– Товарищ! Товарищ, можно вас? – не обращая внимания на милиционера, обратилась женщина к Виктору. Видимо, он внушал ей доверие больше других сотрудников. Виктор повернулся, жестом остановил постового, сделал шаг навстречу женщине. – Я вас слушаю. – Я его видела, – уверенно сказала женщина. – Кого? – Убийцу. Я на остановке стояла, транвай ждала, а он с девочкой шел. Мужчина нахмурился, подошел ближе. – Когда вы его видели? Свидетельница закатила глаза, вспоминая. – В шестом часу. Или в половине уже? Не помню… Виктор бросил быстрый взгляд на эксперта. Тот кивнул – время совпадало. – Вы его запомнили? – спросил Виктор. – Описать сможете? – Высокий, представительный такой… – женщина снова закатила глаза, – в пальте и шляпе. Как раз в этот момент появились Липягин и участковый. Липягин довольно грубо толкал перед собой высокого мужчину – Кравченко. За ними семенила его жена, нервно теребя в руках край передника. – Ну, хорош, начальник! – возмутился Кравченко после очередного тычка в спину. – Товарищи, он дома был, – жена Кравченко с надеждой заглядывала в лицо Липягина. – Как с работы пришел, так дома и сидел. Не он это. – А свидетели есть? – мрачно спросил Липягин. – Людмила, подруга моя, – радостно закивала женщина. – Она как раз в гости приходила. Товарищи… – Разберемся, – прервал ее Липягин и остановился рядом с Виктором. Жена Кравченко бросилась к нему, ища защиты. – Товарищ милиционер… Участковый оттеснил ее, рявкнул властно и сердито: – Погоди ты! – Это кто? – спросил Виктор у Липягина, кивнув на Кравченко. – Пока не знаю. Возможно – подозреваемый, – Липягин закурил. Старший лейтенант вопросительно посмотрел на женщину, с которой говорил до этого. Та с сомнением разглядывала Кравченко. – Не, тот в шляпе был. И постарше… вроде. Липягин вопросительно глянул на Виктора, тот пояснил: – Свидетель. Кравченко обрадованно шагнул к жене, но Липягин взял его под локоток. – Ладно, поедешь с нами, дашь показания и вернешься домой под подписку, – Липягин кивнул жене Кравченко. – Вы тоже, гражданка. * * * Ни Кесаев, ни Витвицкий не знали о событиях, произошедших пять лет назад в Межевом переулке. Пролить свет на них мог только один человек, и именно к нему их сейчас вел немолодой участковый. Они вошли в подъезд типовой пятиэтажки, поднялись на четвертый этаж. Участковый остановился на площадке, указал на дверь. – Вот. Здесь он и живет, товарищ полковник. Кесаев с сомнением посмотрел на сильно обшарпанную дверь. – Я же говорю, пьет он сильно, – словно оправдываясь, сказал участковый. – Спасибо, – сдержанно поблагодарил Кесаев. – Может, мне с вами к нему? На всякий случай? – поинтересовался участковый. – Не нужно, дальше мы сами. – Ну, смотрите, товарищ полковник. Так-то он смирный, но когда надерется, всякое бывает. – Мы справимся, – следователь шагнул к двери. – Как знаете. До свидания, – участковый с облегчением начал спускаться. – Всего доброго. Спасибо! – запоздало бросил ему Витвицкий. Кесаев нажал на кнопку звонка. Ответом ему была тишина. Спустившийся уже на несколько этажей участковый выглянул с нижнего пролета лестницы. – Вы стучите, у него звонок давно не работает. Полковник постучал в дверь, сперва аккуратно, с деликатностью, потом громко, решительно. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, недовольный голос произнес: – Кто там долбит? По башке себе постучи, блядь! Дверь распахнулась. На пороге стоял Виктор Косачев. За минувшие пять лет он сильно изменился – небритый, в мятых штанах, грязном тельнике, по лицу было видно, что мужчина пьет, много и давно. – Охуели? – прорычал он, грозно хмурясь. – Ща в бубен дам, чтоб не долбили! Кесаев спокойно развернул удостоверение. – Полковник Кесаев, – и кивнул на коллегу, – капитан Витвицкий. – Уй, бля… – скривился Косачев. – У нас к вам вопросы по делу Закотновой, – Кесаев убрал удостоверение. – В квартиру впустите? Или здесь поговорим? Виктор окинул незваных гостей недобрым взглядом, но все же отступил в сторону: – Заходи. В квартире было грязно и не прибрано. Мужчины прошли на кухню. Тут пахло какой-то кислятиной и гнилью. Виктор кивнул гостям на табуретки, подошел к плите, налил из кастрюли половником крепко заваренный холодный чай. Рассказывать он начал еще в коридоре и сейчас продолжал, держа кружку с чаем на отлете. – …Ублюдок девочку не просто убил. Изнасиловал сперва. Да вы же материалы дела видели наверняка. – Видели. А других подозреваемых не было? – спросил полковник. – Не было. Нет, сперва-то мы всех подряд проверяли. Да иначе и быть не могло. Убийство ребенка. Да на сексуальной почве. Все УВД на ушах стояло. Бывший милиционер жадно отпил из кружки, утер рукавом рот. – А потом этот упырь нашелся. В нескольких домах от места, где тело обнаружили. Мы местных проверять стали, до него дошли – ахнули. Он, оказывается, сидел по созвучной статье. За изнасилование и убийство. – За это разве не высшая мера предусмотрена? – тихо спросил сидевший в углу Витвицкий. – Сто вторая со сто семнадцатой? – Виктор снова отпил из кружки. – Конечно, вышак. Но наш суд, самый гуманный в мире, этого Кравченко в связи с его несовершеннолетием тогда не расстрелял, а посадил. – В материалах дела сказано, что он освободился досрочно за добросовестный труд, хорошее поведение и в связи с раскаянием в содеянном, – заметил Кесаев. – И после отсидки в нарушениях замечен не был. Работал, жена, ребенок. – И что? – Косачев помрачнел. – Знаешь, как в народе говорят: сколько волка ни корми, он все одно в лес смотрит. – И что, сомнений никаких не было? – Какие сомнения? – Виктор допил чай, поставил кружку в грязную раковину. – А потом – он же сам показания дал.