– У каждого свой взгляд на вещи, а в моей натуре заложена страсть к битвам. Они мне по вкусу, как горб бизона, а вот уже две недели, как я не угощался этим лакомым блюдом. Я не имею оснований, чтобы вступать в битву, потому что принадлежу, как видите, к обоим племенам, но когда подвернется случай на дороге, так я уж схвачу его за волосы. Любо смотреть. Не унывайте, прекрасная лилия, могу вас заверить, что мы уложим целую дюжину черноногих прежде, чем они коснутся вас. Если же они вздумают нас зажарить или выкинуть другую скверную штуку, так мы затянем им другую песенку, которая, наверное, взбесит их. Пошел дождь. Крупные капли, протекая через щели крыши, падали на землю с однообразным шумом. Огонь угасал. Глубокая тьма царствовала в шалаше. Сильвина испытывала невыразимый страх, хотя, в сущности, была гораздо храбрее большинства женщин. Ей казалось, что вот-вот явится неумолимый враг, и она с ужасом прижималась к шатким стенкам шалаша. Том Слокомб сидел, поджав ноги и внимательно прислушиваясь к внешним звукам, в уверенности, что сумеет расслышать приближение индейца. Через четверть часа послышались поспешные и твердые шаги, потом торопливый стук в дверь. Сильвина дрожала всем телом. – Кто там? – спросил Том, хладнокровно заряжая карабин. – Человек, не желающий тебе зла. Отворяй скорее! – послышался знакомый голос Авраама Гэмета. – Я не знаком с вами и потому убирайтесь туда, откуда пришли, – возразил Том. – Но я знаю его! – воскликнула Сильвина радостно. – Это честный квакер Авраам Гэмет. – В таком случае милости просим. Толкните дверь и войдите. За дверью не мешкали, и высокая фигура Авраама Гэмета возникла перед потухающим костром, который в ту же минуту был оживлен Слокомбом, бросившим туда охапку дров. – Краснокожие окружают вас со всех сторон, – сказал квакер со свойственным ему величавым достоинством. – Со всех сторон! – с ужасом повторила Сильвина. – Да, со всех сторон. Они следили за вами и готовы броситься на свою жертву. – Незнакомец, – сказал Слокомб, – вы видите перед собой, если только можете что-нибудь видеть в этой темноте, вы видите полярного медведя и Ворона Красной реки. Если бы сейчас было светло, вы могли бы увидеть, что я от природы одарен половиной лица бледнолицего, половиной – краснокожего. – Друг, я не знаю, кто ты, и мне дела нет, медведь ты, ворон или хвастун. Говорю тебе, язычники окружают тебя. – Неужели я и сам того не знаю, большой ребенок? – возразил Том сердито. – Не я ли только что имел схватку с одним из них? Не я ли угостил его последней болезнью? Не я ли проводил его на тот свет? – Если ты предупрежден об опасности, так почему же ты сидишь, поджав ноги? Отчего же ты не ищешь спасения? – Искать спасения! О, мой патриарх! Да куда же нам спасаться? Не пробиваться же нам сквозь томагавки и ножи черноногих! – Проскользни незаметно между ними, как Давид прокрался в стан царя Саула[12]. – Царь Давид никогда не имел дела с коварными дикарями, – возразил Ворон. – Бежать! Да это значит вести прямо на погибель эту юную красавицу, потому что ночь черна, чернее чернил, а красные готтентоты засели в траве, между кустами и за деревьями! – воскликнул он с жаром. – Ими предводительствует белый, – сказал Гэмет. – Ренегат белый. Очень хотелось бы мне пустить ему в ухо смертельную ноту! – продекламировал Ворон. Сильно забилось сердце Сильвины, опасения проснулись в ее душе. – В его распоряжении находится отряд бродяг, принадлежащих к Северо-Западной компании. Вообще говоря, они неразборчивы в средствах и заклятые враги трапперов Компании Гудзонова залива. – Скажите, если можете, какая судьба постигла наш храбрый отряд? – спросила Сильвина. – Женщина, я был зрителем битвы, в которой кровь лилась потоками. Поистине зрелище, в ужас сердце приводящее! – Гремучая змея! Неужели вы не принимали участия в этой схватке? – осведомился Том, разглядывая квакера с любопытством. – Моя религия воспрещает мне наносить удары мечом; однако, теснимый язычниками, я приложил, может быть, больше усилий, чем следовало бы для их ниспровержения. О-о-о-хо-хо-о-о! – Не приводите меня в бешенство, незнакомец, а не то я запущу когти в ваши телеса. Кто не хочет убивать индейцев, нападающих на него, тот заслуживает, чтобы с него живого шкуру содрали! – воскликнул Том. – Откровенно говоря, я не знаю, что сделалось с твоими друзьями. Видя, что ты спасаешься бегством, гонимая филистимлянами, я последовал за ними, чтобы воспрепятствовать им пролить твою невинную кровь, и поистине многих мне стоило трудов отвратить их от смертоубийственного намерения, но восстанем и двинемся в дальний путь, в противном случае они закоптят нас здесь живьем. – На мой взгляд, это добрый совет, – сказала Сильвина. – Да, – отвечал ей Ворон, подумав, – пускай он проведет нас по тому же пути, по которому и сам прошел, лучше этого ничего не придумаешь. Перекинув за спину ружье, он заткнул пистолеты за пояс, а карабин держал в руке. – Попробуем, попробуем! – продолжал Ворон. – Но, мой храбрец, если вы не обладаете проворством кошки или сомневаетесь в предстоящем пути, то пустите меня вперед. Если же уверены в себе, то мы с молодой девушкой пойдем позади. Если попадется вам медная шкура, заткните ей глотку, да топором выдайте паспорт на тот свет. А вы, чародейка, ступайте ножками легче снежных хлопьев, падающих на землю, не шелестите платьем по кустам, подберите его и летите, подобно воздушной фее. Глава XVI Сильвина в пещере Они вышли из хижины. Гэмет остановился на минуту, пока все выбирались под открытое небо. – Пробирайтесь на четвереньках и покажите ей, как надо идти, – шепнул он Тому Слокомбу. – Кажется, я без вас знаю, что надо делать, – отвечал Том, – да и ангелочек не так уж неопытна в этом деле, как вы думаете. Скалистые горы! Когда она выпутается из этих опасностей, уж нахлопаюсь же я крыльями и накаркаюсь вдоволь! Квакер наклонил свой богатырский стан к земле и с изумительной быстротой и гибкостью зашагал по степи. Ворон не отставал от него, а Сильвина летела за ними, словно легкое перышко. Часто Тому казалось, что она отстала, и он оглядывался, но всякий раз видел, как она, едва касаясь земли, поспевала за ними, обнаруживая больше присутствия духа и смелости, чем он полагал. Авраам часто останавливался и вдруг совсем припал к земле, говоря: – Тише, если жизнь дорога вам! Друг-охотник, побереги девушку. Слокомб заметил, что Гэмет пополз, уклоняясь от прямого направления, по которому прежде следовал. Но это обстоятельство только тогда поразило его, когда он наткнулся на тело, растянувшееся на земле. Вообразив, что это заснувший враг, Ворон обнажил было нож, но в ту минуту, как он готов был воспользоваться им, при свете мерцающих звезд он увидел глубокую рану, разделявшую голову жертвы на две половины. Из зияющей раны ручьями лилась кровь. – Медведи и бизоны! – пробормотал он. – Что за мощная рука выдала ему последнюю болезнь! – Потом, обращаясь к Сильвине, сказал: – Куда вы, красотка? Держитесь левее, чтобы не споткнуться о предмет, не для вас приготовленный. Но предупреждение запоздало: Сильвина увидела труп. В ужасе при виде кровавой линии, разделявшей лицо, она прошептала с содроганием: – Таинственный истребитель. – Довольно таинственный, – проворчал Том, – он раскроил череп своей жертвы, как яичную скорлупу. Но не останавливайтесь, крошка. Широкополый ждет нас нетерпеливо. – Не шутите, – прошептал Гэмет, – смерть подстерегает нас за каждым кустом. – Но мы были свидетелями немного странного зрелища. Мы видели тварь с раздвоенной головой. Кто бы мог это сделать? – Без вопросов! Несчастный, наверное, упал на свой томагавк и нанес себе эту рану. – Пустяки, незнакомец, вам не переубедить меня. Я готов пропустить легкую чепуху, но проглотить такую объемистую штуку нельзя, желудок не переварит. – Тише! Даже шепот в такую ночь опасен, – заметил Авраам строгим, не допускавшим возражений тоном. Он опять выступил вперед, но не сделал и двадцати шагов, как перед ним возник человек. Сильвина и Том видели, как Гэмет отскочил с невероятной скоростью, и человек исчез, как призрак. Ворон подбежал к квакеру. Своей мощной рукой тот схватил индейца за горло, прижав его, уже почти бездыханного, к земле. – Крови проливать не стану, но этому язычнику не следует кричать, – сказал квакер миролюбиво. Том Слокомб вонзил свой нож в грудь индейца, подсмеиваясь над нежной разборчивостью и чувствительностью, которыми питалась, по-видимому, совесть квакера. – Охотник, ты слишком запальчив и несколько необдуманно отнял эту жизнь, но, может быть, это послужит ему на пользу, – произнес квакер назидательно, – помни, что не я это сделал и что вся ответственность лежит на твоей душе. – За этим дело не станет, – заверил Том, – да не потревожит вас рубец, сделанный мной, мне же дела до него как до прошлогоднего снега, и я готов дать целую кипу звериных шкур за удовольствие повторить этот номер. Долой нежности! Им тут не место. Вперед! Сильвина привнесла в эту сцену свою долю впечатлений, свойственных ее полу. Насилие вызывало возмущение чистого, великодушного чувства, но, сознавая, что малейшее колебание будет роковым для всех троих, она старалась утешиться надеждой, что конец ночи принесет конец и страданиям. Страшное разочарование мгновенно разрушило ее надежды! Ночную тишину разорвал ужасный вой: «Гуп! Гуп!» – то был воинственный клич краснокожих. Авраам Гэмет мигом заколыхался, и было что-то чудесное в его многообразных движениях. Взмахивая топором, он рубил направо и налево, как молотильщик с цепом в руках, между тем как Том Слокомб с не меньшим усердием стрелял и заряжал свое ружье. Испуганная неожиданным нападением, да еще после таких сильных потрясений, Сильвина могла только молиться в душе за успех своих друзей, как вдруг две сильные руки подхватили и понесли ее в сторону от битвы. Все ее усилия освободиться были напрасны. – Не пугайтесь, мисс Вандер, вас поддерживают не руки дикаря. – Марк Морау! – воскликнула Сильвина. – Верно, – сказал Марк Морау, – угадали, и конечно, вам было бы мудрено забыть голос, который вы так часто слышали. – Пустите меня. Каковы бы ни были ваши намерения, я хочу идти своими ногами, – гордо сказала Сильвина. – Как вам угодно, милая малютка, хотя очень жаль ваши прелестные ножки, которые пострадают от острых камней. Поспешим же, индейцы идут вслед за нами. – Не надейтесь обмануть меня, Марк Морау. Ваше коварство мне известно. Вы предводитель этих индейцев и притворяетесь, будто бежите от них, – возразила Сильвина с негодованием. – Ага! Мы, как видно, встречаемся на новом поприще, – сказал он дерзко, – перемена декорации, и я предстаю перед вами в новой роли. – Не обольщайтесь, я вижу вас все в той же роли злодея, в какой вы и прежде были, – отвечала она с презрением. – От вас зависит сделать из меня все доброе, что только захотите. Я вас любил – о, как я боготворил вас! Чем вы платили мне за эту пламенную страсть? Насмешкой, холодностью, презрением. – Прибавьте: и ненавистью.