– Я был очень осторожен. – Очистите помещение. Сейчас же. Я открыла рабочий чемодан и сердито натянула перчатки. Передала Марино фонарик и, прежде чем начать работу, изучила комнату. Склад был тускло освещен, множество ящиков с пивом и колой на расстоянии двадцати футов были залиты кровью. В нескольких футах от тела лежали гигиенические тампоны и бумажные полотенца, дно коробок пропиталось кровью. Пока не было никаких признаков того, что убийцу интересовало здесь что-то другое, кроме жертвы. Я присела и стала изучать тело, обращая внимание на все: оттенки и текстуру тканей и крови, каждый нюанс дьявольских действий убийцы. Вначале я ни к чему не прикасалась. – Боже мой, он действительно избил ее до смерти, – сказал полицейский, который делал снимки. Создавалось впечатление, будто дикий зверь приволок раненого в свою берлогу и растерзал. Свитер и бюстгальтер женщины были сорваны, туфли и носки сняты и брошены рядом. Ким Люонг была упитанной женщиной с полными бедрами и грудью, но узнать, как она выглядела, я смогла только по водительским правам, которые мне показали. Она была миловидной женщиной с застенчивой улыбкой и длинными черными блестящими волосами. – Когда ее нашли, на ней были трусы? – спросила я Хэма. – Да, были. – А туфли с носками? – Они были сброшены и лежали точно так, как вы видите. Мы до них не дотрагивались, ведь мне не нужно поднимать туфли и носки. И так видно – они в крови. – Почему он снял с нее туфли и носки, а не трусы? – задал вопрос один из полицейских. – Да. Зачем кому-то поступать таким странным образом? Я посмотрела на ступни Ким – на них также засохла кровь. – Когда приедем в морг, нужно получше осмотреть ее при ярком свете, – сказала я. На шее отчетливо виднелся след от пули, задевшей сонную артерию. Я слегка повернула ее голову и увидела слева выходное отверстие. – Вы нашли пулю? – спросила я Хэма. – Выковыряли из стены за прилавком, – ответил он, не смея смотреть мне в глаза. – Гильзы пока нет, если она вообще была. Гильзы не будет, если преступник стрелял из револьвера. Пистолеты выбрасывали стреляные гильзы, и это была единственная полезная вещь, которую можно от них ожидать. – В каком месте стены? – Если стоять лицом к прилавку, то левее того, где она сидела бы на стуле за кассой. – Выходное отверстие тоже слева. Если они находились лицом друг к другу, возможно, следует искать убийцу-левшу. Убийца Ким Люонг нанес ей удары каким-то предметом, оставившим на лице девушки равномерные округлые и линейные рваные раны. Кроме того, она, по всей видимости, была избита кулаками. Когда я начала ощупывать лицо в поисках переломов, под пальцами захрустели обломки костей. Зубы были вдавлены внутрь. – Посвети сюда, – попросила я Марино. По моему указанию он переместил луч фонарика, и я осторожно повернула голову женщины направо и налево, ощупывая через волосы череп и проверяя заднюю и боковые части шеи. На ней виднелись следы кулаков, округло-линейные раны, а также несколько бороздчатых ссадин в разных местах. – За исключением стянутых трусиков и попытки измерить температуру тела она находилась в точно таком же положении? – спросила я Хэма. – Да, не считая того, что джинсы были застегнуты на молнию и пуговицу, – ответил он. – Свитер и бюстгальтер валялись точно так же, порванные посередине, – указал он рукой. – Порвал голыми руками. – Рядом со мной присел Марино. – Черт возьми, он сильный парень. Док, она, наверное, уже была мертва, когда он приволок ее сюда, правильно? – Не совсем. Ткани еще реагировали на побои. Вот следы. – Но зачем забивать до смерти почти мертвое тело? – задал вопрос Марино. – Я хочу сказать, что она не сидела и не спорила с ним. Не сопротивлялась. Это очевидно. Нет ни следов борьбы, ни кровавых отпечатков. – Он ее знал, – раздался за моей спиной голос Андерсон. – Это наверняка ее знакомый. В противном случае он бы просто застрелил ее, взял деньги и убежал. Марино сидел рядом со мной, упершись локтями в колени и держа фонарик в руке. Он взглянул на Андерсон словно на клиническую идиотку. – Не думал, что ты тоже спец в психологии. Ходила на курсы или изучала самостоятельно? – Марино, посвети, пожалуйста, сюда, – проговорила я. – Здесь плохо видно. Луч фонарика высветил на теле кровавый рисунок, который я сначала не заметила, потому что была занята ранами. Буквально каждый дюйм обнаженной плоти был испачкан завитками и мазками крови, будто нарисованными пальцами. Кровь засыхала и начала покрываться коркой. К ней прилипли волосы – те самые длинные светлые волосы. Я показала их Марино. Он наклонился ближе. – Спокойно, – предупредила я, потому что почувствовала его реакцию и знала, что именно показываю. – А вот и ваш начальник, – сказал Эгглстон, осторожно входя в комнату. В тесном помещении было тесно и душно. Оно выглядело так, словно здесь выпал кровавый дождь. – Придется восстанавливать последовательность событий, – произнес Хэм. – Нашел стреляную гильзу. – Эгглстон с довольным видом передал ее Марино. – Марино, если хочешь отдохнуть, я могу ей посветить. – Хэм пытался искупить свою непростительную ошибку. – По-моему, достаточно очевидно, что она лежала на этом самом месте, когда ей наносили удары. – Я сказала это, так как не считала, что в данном случае необходимо восстанавливать цепочку событий. – Съемка покажет наверняка. Это был старый французский метод, при котором вначале на пленку снимается пятно крови, а потом – геометрически вычисленный источник крови. После многократной съемки получается трехмерная модель, показывающая, сколько ударов было нанесено и в каком положении находилась жертва при каждом ударе. – Здесь слишком много народу, – громко заметила я. По лицу Марино стекал пот. Я чувствовала жар его тела и ощущала его дыхание, когда он работал рядом. – Немедленно передай это в Интерпол, – сказала я тихо, чтобы никто не услышал. – Понял. – Патрон "спир" тридцать восьмого калибра. Когда-нибудь слышал о таких? – спросил Эгглстон Марино. – Да. С пулей повышенной убойности. "Голд-дот", – ответил тот. – Сюда это никак не вписывается. Я вынула химический термометр и установила его на коробке с одноразовыми тарелками, чтобы измерить температуру среды. – Я и без этого могу сказать, док: двадцать четыре и три десятых градуса, – заявил Хэм. – Очень тепло. Я осматривала и ощупывала тело, а Марино подсвечивал мне фонариком. – Нормальные люди не покупают патроны "спир", – заметил он. – Нужно заплатить десять-одиннадцать баксов за коробку из двадцати штук. Не говоря уже о том, что ты должен стрелять не из какого-нибудь дерьмового пистолета, иначе он разорвется у тебя в руке. – Скорее всего пистолет пришел с улицы. – Неожиданно рядом со мной оказалась Андерсон. – Значит, это наркотики. – Преступление раскрыто, – съязвил Марино. – Вот спасибо, Андерсон. Ребята, можем расходиться по домам. Я ощущала резкий, сладковатый запах свертывающейся крови. Вынула химический термометр, который установил Хэм. Ее внутренняя температура составляла 31,4 градуса. Я оглянулась. В комнате, кроме нас с Марино, находилось трое. Я почувствовала нарастающую злость и разочарование. – Мы нашли ее сумочку и пальто, – продолжала говорить Андерсон. – В бумажнике шестнадцать долларов, поэтому вряд ли он туда залезал. И, кстати, рядом стоял бумажный пакет с пластиковым контейнером из-под пищи и вилкой. Похоже, она принесла ужин с собой и разогрела его в микроволновке. – Откуда ты знаешь, что она его разогрела? – спросил Марино. Андерсон была поймана врасплох. – Два плюс два не всегда дает двадцать два, – добавил Марино. Наступила ранняя стадия трупного окоченения. Подбородок Ким Люонг затвердел, мелкие мышцы шеи и рук – тоже. – Она слишком одеревенела за два часа, – сказала я. – Отчего это происходит? – задал вопрос Эгглстон. – Мне тоже интересно. Я всегда этому удивлялся. – У меня однажды был случай в Бон-Эр... – Что ты делал в Бон-Эр? – спросил полицейский с фотоаппаратом. – Это длинная история. Короче, у одного парня во время секса случился сердечный приступ. Подруга подумала, он просто заснул. На следующее утро просыпается, а он мертвее мертвого. Она испугалась: вдруг все узнают, что он скончался в постели, – и пыталась посадить его в кресло, а тот стоит, прислонившись к креслу, как гладильная доска. – Я серьезно, док. Почему это происходит? – повторил Хэм. – Мне тоже хочется об этом узнать, – раздался от двери голос Дианы Брей.