Витвицкий остановился. – Вот наши номера. Овсянникова пошла дальше, не услышав, вся погруженная в свои мысли. – Ира! – окликнул ее мужчина. Она остановилась, обернулась. – Извини. Иногда кажется, уже все видела, уже все знаю, уже ничто не тронет… А потом вдруг на ровном месте… как замыкание какое-то. – Это не на ровном месте. – Моя бабушка говорила – надо размыкать горе. Витвицкий не понял, уточнил: – Как это? – Ну не держать его в себе, поделить с другими. Размыкать – не я, а мы, понимаешь. Этому Ларионову давно нужно было размыкать горе… – Ирина зябко повела плечами. – Вот он и размыкал как мог, – Витвицкий кивнул на дверь с номером пятнадцать. – Твой пятнадцатый, мой тринадцатый. Овсянникова через силу улыбнулась. – Не повезло. – Почему? – Тринадцать – число несчастливое. – У меня все всегда не как у всех, так что для меня, наоборот, – счастливое. Спокойной ночи? Неожиданно Овсянникова подалась вперед, коротко поцеловала Витвицкого в губы. – Спокойной ночи, Виталий. Тот какое-то мгновение смотрел на Ирину, потом притянул ее к себе, поцеловал в ответ. Поцелуй затянулся. Наконец Витвицкий отстранился, хоть и продолжал держать девушку за плечи. – Может быть, зайдешь ко мне? – тихо спросил он. – Зачем? – Ну, там… чаю выпьем… – засмущался Витвицкий. – Не надо, Виталий. – Почему? – откровенно спросил он. – Не знаю… может быть, потому что у Ларионова горе… потому что вокруг вообще очень много горя… детей убивают… а мы… – А что мы? – Витвицкий неожиданно повысил голос, заговорил, рубя фразы: – Ты знала Виктора Косачева? Следователя, который вел дело Закотновой? – Нет, я позже пришла, он уже не работал. – А я с ним познакомился, Ира. Печальное зрелище. Печальнее, чем Ларионов. – Зачем ты мне это говоришь? – не поняла Овсянникова. – А затем! Живые должны помнить о мертвых, но не убивать себя ради них. Мертвым это не поможет, а жизнь продолжается. Витвицкий отпустил Овсянникову. – Спокойной ночи, – сказала она, открыла свой пятнадцатый номер, вошла, захлопнула дверь. Витвицкий остался стоять в коридоре с ключом от тринадцатого номера в руке. Овсянникова вошла, кинула сумочку на кровать. Села, задумалась. Открыла сумочку, покопалась в ней, резко закрыла молнию, встала и вышла из номера. Тринадцатый номер она нашла без труда. Подошла, постучалась. Лязгнул замок. На пороге стоял Витвицкий. Они несколько секунд смотрели друг на друга в тишине. Разговор происходил на уровне взглядов, без слов. Витвицкий отошел в сторону, пропуская гостью. Она вошла, и дверь с номером тринадцать закрылась… * * * А на следующее утро у них состоялся еще один тяжелый разговор – в школе, где учился Сережа Ларионов. В учительской сидели Витвицкий, Овсянникова, молодая учительница и завуч. – Сережа был удивительным мальчиком. Так живо всем интересовался, такой увлекающийся, – говорила учительница, в такт словам привычно кивая. – Скажите, а он мог пойти куда-то с незнакомым человеком? – спросил Витвицкий. Учительница замялась. – Ну… он был общительным мальчиком. – А в школе он с кем общался? – спросила Овсянникова. – Со многими. Больше всего с Павликом Скичко. Они за одной партой сидели. Очень дружили. – А Павлик сейчас здесь? Можно его пригласить? Учительница посмотрела на завуча, словно ища ободрения. Завуч отвернулась. – Да, конечно, – учительница встала. – Я его приведу. Она вышла. Завуч недовольно посмотрела на Витвицкого и Овсянникову, сказал негромко: – Если вам интересно мое мнение, то я против подобных разговоров. Ваши сотрудники уже допрашивали детей. – Мы не будем никого допрашивать. Только побеседуем, – заверил ее капитан. – Вы не понимаете. Для вас это работа. Для нас – трагедия. А для детей – серьезный стресс. И все ваши беседы… Открылась дверь, вошла учительница с мальчишкой лет десяти, тем самым Павликом. Завуч оборвала себя на полуслове и приклеила на лицо приторную улыбку. – Здравствуй, Павлик. – Здравствуйте, Тамара Павловна, – тихо сказал мальчик, с опаской глядя на незнакомых дядю и тетю. – Тебе сегодня повезло, – завуч снова улыбнулась. – У всех самостоятельная, а тебя с нее забрали. Павлик косо посмотрел на завуча. Она сразу перестала улыбаться. – Это Виталий Иннокентьевич и Ирина… – Алексеевна, – подсказала Овсянникова. – И Ирина Алексеевна. Они из милиции, хотели поговорить с тобой. Про Сережу. Лицо мальчишки сразу стало испуганным. – Я не знаю ничего! – Но вы же дружили? Разве нет? – спросила старший лейтенант как можно мягче. Павлик кивнул. – Гуляли вместе? Мальчишка снова кивнул. – А в тот день, когда он пропал, вы гуляли? Павлик опустил голову, промолчал.