У канавы была драматичная история. Когда-то Петруша Сысоев, охваченный необъяснимым помешательством, вырыл на участке четыре дренажные траншеи. Три из них Нина вскоре закопала, отгоняя лопатой вьющегося вокруг супруга. Петенька заламывал руки и кричал, что их затопит при первом же дожде. Участок Сысоевых стоял на высоком сухом склоне, поэтому Нина никак не могла взять в толк, какой взбесившийся крот укусил ее мужа. Разгадка его сумасшествия в конце концов была обнаружена в уличном клозете. Нина, гневно ругаясь, изъяла из пыльного угла годовую подписку журнала «Строим дом сами». Петенька молил оставить хотя бы номер со статьей о подвалах. Но супруга пригрозила, что там же его и закопает, если он не прекратит строительные эксперименты. На четвертую же канаву, выкопанную сразу за сараем, она махнула рукой. Валера походил вокруг рва, надувая щеки. Уложил в яму мешок. В длину уместилось бы еще три, а по ширине легло так, словно под него и копалось. Грабарь возликовал. Он наломал за забором бесхозной калины и забросал сюрприз ветками. Оставалось только привести любимую. И когда Рита в расстройстве ушла с ужина, Валера понял, что час пробил. 4 Бритая шишковатая голова просунулась в приоткрытое окно кухни. – Ищу тебя везде, ищу, – недовольно прогнусавила она. – Тоже мне, поисковая овчарка! – мигом разозлилась Рита. – А чего сразу овчарка? – помрачнел Валера. – Я тебе не кобель какой-нибудь. Я верность блюду. Рита вздохнула. На кого она злится… – Матери помочь надо, – проворчала она. – Иди сюда, будем салаты заправлять. Валерка отмахнулся от заманчивого предложения. – Слышь, чего скажу! – Таинственностью его голос мог бы соперничать с голосом феи-крестной. – Сюрприз есть. – Какой еще сюрприз? – Кайфовый. Рита заправила за ухо выбившийся завиток. – Валер, а Валер, – с тоской сказала она. – Не до сюрпризов мне сейчас. – Крутяцкий! – настаивал Валера. – Пошли, позыришь. Рита поняла, что возлюбленный от нее не отвяжется. Если Валера вбивал что-то себе в голову, то выбить это можно было только кувалдой и вместе с мозгами. Навыков убеждения у него было не больше, чем у дохлой моли, зато упорного занудства хватило бы на караван верблюдов. Как уже было сказано, Валера Грабарь прогибал под себя действительность. Вздумай он прокатиться на еже, несчастное млекопитающее вскоре согласилось бы считать себя ездовым, лягаться и закусывать удила. – Далеко? – сдалась Рита. Валера запрыгнул на подоконник и перевалился внутрь. Когда он объяснил, куда им предстоит направиться, в кухню заглянула старшая Сысоева. – Валера, шагом марш со мной, – не терпящим возражений тоном приказала она. – Надо помочь. – Ван момент, Нинборисна! – Клей тебе «Момент», а не Нина Борисовна. Идем. Валера был упорен, но спорить с Ритиной матерью не осмеливался. Он со значением подмигнул подруге напоследок: мол, шагай, ничего не бойся, – и скрылся в коридоре. 5 Поняв, что Илюшина ей не отыскать, Саша кинулась обратно. «Скажу, что все-таки позвонила в «Скорую» и они уже едут». Но она опоздала. Навстречу по тропинке, вдоль которой светились фонарики, двигалась Галка с присущей ей стремительностью. – Что, закопала? – севшим голосом выдавила Саша, вглядываясь в лицо подруги. Как выглядит человек, перепрятывающий мертвых старушек? Приходилось признать, что так же, как всегда. Разве что глаза блестят ярче обычного. Впрочем, при Галкиной возбудимости она практически постоянно выглядела как преступник, который только что скрывал следы содеянного. – Да не трясись ты, Стриж! Все нормально. – Нормально? Нормально? – С поправкой на дурдом, – поправилась Исаева. – О, господи… А если нас посадят за сокрытие трупов? Галка одернула блузку, холодными пальцами взяла Сашу за запястье и увлекла за яблоню. – Послушай, я все беру на себя, – тихо, но очень твердо сказала она. – Я спрятала, мне и отвечать. Мне жаль, что ты оказалась во все это замешана, но тут уже ничего не исправишь. Если что, я попрошу, чтобы нас с тобой закрыли в одной камере. – Шутишь, – мрачно констатировала Саша. – Пытаюсь. Что еще остается! И Галя усмехнулась. Это была улыбка человека, которому нечего терять. Саша снова хотела сказать «о господи», но решила, что достаточно сегодня взывала к Всевышнему. – Мы с тобой будем гореть в аду, ты понимаешь это? – обреченно спросила она. – Сначала я выйду замуж! – отрезала Галка. – А потом пусть чистят свои котлы и разводят огонь. Стриженова обернулась к дому. Где-то там по комнатам бродил Олег, искал свою невесту. А может, целовал длинноногую Кристину. Или понуро выслушивал мать. «Я же говорила! Передумай, Олежек, пока не поздно!» – Знаешь, Галка, если вы разведетесь через год, я тебя своими руками придушу. Ты столько положила на алтарь этой свадьбы… Саша споткнулась. – Не разведемся, – оборвала Галка ее метания. – Дай нам только пожениться для начала. – Тебе еще сутки до свадьбы! Кстати, ты понимаешь, что ее отменят, как только найдут тело? – А это уже не важно, – отмахнулась Исаева. – Надо лишь закончить на радостной ноте сегодняшнюю пирушку. Поверь мне, мертвая Елизавета Архиповна для этого гораздо пригоднее, чем живая. С крыльца донесся скрипучий голос Алевтины, извещавший, что через полчаса планируется продолжение банкета. – Пропадай моя телега, все четыре колеса! – с отчаянной веселостью шепнула Исаева. – Высидим попойку – и в дамках! Стриж, смотри веселее! Что у тебя лицо какое похоронное! – Как мне смотреть веселее, когда у меня бабушки кровавые в глазах? – взвилась Саша. – Бери с меня пример! – Тебе Олег все затмил. А мне все затмевает уголовный кодекс и соображения морали. Галка сделала сложный жест, который должен был обозначать, что с уголовным кодексом она связываться не планирует, а против соображений морали у нее есть соображения большой и чистой любви. – Между прочим, – нахмурилась она, – а почему ты спросила, куда я ее закопала? – В каком смысле? – Я ее не закапывала. Чутье предостерегало Сашу от следующего вопроса, но удержаться она не могла.