— Вот-вот! Тогда тем более, неужели вам не страшно? — И ты думаешь, — усмехнулась Наташа, — что он, подкинув трупы, решил выдать себя с головой, сообщив полиции, где находится Макс, чтобы получить за это деньги? Но этого не может быть! — Бред какой-то! — Девочки, — продолжала Соня, уже заливаясь слезами, — до этого Нового года у нас с вами была своя жизнь. Мы с вами были, в сущности, уважаемыми людьми, нас многие знали, дружили с нами. Вот ты, Тамара, хирургическая сестра, все знают, что ты настоящий профессионал, что ты была правой рукой Макса, кроме того, ты — прекрасный человек, отзывчивый, добрый! А ты, Наташа, в своей гинекологии многим женщинам помогла в этом городе. К тому же у тебя золотые руки, ты прекрасно вяжешь! Я, пусть и обыкновенная маникюрша, но и у меня тоже есть свой круг знакомых, подруг… Они улыбаются мне, рассказывают какие-то свои истории, пока я обрабатываю им ногти. И вот теперь все может измениться разом, когда мы, наши имена, наша жизнь может превратиться в настоящий ад, когда все узнают о том, что кто-то из нас мог быть убийцей… — Соня, ты несешь околесицу! — не выдержала Наташа. — Хватит распускать нюни! Все будет хорошо! Никто и ничего не узнает! — Предлагаю вернуться к моему предложению и поехать в город. Любыми правдами и неправдами. Понимаете, это неестественно, что мы, после того, как Тропинина сообщила мне, что нашли Макса, будем оставаться здесь и продолжать «праздновать», — она показала пальцами кавычки. — Нас не поймут. Мы должны вернуться, поехать сразу же в больницу, и тогда уже там разберемся на месте. Послушаем, кто что расскажет. Мы-то вроде как не при делах! Посмотрите в окно, снег все метет и метет… — Ну ладно, давайте тогда одевайтесь, да пойдем расчистим снег хотя бы у ворот, чтобы машина могла выехать. На дороге-то снега не так много, его сдувает… Снег расчищали всеми лопатами, какие только нашлись в гараже. Наташа орудовала снеговой, остальные — обычными садовыми лопатами. Снег был легкий, чистилось легко. Ворота распахнули, Тамара села в машину и выехала на дорогу. — Девочки, смотрите, что я нашла! — закричала вдруг Соня, попавшая в круг света от садового фонаря. — У самой калитки… Идемте быстрее! Это было шило. С деревянной ручкой, длинное. Острое. — Мамадарагая… — прошептала Наташа в ужасе. — Это то самое… с отпечатками пальцев убийцы! И что теперь делать? — Подкинуть в полицию, — сразу, даже не успев подумать, проронила Тамара. — Но тогда это не будет доказательством того, что именно этим шилом был убит Макс, — нахмурила брови Соня. — Как это? На нем — вот видите — следы крови… Это кровь Макса и этой девушки. Это и есть орудие преступления! — Тоже правильно, — поддержала ее Наташа. — Тогда тем более надо отправляться в город. Сейчас вернемся в дом, соберем все со стола, упакуем, приберемся и поедем в город. Она и сама не заметила, как стала в эту минуту главной, вместо растерявшейся Тамары. На сборы ушел почти час. Часы показывали три часа ночи. Все немного протрезвели. Заперли дом, закрыли ворота, калитку, выключили все наружное освещение, Тамара села за руль, Наташа с Соней заняли свои места в машине. — Господи, помоги нам… — прошептала Наташа и перекрестилась. 18 Дождев в ожидании Соболева, который выехал с арестованным Закатовым из областного центра, чтобы не тратить время, вызвал к себе в кабинет Михаила Смушкина — поговорить с ним о «черной перепелке». Но, как и предполагал, ничего нового он от него не узнал — венеролог повторил практически в точности рассказ доктора Степанова о женщинах-оборотнях, о том, что на первых порах замужества девушки «белые и пушистые», а позже превращаются вот в таких «черных перепелок». Точнее, о страхах доктора Тропинина в очередной раз жениться на «черной перепелке». — Я разочаровал вас? — спросил Смушкин, горько усмехаясь. Выглядел он утомленным, видимо, всю ночь не спал, успокаивая Юлию Тропинину. — Да нет… Я полагаю, если бы вы знали имя убийцы, то сообщили бы. — Это да. Вы собираетесь арестовать Юлю? Дождев промолчал. — Это ваше, конечно, дело, но она сейчас находится в таком состоянии, что ее лучше не трогать. Я напоил ее успокоительными таблетками, она сейчас спит. И не знаю, какой она проснется. Боюсь, что если ее не поддержать медикаментозно, то она провалится в колодец… Понимаете, о чем я? — Она сильно ревновала Тропинина, вы же в курсе. Скажите, она могла бы в силу своего характера, из-за сильных чувств, в сердцах убить его? — Честно? — Смушкин склонил голову набок и какое-то время смотрел Дождеву прямо в глаза. Но Дмитрий этот пронзительный и долгий взгляд выдержал. — Могла бы. Михаил хрустнул пальцами рук, занервничал. — Вы же понимаете, что я мог бы сказать, что нет, Юля на это не способна, что она не такой человек и все такое. Но я сказал вам это для того, чтобы вы поняли — даже такой человек, как Юля, тихий и умеющий держать себя в руках, в порыве сильных, даже, я бы сказал, сильнейших чувств может потерять контроль над собой, понимаете? — Вы сейчас только что подставили Тропинину, — заметил Дождев. — У вас на нее ничего нет и быть не может, потому что она его не убивала, понимаете? Я всю ночь думал и понял, вернее, представлял себе, что могло бы произойти, если бы она реально застала… Хотя, нет, такое определение к бывшим женам не относится, она просто не имела бы права… Я просто хочу сказать, что если бы Юля, будучи женой, застала Макса в постели с этой девушкой, то, возможно, набросилась бы на нее, на них двоих… Она — великая собственница, она считала, что Макс, как вещь, принадлежит ей. И развод дался ей очень тяжело. И хотя официально они были разведены, она, как вы знаете, продолжала заботиться о нем, правда, это выглядело нелепо, вызывало насмешки у окружающих. Но она хотя бы знала, где он, практически каждый день видела его. И только в последнее время, вот как раз перед тем, как он пропал, она забеспокоилась, заметалась. Она, забывая на время о том, что я живу с ней, что я мужчина и мне может быть неприятно, жаловалась на то, что не может его найти, что он во столько-то вышел из больницы, а потом пропал, что его нет ни дома, нигде, где бы он мог быть в такое-то время. Она следила за ним, знала всего его маршруты. Однажды просто места себе не находила, когда увидела, как он заходит в парикмахерскую, знаете, на улице Маркса, там работает Сонечка Наполова, маникюрша, чудесная девушка, внешне просто красавица. Я знаю, Юля ужасно ревновала Макса к ней, хотя она редко появлялась в больнице… — Маникюрша в больнице? — Она — подруга Тамары Савушкиной и Наташи Кравченко, наших медсестер. Заглядывает время от времени к нам в ординаторскую, то пирожные принесет, то просто приходит потрепаться, чайку попить… В больнице ее хорошо знают, она всем нашим женщинам делает маникюр со скидкой. Она — частый гость на наших кооперативах, всегда приготовит что-нибудь к столу, испечет пирог или мясо… Она милая, всегда мне нравилась. Думаю, и Максу тоже. — И что Макс делал в парикмахерской? Полагаете, навещал Соню? Или заходил постричься? — Юля сказала, что он пробыл там совсем недолго, что точно не стригся, значит, приходил к Соне. — Как давно это было? — Точно не могу сказать, но незадолго до того, как он исчез. Может, за месяц… Сейчас-то все уже знают, кто эта несчастная девушка, которую убили вместе с Максом. Мила Закатова. Вот ее Юля так и не вычислила, хотя подозревала, что у Макса кто-то появился, потому что он на самом деле время от времени исчезал из поля ее зрения, и она носилась по городу в его поисках. Возможно, не будь эта девушка замужем, Макс бы вряд ли прятался, ходил бы с ней открыто, держа ее за руку. А здесь, сами понимаете, какая история — муж-бизнесмен и все такое. Но это не Юля, нет… Скорее уж сам Закатов. Хотя убийство выглядит совсем как женское. — Знаете, Михаил, я не удивлюсь, если жители нашего славного маленького городка раньше меня, следователя, узнают имя убийцы. Смушкин попытался улыбнуться, но у него не получилось. — Михаил, что вы можете рассказать о Тамаре Савушкиной? Я слышал, доктор Тропинин доверял ей, они дружили. — Да, это правда. Пожалуй, Тамара была единственной женщиной, к которой Юля не ревновала Макса. Она не то что некрасивая, по моему мнению, некрасивых женщин нет. Она очень мила, у нее даже как будто бы правильные черты лица, красивые волосы, но в ней нет сексуальности, того аромата женщины, на который слетались бы мужчины. Не знаю, как объяснить. Ее не интересуют мужчины, и это притом, что она уж точно не лесбиянка. Думаю, ее сделало такой «мертвой», бесчувственной неудачное замужество. Полагаю, что она так настрадалась, так много всего пережила, что решила для себя больше никогда не связывать свою жизнь с мужчиной. А мужчины, все без исключения, я имею в виду ее окружение, словно считывали это с нее, как-то определяли это и не подкатывали… — А Макс? — Она была его правой рукой, он много раз, я сам слышал, отзывался о ней как о человеке талантливом, говорил, что она идеальная операционная медсестра, что без нее он бы и не справился. Она первой приходит в операционный зал и уходит последней. Вы же не знаете, что такое — операция, и как важна слаженность действий, взаимопонимание, контакт. Медсестра и наборы для операции подготавливает, стерильный текстиль, скальпели, другие инструменты. Помогает хирургу надеть халат, перчатки, маску. Операционная медсестра должна быть выносливой, ведь операции бывают многочасовыми. Что же касается Тамары, то она, помимо того, что обладает всеми этими качествами и навыками, по словам Макса, с легкостью осваивает новое оборудование, что тоже очень важно. Но, повторюсь, важны личный контакт и взаимопонимание. И между Тамарой и Максом эти «операционные» отношения переросли во что-то большее, в крепкую дружбу. И тут, к счастью для обоих, эти отношения были восприняты окружением прекрасно и именно как дружба. Их, к примеру, невозможно было заподозрить в любовной связи, они своими отношениями никого не ранили, не травмировали, в том числе и себя! Они прекрасно ладили, полагаю, делились друг с другом, советовались, искали друг в друге утешения, и это нормально! Что бы ни происходило в больнице, какие-то конфликты, споры, драмы (а больница, скажу я вам, — сложный организм!), они всегда поддерживали друг друга и, как я теперь понимаю, были в курсе личной жизни друг друга… Я подвожу к тому, что если у Тамары личной жизни не было, а потому Макс вряд ли мог бы что-то ей посоветовать или помочь, то у Макса личная жизнь била ключом, и вот Тамара как раз могла знать о существовании молоденькой любовницы Тропинина, о Закатовой, и помогать им в их любовно-шпионском романе. Предположу даже, что у Макса хранилась копия ключей от ее квартиры, где парочка встречалась. — Я звонил ей, у нее телефон отключен… — Вообще-то Тамара — человек собранный, аккуратный, и уж если телефон отключен, значит, тому есть какое-то объяснение. Давайте я позвоню, быть может, мне повезет больше? Дождев кивнул, и Смушкин достал телефон, позвонил, включил громкую связь, и буквально через несколько секунд кабинет прострелили невероятно громкие и нервные длинные гудки. Затем послышался характерный телефонный хруст, и послышался ясный женский голос. — Да, Миша… — женщина в трубке показалась Дождеву встревоженной. Хотя как же иначе, ведь ей позвонил сожитель Тропининой, а теперь все, что было связано с этой фамилией, было помечено черной краской трагедии. — Она в порядке? Смушкин повернул голову и посмотрел на Дождева. Оба поняли, что Тамара справлялась о самочувствии Юлии. — Спит, — ответил Михаил. — Ты ведь знаешь, что случилось… Послушай, я сейчас нахожусь в кабинете следователя… Дождев энергично закивал, постукивая ногтем указательного пальца по столешнице, мол, давай ее сюда. — …У тебя телефон не отвечал, поэтому я позвонил тебе. Ты где сейчас? — Мы дома, у меня… Наташа с Соней со мной. Как раз собирались в больницу, к нашим, к вам с Юлей мы бы не решились. Мы все в шоке. Дождев взял трубку у Смушкина: — Добрый день, это Дождев. Мне хотелось бы поговорить с вами, Тамара. — Хорошо, я сейчас приеду, — с готовностью ответила Савушкина. — Вот прямо сейчас соберусь, и выезжаем… Только подруг своих до больницы довезу. — Не надо в больницу, приезжайте все втроем сюда. — Хорошо, Дмитрий Сергеевич. Господи, горе-то какое, просто не верится… Дмитрий поблагодарил Смушкина за помощь и тепло распрощался с ним, договорившись, что если тот узнает или вспомнит что-то, что помогло бы в расследовании, то свяжется с ним. В дверь кабинета постучали. Это был дежурный, в руках он держал большой конверт формата А-4.