– Коньяк вы, помнится, не пьете, – улыбнулся Ковалев. – Чаю? – Спасибо, – покачал лобастой головой Кесаев. – Лучше сразу к делу. – Ну, к делу так к делу. Я пригласил вас для того… – начал полковник. – Чтобы сообщить пренеприятное известие, – закончил Кесаев без тени улыбки. – Отчего же неприятное? – рассмеялся мужчина. – Все складывается как нельзя лучше. Мы готовим дело для передачи в суд. – На каком основании? – чувствовалось, что Кесаев напрягся. – Оснований, Тимур Русланович, у нас теперь более чем достаточно, – хозяин кабинета выложил на стол документы. – С заключением экспертизы вы уже знакомы. Это расшифровки записей показаний Шеина и Жаркова. А вот это показания свидетелей, видевших Шеина и Жаркова на платформе Пригородная четвертого сентября текущего года во время, совпадающее с временем убийства Игоря Годовикова. Ознакомьтесь. Кесаев взял протоколы допросов, принялся листать, хмуря брови. Ковалев внимательно следил за реакцией московского коллеги, и она ему не нравилась. – В конце концов, это моя работа, – раздражаясь, сказал Ковалев. – Ловить преступников, собирать доказательную базу и отдавать их под суд. – Вашему свидетелю шестьдесят семь лет, она на платформе семечками торговала? – не менее раздраженно спросил Кесаев. – Сколько людей за день мимо нее прошло? Вы уверены, что она вспомнила Шеина и Жаркова сама, а не по подсказке ваших сотрудников? – В подтасовках меня обвиняешь, товарищ полковник? – набычился Ковалев. – Я показаний ни из кого не выбивал! Все на твоих глазах. Вот признательные, вот свидетельские, вот орудие убийства. Все сходится, чего ты еще хочешь? Дверь без стука распахнулась, в кабинет ворвался Липягин. – Александр Семенович, из Новошахтинска звонили! Там труп. Множественные ножевые. И глаза выколоты. – Блядь! – Ковалев нахмурился. – Получается, не все сходится, – сухо сказал Кесаев, отложил документы и вышел. * * * На пустыре возле старой котельной стояли штук пять милицейских машин. В зарослях, для удобства прорубив проход, над трупом колдовали эксперты. Чуть поодаль по тропинке расхаживал туда-сюда взбешенный Ковалев, у машин курили Липягин, пара оперов и московские из группы Кесаева. Витвицкий и Овсянникова, приехавшие последними, подошли к месту убийства. Тело и лицо мертвой девушки были изуродованы настолько, что опознать ее не представлялось возможным. Витвицкий побледнел, достал из кармана носовой платок, прикрыл нос и рот. Заметив это, один из оперов усмехнулся, но ничего говорить не стал. Из-за машин появились двое местных колдырей с авоськой, из которой торчали бутылка «Московской», половинка буханки и пучок зеленого лука. – Начальник, а шо у нас туточки за Клуб веселых и находчивых? – порыскав глазами, спросил лысый пьяница у скучающего в оцеплении милиционера. Тот скосил глаза, увидел, кто перед ним, и сплюнул в сухую траву: – Пошли отсюда. Живо. Колдыри, пожав плечами, собрались уже уйти, но их заметил Липягин и широким шагом двинулся к машинам. – Погоди! – крикнул он милиционеру и коротко свистнул, привлекая внимания колдырей. – Э, стоять! А ну-ка, граждане алкоголики, на пару вопросов ко мне. Эксперт тем временем закончил работу, с трудом выпрямился, помассировал колени. К нему подошел Ковалев. – Ну? – Множественные проникающие ранения, – сухо заговорил эксперт. – Глаза выколоты. Матка удалена. Вероятно, убийца унес ее с собой. – Зачем? – машинально спросил полковник. – Спросите у вашего убийцы, – пожал плечами эксперт. Витвицкий побледнел, отшатнулся. Овсянникова поддержала его под локоть. – Что-то еще? – Ковалев достал новую сигарету, прикурил от окурка. – Умерла она, вероятнее всего, не сразу. Кроме того, присутствуют следы изнасилования. На одежде осталась сперма. Мы забрали образец на анализ, так что у вас как минимум будет группа крови преступника. – Спасибо, – кивнул Ковалев, повернулся к Витвицкому: – Ну? Вы что думаете, Виталий Иннокентьевич? Капитан сделал над собой невероятное усилие, собрался и посмотрел на труп. – Полагаю, это наш убийца. Изнасилование, множественные ножевые ранения, выколотые глаза и… – он сглотнул, давя рвотные позывы, – и… и его внимание к половым органам. Ковалев задумчиво кивнул. Витвицкий вместе с Овсянниковой отошли в сторону. К ним приблизился эксперт. – С вами все в порядке? Психолог с трудом кивнул. – Все нормально. Давешний опер все же не выдержал, с ухмылкой подмигнул эксперту: – Товарищ доктор-врач, ты нашатырь держи наготове, а то мало ли? Витвицкий сердито посмотрел на него, поспешно отошел к кустам, делая глубокие вдохи и выдохи. Овсянникова надвинулась на опера, взяла его за пуговицу и тихо, чтобы не слышал Витвицкий, с явной угрозой в голосе прошипела: – Юра, прищеми язык. – Ирк, ты чего? – растерялся мужчина. – Ничего. Варежку захлопни, а то ты меня знаешь, у меня рука тяжелая. Опер непроизвольно потер щеку – видимо, слова о тяжелой руке не были пустым звуком. – Да ладно тебе, это ж шутка была, – промямлил он, делая шаг назад. Овсянникова молча смотрела на него. Под ее взглядом мужчина повернулся к Витвицкому, развел руками: – Извини, капитан. Витвицкий отмахнулся – мол, проехали. Опер поспешно ретировался. Медики накрыли тело убитой простыней, погрузили на носилки, понесли к труповозке. Эксперты грузились в «уазик», Ковалев и Липягин уже уехали. – Спасибо вам, – сказал Витвицкий Овсянниковой, когда они шли к машине. – Не за что, Виталий Иннокентьевич. Витвицкий остановился, посмотрел на девушку так, словно увидел ее впервые. – Есть за что. И… Ирина, вы… В общем, можно просто Виталий. Старший лейтенант улыбнулась, но не удержалась: – Хорошо, Виталий Иннокентьевич. * * * Чикатило вернулся из командировки вечером следующего дня. В числе прочих пассажиров он сошел с поезда и двинулся по перрону, помахивая портфелем. Вокзал жил своей привычной, суетливой жизнью. Мужчина спокойно лавировал в толпе, пока не заметил в стороне торговок с цветами, семечками и прочей ерундой. – Сынок, попробуй семечки, – помахала пухлой рукой пожилая женщина, заметив покупателя в плаще и шляпе. – Вкусные! Чикатило подошел, но семечки брать не стал, покачал головой. – Спасибо. Мне не нужно. Он прошел дальше, остановился рядом с другой торговкой. Перед нею на картонке стояли небольшие горшочки с фиалками. Чикатило мягко улыбнулся. – Почем фиалочки?