Я нашла доктора Филдинга в медицинской библиотеке, где он листал журнал о правильном питании. Увидев меня, он улыбнулся, хотя выглядел уставшим и немного расстроенным. – У меня нехватка углеводов, – сообщил он, постукивая указательным пальцем по раскрытой странице. – Все время повторяю себе, что, если не буду потреблять от пятидесяти пяти до семидесяти процентов углеводов от общего рациона, у меня снизится уровень гликогена. Последнее время ощущаю недостаток энергии. – Джек! – воскликнула я, закрывая дверь библиотеки. – Мне нужно, чтобы ты был честен со мной, как никогда. Я пересказала ему разговор с Раффином, и на лице моего заместителя засветилось понимание. Он закрыл журнал. Я села перед ним так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. – Ходят слухи, что Вагнер хочет избавиться от вас, – сказал доктор Филдинг. – По-моему, это чепуха, но мне жаль, что вы вообще об этом узнали. Чак – идиот. Синклер Вагнер занимал должность секретаря департамента здравоохранения и социального обеспечения. Только он и губернатор могли назначать или увольнять главного судебно-медицинского эксперта. – Когда пошли такие слухи? – спросила я. – Недавно. Пару недель назад. – По какой причине меня собираются уволить? – продолжала я допрашивать Филдинга. – Якобы по той, что вы с ним не ладите. – Это смешно! – Или он вами недоволен, а следовательно, губернатор тоже. – Джек, пожалуйста, поконкретнее. Он заколебался и смущенно поерзал на стуле. Он выглядел виноватым, как будто был в ответе за мои проблемы. – Ладно. Если начистоту, доктор Скарпетта, говорят, что Вагнер недоволен чатом, который вы ведете в Интернете. Я наклонилась к нему и положила ладонь на его руку. – Это не я. Кто-то другой выступает от моего имени, – заверила я. Он удивленно посмотрел на меня. – Вы шутите? – О нет, здесь нет ничего смешного. – Господи Иисусе! – воскликнул он с отвращением. – Иногда мне кажется, что Интернет – это самое худшее, что могло с нами произойти. – Джек, почему вы не спросили меня? Если думали, что я занимаюсь чем-то неуместным... Я хочу сказать, неужели я умудрилась так отгородиться от людей, что никто больше не хочет со мной делиться? – Дело не в этом, – ответил Филдинг. – Это не отстраненность или безразличие. Наоборот, мы относимся к вам так хорошо, что, по-моему, стали чересчур оберегать вас. – Оберегать от чего? – осведомилась я. – Каждый имеет право переживать в одиночестве, – спокойно проговорил он. – Никто не ждал, что вы сразу же включитесь в работу. Я бы не смог этого сделать, точно. Мне едва удалось прийти в себя после развода. – Я не переживаю в одиночестве, Джек. И я полностью включилась в работу. Это мое личное горе и ничего более. Он долго смотрел мне в глаза, выдерживая паузу и не веря тому, что я сказала. – Если бы все было так просто, – наконец произнес он. – Я никогда не говорила, что это просто. Иногда утром мне приходится заставлять себя встать с постели. Но я не могу позволить, чтобы личные проблемы служили помехой работе. – Честно говоря, я не представлял, что делать, и поэтому чувствовал себя отвратительно, – признался доктор Филдинг. – Не понимал, как помочь вам пережить его смерть. Знал, как вы его любили. Несколько раз хотел пригласить вас на ужин, но, как известно, у меня собственные проблемы. Поэтому полагал, что вряд ли сумею чем-то помочь, кроме как взять на себя как можно больше вашей рабочей нагрузки. – Вы отвечали на звонки, когда родственники хотели говорить со мной? – спросила я откровенно. – Это нетрудно, – заметил Филдинг, – это самое меньшее, что я мог для вас сделать. – Боже мой, – простонала я, обхватив голову руками. – Не могу поверить. – Я просто хотел... – Джек, меня всегда можно найти на работе за исключением тех дней, когда я даю показания в суде. Почему мои звонки перенаправлялись вам? Меня никто не ставил в известность. Теперь смутился Филдинг. – Разве вы не понимаете, как бы глупо я выглядела, отказываясь отвечать на вопросы опечаленных, скорбящих родственников? – Я просто думал, что... – Это какой-то бред! – воскликнула я, начиная злиться. – Если бы вела себя подобным образом, я была бы недостойна своего места. Мне следовало бы уволиться! Как я могу не сопереживать потерям других людей? Как могу не чувствовать их горе, не выслушать вопросы, стараясь облегчить боль, и не сделать все возможное, чтобы отправить на электрический стул ублюдка, по вине которого они страдают? Я готова была заплакать. Голос дрожал. – Черт возьми, по-моему, нам надо вернуть публичные повешения. Филдинг оглянулся на закрытую дверь, словно боялся, что меня могут услышать. Я глубоко вздохнула и начала понемногу успокаиваться. – Как давно это продолжается? – спросила я. – Сколько раз вы отвечали на мои звонки? – Последнее время их было много, – неохотно признался он. – Много – это сколько? – Возможно, в каждом втором законченном деле за последние два месяца. – Этого не может быть, – возразила я. Он промолчал, а я чем дольше думала над его словами, тем больше уверялась в его правоте. Последнее время родственники обращались не так часто, как раньше, но я не обращала на это внимания, потому что подобные звонки не отличались регулярностью, их невозможно было предсказать. Некоторые хотели услышать все подробности. Другие звонили, чтобы дать выход гневу. Некоторые вообще ничего не хотели знать. – Тогда следует предположить, что на меня поступали жалобы, – сказала я. Родственники считали меня высокомерной и бесчувственной. И я их не виню. – Некоторые жаловались. По выражению его лица можно было видеть, что жалоб было немало. Я не сомневалась, что некоторые люди написали обо всем губернатору. – Кто переводил вам эти звонки? – спросила я сухо, боясь, что, как только выйду из библиотеки, начну крушить все на своем пути, как разъяренный торнадо. – Доктор Скарпетта, нет ничего необычного в том, что вы не хотите обсуждать с родственниками некоторые мучительные для вас вопросы... мне это казалось разумным. Большинство звонивших надеялись просто услышать голос врача, поэтому, если меня не было на месте, отвечали Джил или Беннет, – пояснил Филдинг, имея в виду двух моих врачей. – Проблемы возникали в том случае, когда мы были в отъезде, а Дэну или Эми не удавалось уладить все сложности. Дэн Чонг и Эми Форбс работали у нас посменно практикующими интернами. Их ни в коем случае не следовало и близко подпускать к членам семей покойных. – Только не это, – простонала я, закрыв глаза и представляя себе кошмарные сцены. – В основном это случалось после окончания рабочего дня, – сказал он. – Кто переводил на вас звонки, когда я присутствовала? – повторила я, на этот раз тверже. Филдинг вздохнул. Он казался хмурым и озабоченным, как никогда. – Отвечайте, – настаивала я. – Роза. Глава 15 Роза застегнула пальто и уже накинула на шею шарф, когда я вошла к ней без нескольких минут шесть. Как обычно, она задерживалась. Иногда мне приходилось заставлять ее уходить домой в конце дня, и если раньше ее преданность производила на меня впечатление и трогала, то сейчас я чувствовала беспокойство. – Я провожу вас до машины, – предложила я. – О, не стоит. Я прекрасно дойду одна. Ее лицо сморщилось, пальцы затеребили лайковые перчатки. Она поняла, что я хочу поговорить с ней на тему, которая ей не понравится, и мне показалось, Роза догадывалась, о чем пойдет разговор. Мы молча пошли по покрытому ковром коридору, почти физически ощущая неловкость. На душе было тревожно. Я не знала, сердилась ли я или ощущала подавленность. Что еще Роза могла скрывать от меня? – размышляла я. Была ли ее фанатичная преданность выражением собственничества, которое я не распознала? Считала ли она, что я принадлежу только ей?