— Этот человек — впереди? — спросил он. Она кивнула головой. — Да. — Это Джон Грэйхам? Она с трудом ответила: — Да. Джон Грэйхам. Алан медленно поднял винтовку. В его глазах горела страшная решимость. — Я думаю, — сказал он, — что отсюда я легко убью его. Девушка дотронулась до его руки и посмотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде не было больше страха, в них светилась просьба. — Я думаю о завтрашнем дне, Алан, о следующих днях, о многих годах с вами, — прошептала она. — Алан, вы не должны убивать Джона Грэйхама хотя бы до тех пор, пока не обнаружится, что это единственное средство. Вы не должны… Грохот выстрела, раздавшегося между скалами, прервал ее. Пуля зловеще прожужжала. Мэри слышала, как она во что-то ударилась. Ее сердце перестало биться, от смертельного ужаса окаменело все ее тело. Она увидела быструю и страшную перемену в лице любимого человека. Он пытался улыбнуться ей. Красное пятно выступило там, где седая прядь волос опускалась на лоб. Потом он начал опускаться к ее ногам. Его винтовка загремела, стукнувшись о выступ скалы. Мэри знала, что это была смерть. В глазах у нее все потемнело… В голове помутилось… Она пронзительно вскрикнула. Даже люди внизу поколебались и остановились. Их сердца забились от нового чувства, когда жуткий женский крик прозвучал между скалистыми стенами бездны. А вслед за криком до них донесся голос: — Джон Грэйхам, я убью тебя!.. Убью тебя! Схватив упавшую винтовку Алана, Мэри Стэндиш приготовилась к мести. Глава XXVII Она ждала. Озарение матери, защищающей своего детеныша, овладело ею. Стон отчаяния и бесконечной скорби вырвался из ее груди. Секунды проходили. Девушка не стреляла слепо, так как знала, что должна убить Грэйхама. Ее тревожила странная пелена, упорно застилавшая глаза. Она пыталась овладеть собой, но не могла. Она не сознавала, что из ее груди вырываются рыдания, когда она наклонилась за винтовкой. Люди быстро приближались, но Мэри потеряла из виду Джона Грэйхама. Его люди дошли до груды песчаниковых скал и начали взбираться вверх. Горя безумным желанием найти ненавистного человека, Мэри вышла из-за укрытия. Все люди выглядели одинаково. Они двигались все ближе и прыгали, как большие зайцы тундры; внезапно ей показалось, что все они — Джон Грэйхам и что она должна быстро и без промаха убивать. Только попрятавшиеся в щелях феи могли бы понять, как колебался рассудок девушки, почти отказываясь служить ей, в те секунды, когда она открыла стрельбу И конечно, Джон Грэйхам и его люди тоже не догадывались о ее состоянии, так как первый ее выстрел попал в цель: сейчас же, следом за выстрелом, со скалы покатился человек. Потом она продолжала стрелять до тех пор, пока безрезультатный треск курка не сказал ей, что в ружье нет зарядов. Выстрелы и отдача приклада, причинявшая боль хрупкому плечу девушки, прояснили ее зрение и мозг. Она увидела, что люди подходят… все ближе… вот они уже так близко, что можно ясно различить их лица. И снова ее охватило безумное желание убить Джона Грэйхама. Она повернулась и опустилась на колени возле Алана. Он лежал, закрыл лицо руками. Она быстро вытащила из кобуры его револьвер и отскочила назад к скале. Теперь не было времени ждать или выбирать — ее убийцы были почти рядом. Напрягая все свои силы, она старалась стрелять без промаха. Но большой тяжелый револьвер Алана качался у нее в руках и подпрыгивал, когда она, словно обезумев, выпускала в скалы заряд за зарядом. Наконец револьвер тоже опустел, а свой собственный маленький браунинг она потеряла где-то по дороге в расщелине. Обнаружив, что больше нечем стрелять, она ждала с ужасом в душе. Когда люди подошли к ней вплотную, она стала наносить удары по лицам. И в это мгновение, подобно чудовищу, внезапно вызванному злым духом, Грэйхам бросился на нее. Перед глазами девушки промелькнуло жестокое ликующее лицо, глаза, горевшие от страсти, граничившей с безумием, и стальное тело, склонившееся над нею. Грэйхам схватил ее в свои объятия, и Мэри показалось, что он ее раздавит. Она боролась, пытаясь освободиться, а потом безжизненной массой повисла в его руках. Она не потеряла сознания, но силы покинули ее. Если бы руки Грэйхама сжались еще немножко, она бы задохнулась. В эти мгновения она отчетливо услышала голоса. Из расщелины до ее слуха вдруг донеслись выстрелы; сперва отдельные, потом залпы и странные дикие крики, которые могли принадлежать только пастухам-эскимосам. Руки Грэйхама разжались. Его глаза забегали по «убежищу фей» с белым песчаным полом, и дикая радость осветила его лицо. — Мартенс, это не могло случиться в более подходящем месте, — сказал он человеку, стоявшему рядом с ним. — Оставьте мне пять человек. А с остальными идите на помощь Шнейдеру. Если вы не выгоните их, отступайте сюда. Шесть винтовок из этой засады быстро сделают свое дело. — Мэри слышала, как он называл имена людей, которые должны были остаться. Остальные поспешно ушли. Стрельба в расщелине стала беспрерывной. Но там не слышно было криков и восклицаний — ничего, кроме зловещего треска ружей. Руки Грэйхама снова обвились вокруг девушки. Потом он схватил ее и отнес в глубину пещеры. В том месте, где скалистая стена образовала темное углубление, куда не проникал дневной свет, он положил девушку на песок. Там, где вода, капавшая много столетий, разъела почву и положила начало извилистой трещине, с поверхности тундры начала спускаться вниз фея. Но это была быстрая ловкая фея с удивительно красным лицом; она тяжело дышала от быстрого бега и подвигалась бесшумно по тропинке, на которой, казалось, ни одно живое существо не могло бы удержаться. Этой «феей» был «Горячка» Смит. С края расщелины он наблюдал за последними секундами разыгравшейся трагедии. В более спокойные минуты он нашел бы здесь смерть, сорвавшись вниз в трещину. Но теперь он благополучно спускался. Его пальца испытывали зуд, который, ему казалось, давно уже как будто угас; душу охватил прежний трепет, который он испытывал в былые времена перед лицом наведенных на него ружей. Время пошло вспять, и он снова стал прежним «Горячкой» Смитом. Под собою он видел озверение, скотскую страсть и убийство — все это он не раз видел и в давно минувшие дни. Исполнению его желания не препятствовали здесь ни закон, ни совесть. Давняя мечта — последняя великая битва — была перед ним. На его долю выпало заполнить заключительную страницу одной из трагедий жизни, уже почти законченной. И какая там произойдет битва, если только ему удастся добраться до этого мягкого белого песка, и так, чтобы остаться неуслышанным и незамеченным! Шесть против одного! Шесть мужчин с ружьями в руках! Каким величественным концом это будет для женщины и для Алана Холта! «Горячкой» благословлял выстрелы в расщелине, так как они отвлекали внимание людей; он благословлял шум сражения, благодаря которому не слышно было шороха камней под его ногами. Он уже почти спустился вниз, когда вдруг большой камень оторвался и упал на выступ. Два человека из стражи Грэйхама обернулись. Но в то же мгновение раздался чей-то крик, пронзительный вопль. Из глубины пещеры донесся голос женщины, полный безумия и отчаяния, и пятеро мужчин, словно оцепенев, смотрели в том направлении. Сперва показалась Мэри Стэндиш, а за ней Грэйхам, жадно тянувшийся к ней лапами. Волосы девушки рассыпались, а на лице у нее застыл безумный ужас. Глаза Грэйхама горели, как у дикого зверя. Он забыл обо всем, кроме девушки. Он схватил ее и снова сжал в объятиях ее хрупкое тело, не обращая внимания на ее кулачки, которые били его по лицу. Вот тогда раздался крик, подобного которому ни один человек еще не слыхал в расщелине Привидений. Это был «Горячка» Смит. С высоты двадцати футов он спрыгнул на песок с двумя револьверами в руках. Едва его ноги коснулись мягкого пола пещеры, как выстрелы с быстротой молнии последовали один за другим. Трое из пяти зашатались и упали еще раньше, чем остальные два могли схватиться за ружья. Только один выстрелил; второй упал как подкошенный. А тот, кто успел выстрелить, уже тоже согнулся, словно кланяясь смерти, и рухнул ничком. Смит повернулся к Джону Грэйхаму; в течение этих быстро пролетевших секунд Грэйхам стоял, как бы окаменев, прижимая девушку к своей груди. Он был позади нее, так что он оказался под защитой ее тела, и ее голова прикрывала его сердце. Когда Смит повернулся, Грэйхам уже доставал револьвер из кобуры. Его жестокое лицо озарилось сатанинской уверенностью в том, что противник не будет стрелять из боязни убить девушку. Ужас положения охватил Смита. Он видел, как медленно и с расчетом поднимается револьвер Грэйхама. Спокойное холодное выражение его лица говорило о дьявольском торжестве. «Горячка» видел только это лицо: оно находилось на расстоянии четырех, быть может, пяти дюймов от головы девушки. Смит видел только это лицо, вытянутую руку, согнутый палец и черное дуло, метившее ему в сердце. Прямо перед глазами застывшей от ужаса девушки блеснуло оружие «Горячки». Перекосившееся от бешенства лицо, находившееся в четырех дюймах от головы Мэри, внезапно исчезло. Теперь уж не девушка, а Смит закрыл глаза. Когда он открыл их, то увидел Мэри Стэндиш, рыдавшую над телом Алана, и тело Грэйхама, лежавшего лицом в песке. Смит подошел к Алану. Он поднял безжизненную голову, меж тем как Мэри закрыла лицо руками. В своем отчаянии она хотела только одного — умереть. В этот час торжества над Грэйхамом для нее уже не было ни надежды, ни радости. Алан умер. Страшное кровавое пятно у него на лбу, как раз под седой прядью, могло означать только смерть. А без него ей больше незачем жить… Она протянула руку к Смиту: — Дайте мне взглянуть на него, — прошептала она. Горе затуманило ее взор, и она не видела лица Смита. Но она услышала его голос: — Он ранен, но не пулей, — говорил «Горячка» Смит. — Пуля ударилась о скалу, и осколок от нее попал ему прямо между глазами. Он не умер и не умрет! Когда Алан вернулся к жизни, он не имел ни малейшего представления о том, сколько недель, месяцев или лет прошло с тех пор, как он очутился в «убежище фей». Он знал только, что он долго-долго мчался в пространстве на мягком облаке и тщетно старался догнать девушку с развевающимися волосами, которая неслась перед ним на другом облаке. Но наконец облако рассыпалось, как большая глыба льда, и девушка погрузилась в неизмеримую глубину, над которой они неслись, а он прыгнул следом за ней. Потом появились какие-то странные огни, затем наступил мрак и послышались звуки, напоминавшие бряцание бубна, и чьи-то голоса. Потом он погрузился в долгий сон, а проснувшись, обнаружил, что лежит в постели. Совсем близко над ним склонилось лицо с сияющими глазами и смотрело на него сквозь слезы. Голос прошептал ему сладко, нежно, радостно: — Алан! Он попытался протянуть руки. Лицо приблизилось, прижалось к его лицу Нежные руки обвились вокруг его шеи; еще более нежные губы целовали его глаза. Он слышал тихие рыдания. Алан знал, что погоня кончилась, и он победил. Это было на пятый день после битвы в расщелине. А на шестой он сидел на кровати, весь обложенный подушками. И Смит, и Киок, и Ноадлюк, и Татпан, и Топкок, и Вегарук, его старая экономка, — все приходили навещать его, а Мэри только изредка и лишь на несколько минут отлучалась от него. Но Тоток и Амок Тулик не приходили. Алан видел странную перемену в Киок и решил, что они умерли. Он боялся спросить, потому что больше всех других любил этих двух недостававших товарищей. Смит первый рассказал ему подробности того, что случилось; но он мало останавливался на битве в пещере — Мэри сам уже рассказала Алану об этом. — С Грэйхам ом пришло больше тридцати человек, а семь раненых осталось на нашем попечении. Теперь, когда Грэйхам умер, они в смертельном страхе: боятся, как бы мы не отдали их в руки правосудия. А без Грэйхама и Росланда, которые могли за них заступиться с помощью денег, они знают, что погибли. — А наши люди? — тихо спросил Алан. — Сражались, как дьяволы. — Да, я знаю, но… — Они, не теряя ни минуты, пришли с гор. — Вы понимаете, о чем я хочу спросить, Смит? — Да, Алан. Семеро убитых, включая Соквэнну. Он стал перечислять их по именам. Тотока и Амок Тупика среди них не было. — А Тоток? — Ранен. Был на краю смерти, и это чуть не убило Киок. Она с ним днем и ночью, и ревнует, как дикая кошка, если кто-нибудь другой пытается ухаживать за ним. — В таком случае, я доволен, что Тоток ранен! — Алан улыбнулся, а потом спросил: — А где Амок Тулик? «Горячка» опустил голову и покраснел, как мальчик. — Спросите ее, Алан. Немного спустя Алан задал тот же вопрос Мэри. Она тоже покраснела, ее глаза таинственно засияли. — Вы должны подождать, — промолвила она и больше не прибавила ни слова, хотя он наклонил ее голову и держал в руках мягкие нежные волосы, угрожая не отпускать их до тех пор, пока она не откроет ему секрета. В ответ Мэри тихо вздохнула, прижалась своим зарумянившемся лицом к его шее и прошептала, что охотно принимает наказание. Таким образом, осталось тайной, куда исчез Амок Тулик и что такое он делает. Немного спустя Алан решил, что догадывается, в чем дело. — Я не нуждаюсь в докторе, но вы были очень заботливы, если послали Амок Тулика за ним. — Потом он вдруг спохватился: — Какой я бесчувственный дурак! Конечно, есть другие, которым доктор нужнее, чем мне. Мэри кивнула головой. — Но я думала главным образом о вас, когда посылала Амок Тулика в Танана. Он поехал верхом на Кооке и может вернуться каждую минуту. Она отвернулась, так что Алан мог видеть только кончик розового уха. — Очень скоро я поправлюсь и буду готов к путешествию, — сказал он. — Тогда мы отправимся в Штаты, как и предполагали. — Вам придется ехать одному, Алан. Я буду слишком занята устройством нового дома. Она сказала это таким спокойным серьезным голосом, что он был изумлен. — Я уже распорядилась нарубить лес в предгорьях, — продолжала она. — Смит и Амок Тулик скоро приступят к постройке. Мне очень жаль, что вы считаете таким важным ваше дело в Штатах, Алан. Будет немного тоскливо, когда вы уедете. Он прошептал: