались головы медведицы и ее детеныша. – Ты спрашивала о медведях. Вот черная медведица. Детеныш выглядит довольно молодым. Медведица совсем недавно родила и вышла из спячки. Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное? – Только на канале «Дискавери». Рыбаки ее что, не видят? – удивилась она. – Я уверен, что видят. Она их не тронет, а они ее не побеспокоят. Но для подобных случаев у них есть репелленты. А в грузовике лежит винтовка. Впрочем, если она подойдет слишком близко, они просто смотают удочки и закроются в своих машинах, пережидая, пока она не уйдет. – Он усмехнулся. – Будут сидеть и смотреть, как она ест их улов. Некоторое время она молча смотрела, очарованная зрелищем, а затем спросила: – Зачем ты меня сюда привел? – Иногда, если меня что-то гложет, я приезжаю сюда или в лес с секвойями, либо поднимаюсь на холм, где пасутся овцы. Еще бывает, что выхожу на пастбище, где бродят коровы – и просто сижу там какое-то время. Сливаюсь с природой в единое целое. Зачастую этого более чем хватает. Высунув один локоть из окна, а запястье другой руки положив на руль, Джек наблюдал за рыбалкой – за людьми и медведицей. Мужчины были так увлечены своим занятием, что даже не обернулись на шум, когда его пикап выехал на поляну. Они оба молчали. Джек понятия не имел, о чем она размышляла, но мысленно умолял: «Не отворачивайся и не спасайся бегством только потому, что тебя кто-то поцеловал». Все могло быть и хуже. Примерно через двадцать минут он снова завел машину. – Мне нужно еще кое-что тебе показать. Ты ведь никуда не торопишься? – Док остался в городе, – ответила она. – Думаю, что нет. Джек выехал на поляну, где стоял дом, принадлежавший Хоуп Мак-Кри. Мэл было очевидно: ему очень хочется, чтобы она передумала уезжать. Но она никак не ожидала увидеть, что он для этого сделал. Когда они подъехали к лесному домику и припарковались, она с удивлением перевела на него взгляд. – Боже мой, – выдохнула она. – Как ты это сделал? – Немного мыла, – улыбнулся он, – и досок. И еще краска. Гвозди. – Не стоило, Джек. Потому что… – Я знаю, потому что ты не можешь остаться. Я слышал это как минимум сто раз за последнюю пару недель. Отлично. Делай, что считаешь нужным. Но тебе обещали этот дом, и я подумал, что у тебя должен быть выбор. Прямо перед ней возвышался маленький уютный домик с двускатной крышей, с новым, прочным и широким крыльцом, выкрашенным в красный цвет. На веранде расположились два белых кресла, а на перилах крыльца по углам стояло четыре белых горшка с красной геранью. Это было прекрасно. Она боялась зайти внутрь. Означает ли это, что если там все окажется таким же чудесным, как и снаружи, она будет вынуждена остаться? Поскольку Мэл чувствовала: да, там все будет выглядеть не менее волшебно. Не говоря ни слова, она вышла из машины. Медленно поднялась по ступенькам, зная, что Джек остался в автомобиле. Он давал ей возможность зайти туда одной. Она толкнула дверь, которая теперь не заедала. Внутри блестели деревянные полы и сверкали отполированные столешницы. Окна, которые раньше были такими грязными, что сквозь них ничего не было видно, оказались настолько чистыми, что казалось, будто стекол в них вообще нет. Стекло в том окне, которое когда-то было забито досками, сейчас оказалось заменено. Техника была в безупречном состоянии, мебель так тщательно пропылесосили или вычистили, что теперь она заиграла яркими цветами, избавившись от толстого слоя пыли. На полу лежал новый ковер. Она прошла в спальню. Старое одеяло заменили на новое, и она могла уверенно сказать, даже не заглядывая под него, что там лежал толстый плотный матрас, а старый и грязный куда-то исчез. Яркие цвета простыней указали на то, что это было свежекупленное белье, а не старые вещи Хоуп. На полу у кровати лежал широкий коврик из толстого ворса. В ванной нашлись новые полотенца и душевые аксессуары. Стекло в душевой кабине заменили, а плитку отмыли до такого блеска, что даже швы в ней казались безупречными. В воздухе стоял слабый запах отбеливателя; нигде не было видно ни пятнышка, ни соринки. Ей понравились яркие полотенца, чередующиеся красным и белым цветами. Коврики на полу лежали белые; мусорный бак, стаканчик и диспенсер для салфеток были красными. Внизу располагались две спальни, и еще одна наверху – на маленьком чердаке под самым верхом двускатной крыши; места там хватало лишь для кровати и, возможно, небольшого комода. Все комнаты сверкали чистотой, правда, мебели там не оказалось. Вернувшись в гостиную, она увидела, что огонь в камине уже горит, а рядом лежит новая груда дров. Книги в книжных шкафах очистили от пыли, а сундук, который можно было использовать как журнальный столик, оказался отполирован лимонным маслом. Шкафы тоже блестели от масла. Она открыла один из них и увидела внутри новую керамическую посуду, которая заменила грязный мелмаковский[29] набор, который стоял там раньше. Старый серый пластик заменили на стекло. В винном шкафу обнаружились четыре неоткупоренные бутылки. Внутри холодильника, тоже вычищенного до блеска, хранился целый запас продуктов. Бутылка холодного белого вина и упаковка с шестью банками хорошего пива. Были там молоко, апельсиновый сок, масло, хлеб, салат латук и другая зелень. Бекон и яйца. Ингредиенты для бутербродов: мясная нарезка, сыр, майонез, горчица. На кухонном столе, накрытом совершенно новой скатертью, стояла праздничная керамическая ваза со свежими фруктами. В углу кухонной стойки она увидела набор из четырех толстых круглых белых свечей. Наклонившись, Мэл вдохнула их запах. Ваниль. Она вышла из дома, закрыла за собой дверь и вернулась к пикапу. Его поступок погрузил ее в состояние меланхолии. И этого она тоже совершенно не ожидала. Мэл смирилась с осознанием того, что совершила ошибку. Теперь, приняв это как факт, она была готова двигаться дальше. Как только Док и остальные смогут обходиться без ее помощи. – Зачем ты это сделал? – Тебе это обещали, – ответил Джек. – Это не влечет для тебя никаких обязательств. – На что ты надеялся? – напирала она. – Ты необходима городу. Док нуждается в помощи, это очевидно. Я надеялся, что ты дашь этому городу шанс. Может быть, останешься еще на несколько недель. Просто чтобы определиться, подходит ли это для тебя. Мне кажется, жители Вирджин-Ривер уже однозначно дали понять – ты-то им точно подходишь. – Ты сделал все это в надежде заставить меня выполнить условия годового контракта с Хоуп? – продолжала допытываться Мэл. – Потому что в том виде, в каком этот дом был раньше, жить в нем было совершенно невозможно, и это ставило нас с Хоуп перед неразрешимой дилеммой. Она не могла меня здесь удержать, поскольку не выполнила условия. – Она не будет принуждать тебя к исполнению этого контракта, – категорично заявил он. – Нет, будет. – Нет. Она не будет принуждать тебя следовать контракту. Гарантированно. Я позабочусь об этом. Все сделано ради тебя, а не для Хоуп. Она печально покачала головой. – Ты же сам видишь, что мне здесь не место, – мягко сказала она. – Хм. Я не знаю, Мэл. Люди прикипают к тем местам, где им хорошо. И это может быть множество самых разных мест. По разным причинам. – Нет, Джек. Посмотри на меня. Я не люблю ходить в походы, мне нравится тусоваться в торговых центрах. Я действительно совсем не похожа на простую и неприхотливую деревенскую акушерку. Я настолько типичный городской житель, что даже самой страшно. Чувствую себя здесь не в своей тарелке. Словно я белая ворона. Люди никак мне этого не показывают, но я ничего не могу с собой поделать. Меня вообще не должно здесь быть, мое место в торговых залах «Нордстром»[30]. – Да ладно тебе, – засмеялся он. Она закрыла лицо руками, массируя веки. – Ты просто не понимаешь. Это сложно, Джек. Тут есть кое-что серьезное, о чем ты не в курсе. – Так расскажи. Мне можно доверять. – Дело именно в этом – одна из причин, по которой я согласилась сюда приехать, заключалась в том, что мне не хотелось больше никому об этом рассказывать. Допустим, я приняла в корне неверное решение. Безумное решение. Ошибочное решение. Это все не для меня. – Дело не просто в профессиональном выгорании, да? – Я избавилась от всего, что связывало меня с Лос-Анджелесом, спасаясь бегством. Это было паническое, безумное, иррациональное решение, – покачала головой Мэл. – Мне было очень больно. – Я так и предполагал. Наверное, какой-то мужчина. Душевная рана или что-то подобное. – Ты недалек от правды, – устало улыбнулась она. – Поверь мне, Мэл. Если ты хочешь исцелиться от душевной боли – лучше места не найти. – Ты тоже приехал сюда ради этого? – спросила Мэл. – Да, можно и так сказать. Но я приехал сюда осознанно, приступов паники у меня не было. Просто я искал именно такое место, удаленное от цивилизации. Чтобы можно было хорошо порыбачить и поохотиться. Простая обстановка. Чистый воздух, достойные жизненные ценности, трудолюбивые люди, помогающие друг другу. Это все действительно работает. Она глубоко вздохнула. – Я сомневаюсь, что для меня это сработает в долгосрочной перспективе. – Ничего страшного. Никто и не просит тебя брать на себя долгосрочные обязательства. Ну, кроме Хоуп, конечно, но здесь никто не воспринимает ее всерьез. Однако не стоит бежать отсюда, поддавшись тому же приступу паники, в котором ты сюда примчалась. Это здоровый край. И заботливый. Кто знает, возможно, здесь ты найдешь то, что поможет тебе справиться с… с чем угодно. – Мне жаль. Иногда я впадаю в очень подавленное состояние. Я должна быть тебе безмерно благодарна. И вместо того, чтобы… – Эй, полегче, – улыбнулся он, заводя машину, чтобы отвезти ее обратно в город. – Я тебя вроде как слегка огорошил. Ты ведь думала, что можешь оправдаться тем, что у тебя нет приличного жилья. И Хлоя теперь тебя здесь не держит. Но я подумал, что тебе больше не нужно оставаться жить у Дока, тем более если кто-то собирается рожать в твоей спальне. Возможно, тебе пора обзавестись собственным домом. Если ты этого хочешь, конечно. – А медведи здесь бродят? – слабо улыбнулась она. – Лучше, если ты будешь хранить мусор дома и потом отвозить его в город, чтобы выбросить там в мусорный бак. Медведи обожают мусор. – Господи боже! – Нам уже много лет не досаждают медведи. – Потянувшись через приборную панель, он сжал ее ладонь. – Просто дай себе возможность немного передохнуть. Поработай над тем, чтобы залечить свои душевные раны. А пока будешь этим заниматься, время от времени измеряй у пациентов температуру. Давай им изредка таблетки. Никто не собирается держать тебя здесь в заложниках. Пока он вел машину, она искоса за ним наблюдала. «Какой же у него сильный профиль», – подумала Мэл. У Джека было мужественное лицо с квадратным подбородком, прямой нос, высокие скулы, щетина на щеках. Он отличался изрядной волосатостью; она обратила внимание, что Джек брил шею почти до груди, и ей стало интересно, что скрывается у него под рубашкой. Мэл вспомнила, как Марк жаловался на залысины, которые, впрочем, нисколько не умаляли его мальчишеской внешности. Но этот парень, Джек, точно не походил на мальчишку. Скорее, у него была суровая внешность лесника. И хотя его волосы были коротко острижены по военной моде, они были настолько густыми, что казалось, будто их, наоборот, нужно слегка проредить. На больших ладонях, сжимающих руль, виднелись мозоли – он много работал. Этот парень просто фонтанировал тестостероном. Что такой великолепный мужчина делал в маленьком городке с шестью сотнями населения, где для него не могло найтись достойной женщины? Ее мучила мысль, не посчитал ли Джек ее черствой и бесчувственной особой. Он так много для нее сделал, а ей абсолютно нечего было дать ему взамен. Совсем ничего. Она ощущала у себя внутри всепоглощающую пустоту. В противном случае ей, конечно, понравился бы такой мужчина, как Джек. «Это худшее, что есть в душевных терзаниях», – думала Мэл, возвращаясь к дому Дока. Они тебя опустошают. Предполагалось, что она будет польщена и довольна тем, что для нее сделали с лесным домиком. Она должна быть в восторге от того, что такой человек, как Джек, проявляет к ней интерес, поскольку очевидно, что он ею увлечен. Но вместо этого ее накрыла пелена грусти. Мэл словно потеряла способность реагировать на добрые поступки. Она чувствовала себя подавленной и одинокой, не ощущая в себе готовности принимать чьи-то подарки и добрые дела. Она даже не могла ответить на интерес к ней красивого мужчины. Она больше не могла быть счастлива. Иногда спрашивала себя, не отдает ли таким образом некую дань памяти Марку, цепляясь за ставшее привычным для нее чувство утраты.