– Никита… Никита Кузьмич. – Он сам не знал, зачем прибавил отчество. Глупо. Глупо и совестно. А сердце продолжало колотиться, нашептывая: «Вот, вот оно, счастье. Настоящее, то, о котором мечтает каждый. Счастье мое, с дымчатыми глазами». Он робко обнял ее. Она на мгновение прижалась к нему, доверчиво, всем телом, потом слегка отстранилась. – Вы женаты? Обычно Никита никогда не врал. Зачем? Надю он любил и никогда бы не бросил. Он предпочитал сразу расставить точки над «и»: семья – это одно, а мимолетный роман – совсем другое. Но сейчас слова застряли у него в горле. Глядя в ее бездонные, манящие глаза, он молчал, сглатывая невесть откуда взявшуюся слюну. Она смотрела на него с ожиданием, и он наконец мотнул головой: – Нет. В разводе. – Неправда, – тихо шепнула она. – Я не верю вам. Впрочем… это не важно. По крайней мере сейчас. – Она положила руки ему на плечи. Все вокруг задрожало и начало уплывать. В ушах звучала музыка из ресторана, превращая реальность в сказочный, волшебный сон… Никита очнулся от воспоминаний и пристально поглядел на рыжую гостью, застывшую посреди прихожей. Ничего схожего с Машей, ни одной черточки. И лицо, и фигура – все другое. Та была хрупкая, нереальная, как беззвездная, призрачная ночь. А девушка, стоящая сейчас перед ним, выглядела солнечной, спелой и сочной, как свежий апельсин. Никита Кузьмич почувствовал, как на плечи давит каменная глыба, тяжело, страшно. Нет сил на дурацкие воспоминания. И Надя не поймёт. – Супруга права, – тихо, но спокойно проговорила он, глядя прямо в зелёные глаза девицы. – Вам лучше уйти. Я… я не знаю никакой Марии Свиристелкиной. Ступайте. – Жаль. – Рыжая тряхнула кудрями. – Я думала, мы подружимся. Что ж, прощайте. – Она молча обула свои кеды. Хлопнула дверь. Никита Кузьмич и Надежда Сергеевна остались стоять посреди прихожей, растерянно глядя друг на друга. Первая нарушила молчание жена. – Вот ведь мошенников развелось. – Она приблизилась к мужу и ласково обняла его за плечи. – Пойдем, Никитушка. Тут дует из-за двери. Как бы снова радикулит не разыгрался. Она увела Никиту в комнату. Он сумрачно молчал, погруженный в свои мысли. Через пятнадцать минут приехал верный Куролесов и привёз трёх забавных щенков. Надежда Сергеевна восторженно ахала, сновала из кухни в комнату и обратно, носила блюдечки с кормом и водой, то и дело дергая мужа за локоть: – Никитка, смотри, какие милые! Хоть всех троих оставляй. Нет, ну до чего хороши! Никита Сергеевич ожил, заулыбался. Неприятный эпизод из прошлого слегка поблек и перестал его нервировать. Сашка терпеливо ждал, пока супруги натешатся и выберут наконец щенка. Часа через два жарких споров, вздохов и охов, решили остановиться на старшем из трёх, мальчике, чёрном, с белой грудкой. У него были умные и живые глаза-бусинки, он смешно и тоненько тявкал, когда его гладили по блестящей гладкой шёрстке. – Имя придумали? – спросил у стариков Сашка. Никита Кузьмич скептически взглянул на щенка. Ни Лорд, ни Байрон ему совершенно не подходили – вид у малыша был далек от аристократического. – Мамашка у него из настоящих, породистая, – сказал Сашка и потрепал щенка по загривку, – а вот отец подкачал, так что паспорта у него нет. Мать звали Шейлой. – А он пусть будет… пусть будет Шоколад! – вдруг выпалила Надежда Сергеевна. – Шоколад? – Куролесов с удивлением поглядел на неё, затем на щенка. Тот доверчиво взвизгнул. – А что? Идея. Ему идёт. – Верно. – Никита Кузьмич улыбнулся. – Он правда как шоколад. Темный шоколад с молочным пятнышком. Умница, Надюша, и как это тебе в голову пришло! Надежда Сергеевна скромно потупила глаза, но вид у неё был чрезвычайно довольный. Куролесов засобирался домой и стал прощаться. – Если что, звоните, я всегда на связи. Подскажу, как быть. – Уж подскажи, дорогой, – поддакнула Надежда Сергеевна. – А то, не ровен час, вдруг захворает маленький или животик прихватит? Это ж как настоящий ребёнок. – Не бойтесь, они живучие. И прививки у него уже есть нужные. Так что главное, правильно кормить и гулять с ним два раза в день. – С этими словами Куролесов забрал двух других щенков и скрылся за дверью. Надежда Сергеевна с умилением глядела на приобретённого питомца. – Ты мой хороший! Шоколадка! Лапочка. Щенок тихо и счастливо повизгивал и норовил тяпнуть ее за палец. – Пойду, прогуляюсь с ним, – решил Никита Кузьмич. – Не то лужу нам тут напрудит. Надя, неси поводок. На щенка надели ошейник с поводком, которые предусмотрительно принёс Куролесов, а также купленный заранее красивый красный комбинезон, чтобы он не замёрз. Никита Кузьмич взял щенка под мышку и вышел на лестничную площадку. – Смотри, недолго, – крикнула ему вслед Надежда Сергеевна, – не то замёрзнет. Никита кивнул и зашагал вниз по лестнице со своего второго этажа. На дворе сгущались осенние сумерки. Слышался звон трамвая, смех детворы и лай – собачники один за другим выходили на прогулку. Никита Кузьмич огляделся по сторонам – нет ли рядом какого-нибудь злобного пса – и осторожно спустил Шоколада на землю. Тот сразу же ринулся в сторону и повис на поводке. – Тихо ты, тихо, ну куда ж ты, дурачок, – ласково пожурил его Никита Кузьмич. – Ну что, куда пойдём? Давай на бульвар. – Он легонько потянул поводок, и щенок неожиданно послушно затрусил рядом. – Какой хорошенький! – раздался из темноты мелодичный голос. Никита вздрогнул и остановился: – Ты? – Я. – Рыжая стояла перед ним, белозубо улыбаясь. – Зачем ты тут? Тебе же сказали, все бесполезно. – Никита Кузьмич хотел пройти мимо, но что-то заставляло его остановиться. Щенок нетерпеливо взвизгнул. – Мне некуда идти, – просто проговорила девушка. – И денег нет на хостел. Я… я думала, вы меня приютите. Хотя бы на пару ночей. – С какой это стати? Почему мы должны пускать в дом постороннего человека? – Но я же не посторонняя. Я ваша внучка! Вы ведь любили Марию. Сильно любили. Никита Кузьмич вытер со лба внезапно выступивший пот. – Любил… – Ну вот. – Рыжеволосая снова улыбнулась, отчего на щеках у неё образовались симпатичные ямочки. – Вот что. – Никита Кузьмич слегка подергал поводок. – Пошли, прогуляешься с нами. Расскажешь о себе. – С удовольствием! – обрадовалась девушка. Они перешли дорогу и не спеша двинулись по бульвару. – Я забыл, как тебя зовут. – Влада. – Странное имя. Я думал, такое только мужчинам дают. – Не только. Мне оно нравится. – Ну хорошо. Положим, ты и правда моя внучка. Зачем тебе Москва? Что ты будешь здесь делать? – Я буду петь. – Что? – Никита замедлил шаг. – Петь? – Да. Я хочу стать джазовой певицей. Поступить в колледж на Ордынке, окончить его и выступать со своей группой. Стану известной, заработаю много денег. Позабочусь о вас. – Ой-ой, позаботится она. – Никита Кузьмич скривил ехидную мину. – Да с чего ты решила, что можешь петь? Ордынка – это серьёзное заведение, туда сложно поступить. – А вы откуда знаете? – удивилась Влада. – Знаю. Я в молодости сам джазом увлекался. На гитаре играл, даже хотел учиться профессионально, так что все про эту сферу знаю. К тому же обучение платное, стоит недёшево. – Вот об этом я и хотела поговорить, – спокойно произнесла Влада. – Мне нужны деньги, много. И крыша над головой. Не бойтесь, я вас не объем. Я уже нашла место, где можно подработать. На Арбате в переходе группа уличная поёт, там солистка нужна. Обещали взять, так что заработок будет. Но не такой, как мне нужно. Никита Кузьмич слушал и недоумевал. Неужели можно быть такой наглой и самоуверенной? Припереться в столицу из тьмутаракани, к фактически чужому человеку и рассчитывать, что он станет тратить на неё бабки? – Ты это серьезно? – спросил он Владу. – Серьезней некуда. Семестр уже начался. Дополнительный набор на внебюджет в конце сентября. Если пройду, сразу деньги понадобятся. – А с чего ты решила, что у меня есть такие деньги? – Ну дед, не забывай, сейчас время Интернета. Я, прежде чем ехать, немного пошукала в сетях, знаю, кто ты таков, как живешь. Никиту Кузьмича кольнуло слово «дед» и обращение на «ты». – Никакой я тебе не дед! И не смей «тыкать». Ты мне чужая, слышишь, чужая! Я вообще зря с тобой разговариваю. Правильно Надя сказала, надо было полицию вызвать. – Ну так вызывайте. – Влада остановилась и скрестила руки на груди. – Давайте, звоните! Сдайте меня ментам. Я – вот она, не убегу. Никите стало стыдно. Перед глазами снова возникла Маша, их последняя ночь в ее крохотной квартирке. Они лежали, тесно обнявшись, на старенькой скрипучей тахте. Он физически ощущал, как бежит время – минута за минутой, час за часом. А впереди утро и поезд в Москву. Нужно было принять решение. Если он уедет, то уже никогда больше не вернётся в М. Ездить туда-сюда, обманывать обеих, и жену, и Машу – нет, на такое он не способен. Стало быть, два варианта – либо уехать отсюда бесповоротно, либо так же бесповоротно остаться и круто изменить свою жизнь. Настолько круто, что круче не бывает. Маша тихо прижималась к его боку, ее нежные пальчики гладили его лоб, ерошили волосы. Она ничего не говорила, ни о чем не спрашивала, но Никита знал, что она ждёт, и внутри у неё все сжимается от боли и страха. Однако он не мог решиться.