– Удачи тебе, мой мальчик! – напутствовала она его вслед. Он сел на велосипед и в третий раз со времени прибытия в Лондон отправился на поиски жилья. Ехал он медленно. От полученных ран он уже полностью оправился, но пребывал в подавленном состоянии духа после второго неудавшегося покушения. Он пересек северную часть города, потом Сити и перебрался на другой берег Темзы по Лондонскому мосту. Оттуда направился на юго-восток и, миновав паб со звучным названием «Слон и замок», стал осматривать дома. На Олд-Кент-роуд ему попался захудалый квартал, где комнаты стоили дешево, а хозяева не задавали лишних вопросов. Максим подобрал комнатушку на последнем этаже доходного дома, принадлежавшего, как торжественно сообщил ему управляющий, англиканской церкви. Здесь нитроглицерин изготовить бы уже не удалось: в комнате, да, собственно, и во всем здании, не было водопровода – только колонка и общий деревянный сортир во дворе. Комната оказалась, мягко говоря, мрачноватой. В одном из углов красноречиво стояла на самом виду мышеловка, а единственное окно было разбито, и его закрывала старая газета. Краска облезла, от матраца воняло. Управляющий, горбатый толстяк, шаркавший домашними тапочками и непрерывно покашливавший, предложил: – Если пожелаете починить окно, я знаю, у кого можно купить стекло по дешевке. – Где я могу хранить свой велосипед? – спросил Максим. – Лучше затащить к себе в комнату. Иначе его уведут в два счета. С велосипедом у стены в комнате едва хватало пространства, чтобы протиснуться от двери до кровати. – Меня все устраивает, – сказал тем не менее Максим. – Тогда гоните двенадцать шиллингов. – Но вы же сказали, три шиллинга в неделю. – У нас принято брать за четыре недели вперед. Максим заплатил. После покупки очков и доплаты за новую одежду у него оставался всего один фунт и девятнадцать шиллингов. – Если хотите привести стены в порядок, могу достать краску за полцены, – не отставал управляющий. – Я подумаю, – пообещал Максим. Комната была отвратительная, но его это сейчас волновало меньше всего. С завтрашнего дня предстояло снова начать поиски Орлова. – Стивен! Слава Богу, ты невредим! – воскликнула Лидия. Он обнял ее. – Конечно же, со мной все в полном порядке. – Но что же произошло? – Боюсь, нам не удалось арестовать преступника. От облегчения Лидия чуть не лишилась чувств. С того момента, как Стивен решительно заявил, что «поймает этого человека», ее трясло от двойного страха. С одной стороны, ужасала мысль, что Максим убьет Стивена, а с другой – пугала перспектива вторично стать виновницей заключения Максима в тюрьму. Она знала, через что ему пришлось пройти в первый раз, и ей делалось дурно при одном лишь воспоминании об этом. – С Бэзилом Томсоном ты уже знакома, – продолжал Уолден, – а это мистер Тейлор, полицейский рисовальщик. Мы все должны помочь ему изобразить лицо убийцы. У Лидии сердце ушло в пятки. Теперь ей придется часами представлять себе внешность бывшего любовника в присутствии мужа. «Господи, да когда же это кончится?» – в отчаянии подумала она. – Между прочим, где Шарлотта? – спросил Стивен. – Отправилась по магазинам, – ответила Лидия. – Это кстати. Я не хочу сообщать ей обо всем этом. К тому же ей лучше не знать, где теперь Алекс. – Не говори и мне тоже, – поспешно попросила Лидия. – Чтобы я снова не наделала каких-то ошибок. Они расположились в креслах, и художник открыл свой альбом. Потом раз за разом они пытались изобразить лицо, которое сама Лидия нарисовала бы с закрытыми глазами за пять минут. Поначалу она пыталась сбить рисовальщика с толка, говоря «Мне кажется, тут не совсем правильно», когда ему удавалось уловить что-то точно, и «Именно так», если он искажал одну из черт, однако Уолден и Томсон успели даже мимолетно разглядеть Максима достаточно хорошо, чтобы каждый раз поправлять ее. В конце концов, испугавшись, что ее в чем-то заподозрят, Лидия начала им действительно помогать, хотя каждую минуту сознавала, что из-за нее Максим может снова лишиться свободы. В итоге у них получился очень похожий на оригинал портрет человека, которого она любила. Когда они закончили, нервы у Лидии так разыгрались, что она приняла лауданум[21] и легла спать. Ей снилось, что она отправляется в Петербург на встречу с Максимом. По изломанной логике, свойственной сновидениям, она ехала, чтобы сесть на корабль, в одной карете с двумя герцогинями, которые в реальной жизни мгновенно изгнали бы ее из «приличного общества», знай они хотя бы часть правды о прошлом Лидии. Однако по нелепой ошибке они направились в Борнмут вместо Саутгемптона. Там они остановились отдохнуть, хотя было уже пять часов, а лайнер отходил от пристани в семь. Герцогини признались Лидии, что по ночам спали вместе, лаская друг друга самым извращенным образом. Ее это почему-то не удивило, хотя обе дамы находились в более чем почтенном возрасте. Лидия все повторяла: «Надо отправляться в путь, и немедленно», – но старушки не обращали на нее внимания. Прибыл слуга с запиской для Лидии, подписанной «Твой любовник-анархист». Лидия сказала посыльному: «Передайте моему любовнику-анархисту, что я постараюсь сесть на корабль, отплывающий в семь часов». Вот – шила-то в мешке не утаишь. Герцогини обменялись многозначительными взглядами и перемигнулись. Без двадцати семь, все еще в Борнмуте, Лидия вдруг поняла, что до сих пор не уложила багаж. Она заметалась, бросая вещи в чемодан, но ничего не могла найти, а минуты утекали, пока чемодан никак не хотел заполняться. В страхе Лидия бросила его, забралась на козлы кареты и повела ее сама, но заблудилась на набережной Борнмута, не в состоянии найти выезд из города, и проснулась, так и не приблизившись к Саутгемптону ни на милю. Потом она долго лежала в постели с колотящимся сердцем, глядя в потолок спальни и думая, как хорошо, что это лишь сон! Слава Богу! Слава Богу! Максим лег спать в депрессии, а проснулся злой. И злился он на себя. Убийство Орлова не представлялось сверхчеловеческим подвигом. Его теперь охраняли, но ведь не могли запереть в стальной подземный сейф, как деньги в банке, тем более что и в банковские хранилища можно проникнуть. Максим умен и исполнен решимости. Немного терпения и настойчивости помогут ему преодолеть все препятствия, возведенные на его пути. За ним шла охота. Что ж, пусть. Им его не поймать. Он будет перемещаться задворками, избегать общения с соседями и постоянно наблюдать, не мелькнет ли поблизости синий мундир полисмена. С тех пор как он перешел к насильственным методам борьбы, на него уже не раз устраивали облавы, но он так и не попался. Он встал с постели, умылся из колонки во дворе, помня, что не должен больше бриться, надел бушлат, кепку и очки, позавтракал у ближайшего чайного киоска и на велосипеде, минуя оживленные улицы, поехал к Сент-Джеймс-парку. Первым в глаза ему бросился констебль, маячивший перед воротами дома Уолдена. Значит, теперь нельзя воспользоваться обычным наблюдательным пунктом напротив особняка. Пришлось уйти в глубь парка и вести слежку за домом издалека. Но даже здесь Максим не смел подолгу оставаться на одном месте: полицейского наверняка проинструктировали, и он мог оказаться достаточно востроглазым, чтобы заметить подозрительного типа в парке. Примерно в полдень из ворот выехал автомобиль. Максим бросился к велосипеду. Поскольку он не видел, как машина заезжала во двор, легко было предположить, что она принадлежит Уолдену. Прежде члены семьи всегда пользовались каретой, но это не значило, что они не располагали и автомобилем. Максим находился слишком далеко, чтобы разобрать, кто сидит внутри. Оставалось надеяться, что сам граф. Машина направилась в сторону Трафальгарской площади. Максим срезал угол по лужайке парка, чтобы перехватить ее. Он вырулил на дорогу, и автомобиль оказался всего лишь в нескольких ярдах впереди. Пока он огибал Трафальгарскую площадь, держать дистанцию было легко, но, когда шофер свернул на север по Чаринг-Кросс-роуд, расстояние увеличилось. Максим приналег на педали, но не слишком усердствовал. Во-первых, его не должны заметить, а во-вторых, необходимо экономить силы. Но осторожность едва не подвела его, потому что, выехав на перекресток с Оксфорд-стрит, он уже не увидел впереди машины и мысленно обозвал себя ослом. Куда направился автомобиль? Выбирать можно было любой из четырех вариантов: налево, прямо, по диагонали направо или же резко направо. Положившись на удачу, Максим поехал прямо. И в скоплении транспорта у северного окончания Тотнэм-Корт-роуд облегченно вздохнул, вновь увидев автомобиль. Стоило машине взять восточнее, как Максим уже почти поравнялся с ней. Он даже рискнул приблизиться настолько, чтобы заглянуть внутрь. Впереди сидел водитель в форменном кепи. На заднем сиденье расположился некто седовласый и бородатый. Уолден! «Я убью и его тоже! – подумал Максим. – Непременно убью!» В еще одном заторе, возникшем перед вокзалом Юстон, он обогнал машину и уехал чуть вперед, немного опасаясь, что Уолден увидит его, когда автомобиль снова догонит велосипедиста. И так и держался впереди на всем протяжении Юстон-роуд, изредка бросая через плечо взгляд и убеждаясь, что машина следует тем же маршрутом. На перекрестке с Кингз-Кросс он остановился, чтобы отдышаться, и позволил автомобилю проехать мимо. Машина свернула на север. В тот момент, когда она поравнялась с ним, Максим отвернулся, а потом последовал дальше. Транспортный поток был достаточно плотным, чтобы не отставать, хотя усталость начинала сказываться. Максиму оставалось надеяться, что Уолден действительно едет на встречу с Орловым, и в таком случае преследовать его теперь придется недолго – особняк на севере Лондона, неприметно стоящий в одном из переулков, был бы идеальным местом, чтобы укрыться от посторонних глаз. Возбуждение возрастало. Кто знает, быть может, сегодня снова представится шанс расправиться с обоими? Еще примерно через полмили транспорт стал заметно редеть. Лимузин Уолдена был большим и мощным. Максиму приходилось крутить педали все быстрее и быстрее, покрываясь обильным потом. «Далеко ли еще?» – гадал он. К счастью, движение на Холлоуэй-роуд снова замедлилось, что позволило Максиму немного отдохнуть, но на Севен-Систерз-роуд автомобиль смог разогнаться. Максим ехал уже на пределе сил. В любой момент машина могла свернуть с главной дороги; возможно, до цели оставалось дотерпеть еще чуть-чуть. «Все, что мне сейчас нужно, – это немного удачи!» – подумал он и приготовился израсходовать последние запасы энергии. Мышцы ног уже сводило от боли, а дыхание вырывалось с порывистыми хрипами. Машина неумолимо оставляла его все дальше позади. Когда она оторвалась больше чем на сто ярдов, продолжая ускоряться, Максим сдался и прекратил погоню. Он остановился у края проезжей части и склонился на руль, пытаясь преодолеть слабость. «Так было всегда, – с горечью размышлял он. – Правящие круги вели борьбу в самых комфортных условиях. Вот, к примеру, Уолден – сидел, развалившись, в удобном авто, покуривая сигару. Ему даже не приходится самому водить машину». Ясно стало одно: Уолден выезжал за пределы города. Значит, Орлов мог находиться где угодно к северу от Лондона в пределах нескольких часов езды на достаточно быстром автомобиле. Максим чувствовал, что потерпел поражение. Уже в который раз. Пока в голову не приходили новые идеи, он решил вернуться в Сент-Джеймс-парк. Шарлотта все еще находилась под сильнейшим впечатлением речи миссис Панкхерст. Конечно, нищета и страдания никуда не исчезнут, пока вся власть сосредоточена в руках одной половины человечества, которая даже не пытается понять проблем другой его половины. Мужчины мирятся с жестокостью и несправедливостью этого мира, потому что он жесток и несправедлив не к ним, а к женщинам. Если дать власть женщинам, угнетать станет некого. На следующий день после митинга суфражисток она непрерывно размышляла над этим. И ей казалось, что теперь она видит всех окружающих ее женщин – служанок, продавщиц, нянюшек в парке, даже собственную мать – в совершенно новом свете. У нее зарождалось понимание механизмов, приводивших мир в движение. Она больше не злилась на родителей за ложь. Они ведь и не обманывали ее прямо, а всего лишь умалчивали о некоторых вещах. Кроме того, они едва ли не больше обманывались сами, чем вводили в заблуждение ее. И отец наконец-то поговорил с ней откровенно, хотя явно не слишком охотно. Но ей хотелось узнать как можно больше самой, чтобы окончательно разобраться, в чем же заключается истина. Утром ей удалось раздобыть немного денег самым простым способом. Она отправилась по магазинам в сопровождении лакея и в какой-то момент небрежно бросила: – Дайте-ка мне шиллинг. А чуть позже, пока слуга дожидался ее в экипаже около главного входа в универмаг «Либертиз» на Риджент-стрит, Шарлотта вышла через боковую дверь и пробежалась по Оксфорд-стрит, где нашла женщину, продававшую газету суфражисток. Номер стоил пенни. Вернувшись затем в универмаг, она зашла в примерочную для дам и спрятала газету под своей одеждой. После чего снова села в карету. Отобедав, она поднялась к себе в спальню и взялась за чтение. Так она узнала, что инцидент во дворце, происшедший во время ее представления при дворе, был не первым случаем, когда к горькой судьбе женщин Англии привлекали внимание короля и королевы. В декабре прошлого года три суфражистки в нарядных вечерних туалетах забаррикадировались в ложе оперного театра. В тот вечер давали премьеру «Жанны д’Арк» Раймонда Роуза в присутствии королевской четы и большого числа придворных. В конце первого акта одна из суфражисток поднялась и через рупор обратилась с речью к королю. Потребовались полчаса, чтобы выломать дверь и выгнать женщин из ложи. Но тут же в первом ряду балкона встали еще примерно сорок суфражисток, закидали зал кипами памфлетов и брошюр, а потом дружно направились к выходу. И до, и после этого инцидента король отказался предоставить аудиенцию миссис Панкхерст. Настаивая на данном издревле всем гражданам праве подавать жалобы на свои беды монарху, суфражистки объявили, что их делегация маршем проследует к королевскому дворцу в сопровождении тысяч своих сторонниц. И Шарлотта вдруг поняла, что марш назначен именно на сегодня и уже скоро должен начаться. Она очень хотела присоединиться к нему. «Что толку осознавать творящуюся несправедливость, если при этом ничего не предпринимать?» – сказала она себе. А отголоски речи миссис Панкхерст все еще звучали в ней: «Воодушевление, овладевшее нами, современными женщинами, невозможно задавить…» Отца куда-то увез на автомобиле Притчард. Мама, по своему обыкновению, после обеда прилегла. Ее некому было остановить.