Это была граната М-24, знаменитая «колотушка», серая железная банка, прикрепленная к деревянной ручке с завинчивающейся крышкой на конце, под которой скрывалось кольцо предохранительной чеки. – Это не снайперская винтовка, – пробормотала Мила. – Но это хоть какое-то оружие. – Сержант Петрова, этого недостаточно, – решительно заявил Учитель. – Это всего лишь… – Вот мой план, – не дала ему договорить Мила. – У тебя есть пистолет. Хоть он и маленький, но на близком расстоянии бьет смертельно. С помощью гранаты я смогу подойти достаточно близко. – Тебе придется подойти очень близко. – Я убью Гределя или кого-нибудь из его окружения. Я буду убивать немцев до тех пор, пока у меня не кончатся патроны, после чего выдерну чеку гранаты и присоединюсь к Дмитрию, отцу и братьям. – На мой взгляд, это чистой воды безумие, – сказал Учитель. – Гределя ты не убьешь. В лучшем случае прикончишь нескольких немцев. На этой войне уже погибли миллионы, и какая разница, несколькими фашистами больше, несколькими меньше, а взамен тебе придется пожертвовать своей жизнью. Я думаю, ты смогла бы принести больше пользы. – У меня нет выбора. Мила понимала, что, если дождется начала советского наступления и только тогда заявит о себе, ей предстоит ответить за провал операции. Скорее всего, к этому добавится и неудача на Курской дуге. Ее неизвестный враг, предатель в Москве, ее уничтожит. Обратной дороги нет. – Я должна довести дело до конца, – решительно произнесла Мила. – Моя жизнь меня не волнует. – Ну хорошо, в таком случае, – вздохнул Учитель, – как тебе нравится вот такой план. Ты убьешь Гределя. Все мы останемся в живых. Станем героями. Будем каждый год встречаться на подмосковной даче, есть черную икру, пить отличное шампанское и хохотать до колик в животе, потому что жизнь с сытым брюхом – это лучшая месть. – Это какая-то сказка, – неодобрительно заметила Мила. – Нет, не сказка, – возразил Учитель. – Это может стать явью. Все дело в оружии. Мила и Крестьянин посмотрели на него. – Я знаю, где есть оружие, – сказал Учитель. – Много оружия. Четвертая интерлюдия в Тель-Авиве Четыре часа дня. На совещании отделения экономической разведки «Моссада» присутствовал сам директор, а также начальник отделения и главы других отделов. Это был самый настоящий спектакль с участием лысеющих мужчин среднего возраста в рубашках без галстуков. Они курили, словно одержимые, спорили и подначивали друг друга с живостью, порожденной кабинетными войнами. Наконец подошла очередь Гершона. – Брат Гольд, ты вел себя так тихо. Даже не попытался разгромить предположение Коэна, что японская Красная армия забронировала неделю на термальном курорте на Галилейском озере. – Бывал я на этом курорте, – проворчал Гершон. – Поверьте, атака японской Красной армии положительно скажется на качестве кормежки. Коэн сразу же перешел от обороны к наступлению. – Откуда Гершон может это знать? Линда и близко его к буфету не подпустит. Меню Гершона состоит только из йогурта и изюма. – Успокойтесь, успокойтесь! – вмешался директор, понимая, что в противном случае Гершон и Коэн будут обмениваться колкостями еще добрых двадцать минут. – Ну хорошо, – сказал Гершон. – У меня действительно есть одна ситуация. Не кризис, не чрезвычайный случай, не катастрофа, а просто ситуация. – Просвети нас, пока я поедаю свои книши[33], – попросил Коэн. Пункт первый: некая фирма, о которой никто никогда не слышал, закупает в Южной Африке крупную партию платины и тайно переправляет ее в Астрахань. Пункт второй: выясняется, что та же самая фирма под названием «Нордайн», с правлением в швейцарской Лозанне, относительно недавно приобрела там же, в Астрахани, заброшенный завод по производству керамики, потратив несколько миллионов на ремонт помещений и еще несколько сотен тысяч на строительство нового забора. А теперь эта фирма наняла одну чеченскую охранную фирму для круглосуточного наблюдения и охраны. Крутые ребята, вооружены до зубов. Могут отразить нападение любых диверсантов. – С какой стати диверсантов заинтересует керамический завод в Астрахани? – спросил Коэн. – С какой стати евреев заинтересует керамический завод в Астрахани? – подхватил директор. – А с такой, – ответил Гершон, – что та же самая фирма только что снова потратила большие деньги, происхождение которых, кстати, не удалось установить до сих пор. На этот раз она приобрела следующее оборудование у различных поставщиков. У поляков – дистилляционные насадки, у турок – вы только подумайте, у турок! – сосуды кристаллизации, у англичан – систему очистки, у шведов – сушильный канал объемом десять тысяч кубических сантиметров, а у немцев – прессы для штамповки изделий из стали. И еще приводные ремни, электромоторы, контейнеры и прочую мелочовку. Однако быстрая проверка местных типографий не обнаружила никаких заказов со стороны «Нордайн» на выпуск прайс-листов, каталогов, рекламных брошюр, упаковок и вообще всего, что имеет отношение к продаже. – Мир без торговцев, – заметил Коэн. – Возможно, эти ребята получат Нобелевскую премию! Снова смех, и Гершон едва не ответил: «Нас всех собрал здесь торговец по имени Герцл[34]», но быстро понял, что это вызовет самую настоящую войну язвительных нападок, и промолчал, шумно вздохнув. Еще один любопытный момент, – продолжал Гершон. – Как выяснилось, новый хозяин завода не стал нанимать на работу русских, а привез с собой чеченцев, около двадцати женщин, связанных с теми ребятами, кто обеспечивает безопасность. Все это я узнал из неутомимого «Вестника промышленности благородных металлов», который до последнего гроша стоит все 4775 долларов годовой подписки, хотя я все равно их не плачу. Только задумайтесь: чеченские женщины окажутся полностью изолированными от окружающего мира, под присмотром своих дружков-боевиков. Они не будут выходить в город, при этом нет речи о семейных и клановых структурах, так что фактор болтливых языков исключается. Дополнительные меры безопасности, тщательно продуманные, но в то же время все устроено так, чтобы не привлекать ненужного внимания. – Каким боком тут замешана платина? – Если бы я знал, я бы сказал, – ответил Гершон. – Этого еще недостаточно, чтобы взорвать завод ко всем чертям, – сказал директор, вызвав дружный смех. – Может быть, завтра. – Зато я знаю, что платина славится своими каталитическими способностями, – продолжал Гершон. – Мне пришлось позвонить одному химику, чтобы выяснить у него все подробности. Вкратце, платина обладает странной способностью одним своим присутствием изменять что-то во что-то другое. Волшебными лучами или еще как-то, я не знаю. Здесь присутствуют гениальные химики? – Я в школе химию завалил, – сказал Коэн. – Это поможет? – Гершон, – прервал веселье директор, – возьмете завтра выходной, а послезавтра изложите нам все возможности использования платины в качестве катализатора. В любом случае материала недостаточно. Хорошо, хорошо. Я просто обращаю ваше внимание на то, что некий химический концерн, принадлежащий неизвестно кому, тайно основал производство, требующее повышенных мер безопасности, недалеко, если брать морской путь, от иранского порта Бендер-Энзели. Мне это кажется подозрительным. Продукция, которую собираются выпускать на этом производстве, может представлять угрозу для государства Израиль, и если она попадет в Иран, официальным или неофициальным путем, ее можно будет использовать против нас множеством различных способов. Больше того, как нам хорошо известно, все внимание нашей разведки в Иране сосредоточено на Тегеране, ядерной промышленности и некоторых военных объектах. Что касается обширных внутренних районов, у нас на месте людей нет, и если кому-либо вздумается тайно сварганить какой-нибудь отвратительный сюрприз, нам несдобровать. Как я уже сказал, это просто ситуация, а не катастрофа. Но мне бы очень хотелось, чтобы какой-нибудь спутник присмотрелся к этому заводу поближе. Кроме того, мне бы хотелось поручить нашему консульскому отделу в Швейцарии заняться «Нордайном»; мне бы хотелось предложить всем дружественным разведывательным ведомствам обменяться информацией относительно «Нордайн»; и мне бы хотелось предложить всем нам, и в первую очередь Коэну, освежить школьный курс химии. Глава 39 Карпаты Окрестности Яремчи Наши дни Хотя поначалу идти было нелегко, в какой-то момент Свэггер и Рейли нашли тропинку, даже не тропинку, а просто путь через заросли, где уже ходили люди. Выйдя на нее, они гораздо быстрее, чем предполагал Боб, очутились на горной дороге, которая, если верить карте в телефоне, вела на юг, поднимаясь на высоту три тысячи футов. У Свэггера заныло бедро, локоть уже давно пульсировал болью. – Звони, – сказал он. Выудив из сумки спутниковый телефон, Рейли набрала номер. – Стронского, – коротко сказала она. Прервав соединение, Рейли протянула телефон Свэггеру, и через мгновение раздался ответный звонок. – Да? – Так, – сказал Свэггер, – мы влипли, по самые уши. Нам нужно убираться. – Вы где? – На высоте примерно три тысячи футов на склоне горы, которая смотрит более или менее прямо на Яремчу. Мы на горной дороге, нам нужно знать, в какую сторону идти. – Я перезвоню. Будь на связи. – Позволь особо подчеркнуть, что это очень срочно. За нами охотятся вооруженные ребята. А мы без оружия. – Понял, – ответил Стронский. Медленно потекло время. – Мне нужно поговорить с тобой. – Валяй. – Этот козел Джерри болтал не для того, чтобы взять нас на пушку, а для того, чтобы заманить сюда. Если бы с нами расправились внизу, это наделало бы много шума. Возникло бы много вопросов: над каким материалом ты работала, что тебе удалось раскопать, в чем дело, кому понадобилось убивать журналистов и стариков-снайперов. Такое меньше всего нужно этим людям, вот почему они не разобрались с нами на месте, а поверь, мы были легкой добычей. Но нет, Джерри хочет, чтобы мы поднялись в горы, он собирается замочить нас здесь. Мы попадем в какую-нибудь яму или пещеру, и больше нас никто не увидит. Пройдет минимум несколько дней, а то и недель, прежде чем нас начнут искать, и несколько месяцев, прежде чем поиски прекратятся. К тому времени все забудется. Тайна так и останется неразгаданной. Мне кажется, для этих людей очень большое значение имеет фактор времени, им нужно остановить тебя прямо сейчас, и не важно, что будет через пять лет. – Понятно. – Так что тебе нужно настроиться на войну. Нельзя быть журналистом и надеяться остаться в живых. Это несправедливо, да? Что ж, прошу прощения за мой французский, в задницу справедливость! Здесь для справедливости нет места. Зазвонил телефон. Ответив, Свэггер молча выслушал то, что ему сказали. Затем отключился.