— Хм-м… Ну, так тоже можно. Хотя и другие способы есть. Пить будешь? — Буду, конечно. У тебя тут, поди, не самогоном поят? — Обижаешь… В таких хоромах — да самогон? Ланге потянулся рукой к столу, что-то там нажал. Из неприметной двери, справа, беззвучно возник коренастый солдат. Быстро расставил на приставном столике рюмки и тарелочки с закуской. И также, беззвучно исчез. Мы присели к столу и Ланге плеснул мне водки. Себе тоже налил и мы, не чокаясь, выпили. — Слышь, Барин,… Тьфу ты, даже и не знаю, как тебя сейчас величать-то? — Наедине и Генрихом можешь. А на людях — господин полковник. — Ага, понял. Ты, вот скажи, на кой я тебе сейчас-то сдался? Сызнова бежать ты вроде уже и не собираешься? — Ты мое хозяйство видел? — Откуда же? Мы только по этой дорожке через лес проехали и все. Ничего я, кроме леса и ворот не видел. — Тут у меня народу нехило. Даже и твои знакомые есть. — Это какие же у меня ТУТ знакомые есть? Откудова им тут взяться-то? Ланге усмехнулся, снял телефонную трубку и бросил туда несколько слов. — Вот сейчас и посмотришь. В дверь постучали. — Разрешите? Господин полковник, унтер-офицер Дьяченко по вашему приказанию прибыл! Я обернулся. На пороге стоял… «Длинный». В немецкой военной форме. — Знакомы? — усмехнулся Ланге. — Видел я его, — ответил я. — Не убедил он меня. — Это почему же? Так, про сигареты и сытость помолчим, слишком уж нетипична такая подозрительность для бывшего зека. Или в норме? — Говорит он не так. А, второй, которому я поленом заехал, тот командные нотки в голосе прятать не научился. А сам, даже и не в законе. Не по масти ему так борзеть, молод ишшо. — А ведь еще что-то есть, — прищурился Ланге. — Да? — Есть, — кивнул я головой. — Он мне тогда сказал, что они лампочку кокнули, так? — Так, — подтвердил Дьяченко. — А что тут неправильно? — А то, что она через два часа снова горела. — Так постовые и ввернули новую лампочку. — Ага! И НОЧЬЮ осколочки подмели? Я специально утром посмотрел, не было там ничего. Договорились вы с ним, вот они и свет погасили. Дьяченко открыл рот и снова его закрыл. Промолчал. — Понял? — посмотрел Ланге на него тяжелым взглядом. — А на ТОЙ стороне такой ляп в могилу тебя сведет. Да и не одного тебя. Свободен! Дьяченко молча козырнул, повернулся через плечо и вышел. — Остальные тоже твои? — Мои, — кивнул Ланге. — Но, этот старший был. — Ну, те вообще лохи. — Знаю. Вот и займись ими, дядя Саша. Да, и кроме того, сколько у тебя побегов? А сколько их? Крест вспоминал про четыре, но надо полагать, это не все. А — была не была! — Восемь. — А жмуров? — Не считал, но десятка два точно есть. — Да, ну? — Ну, может и больше. — Тебе и карты в руки. Жизнь ты знаешь, порядок тоже. Вот и натаскай ребятишек моих. А я уж в долгу не останусь. Мое слово крепкое. — Чему я их учить должен? — Как по жизни себя ПРАВИЛЬНО вести. Что кому говорить, как себя вести на зоне и в жизни. Чтоб не один опер не расколол, что перед ним не зек. — Ну, это смотря какой, опер будет. Ежели такой, как тот капитан — то тут и мне ловить неча. Ланге помрачнел, плеснул нам обоим водки. — Такой — вряд ли. Он такой же капитан, как я генерал. — Не понял? — А он и не опер вовсе. Он по мою душу приехал. Из контрразведки он. — А чего ж он тогда в капитанских петлицах форсил? И все вертухаи перед ним тянулись? — Ему зеленкой лоб кому помазать — как тебе чихнуть. Меня он искал, точно тебе говорю. Знали они, что в этапе немецкий разведчик, да не знали кто именно. Вот и шерстили всех подряд. — Во как… — Да. Не прорвись тогда мотоциклисты к тюрьме вовремя — кирдык нам всем был бы. — Вот, значит как оно все складывается… Да уж, поговорил бы я с ним ТЕПЕРЬ. — Опоздал, дядя Саша. Они, когда на прорыв пошли, под пулемет попали, вот его и … Не рассчитали они, с расстрелом затянули. Им бы нас по камерам кончить, а так… Все по порядку сделать хотели, вот и упустили время. — Так я слыхал и тебе досталось? — Было дело. В ногу прилетело и уже лежащему — в руку. — Эк… — Да. Хорошо врача быстро организовали, а то истек бы я там кровью и все. Мы помолчали. — Так как, дядя Саша? Пойдешь к нам? — А куда ж я теперь-то денусь? Взялся за гуж… Два раза все едино к стенке не поставят, так что нет у меня другого пути. — Ну, к стенке тебя ТЕПЕРЬ поставить не так уж и просто будет. Абвер своих не сдает. — А как я на работе все объясню? Меня вон, с каким конвоем повезли-то? — А так и объясни. Возили мол, на допрос. — Это на двух-то машинах? — Так и не лоха, какого кончили. Целый генерал погиб. — Это ты случаем не про того, которого партизаны из леса подстрелили? — Про него. Только не партизаны это были. — А кто ж тогда? Говорили, что из леса напали.