– Естественно, нет. Мужчины медленно пошли вдоль тянувшейся вдаль галереи. – Мы не можем признать Балканы зоной особого влияния России, – сказал Черчилль. – Я опасался такого ответа, но был готов к нему. – На кой черт им сдались Балканы? Не принимать же всерьез всю эту болтовню про славянскую солидарность? – Им нужен свободный выход в Средиземное море. – Но ведь это и в наших интересах, если мы станем союзниками. – Совершенно верно. Они дошли до конца галереи и остановились. – Существует ли способ предоставить им доступ в Средиземноморье, не перекраивая при этом карту Балканского полуострова? – Я много размышлял об этом. Черчилль улыбнулся. – И я почти не сомневаюсь, что у вас уже готово контрпредложение. – Да, готово. – Не сочтите за труд изложить его. – По сути, мы сейчас ведем речь всего лишь о трех небольших проливах, – начал Уолден. – Это Босфор, Мраморное море и Дарданеллы. Если мы откроем их для русских, Балканы станут им не нужны. Теперь давайте предположим, что этот проход из Черного моря в Средиземное объявляется свободным для международного судоходства и им смогут пользоваться суда под любыми флагами, а гарантами такого статуса станут совместно Россия и Англия. Черчилль медленно пошел обратно, погруженный в задумчивость. Уолден не отставал от него в ожидании ответа. После некоторой паузы Черчилль сказал: – Но ведь эти проливы нам следует сделать зоной свободного судоходства в любом случае. Таким образом, вы подаете в виде большой уступки с нашей стороны то, к чему мы стремимся сами. – Верно. Черчилль поднял на него взгляд и ухмыльнулся. – Да-а… Когда дело доходит до хитроумных ходов в духе Макиавелли, никто не сравнится с английской аристократией. Отлично! Продолжайте переговоры с Орловым и сделайте ему такое предложение. – И вы не хотите сначала обсудить данный вопрос на заседании кабинета министров? – Нет. – Или хотя бы проконсультироваться с министром иностранных дел? – Не на этой стадии. Русские наверняка захотят внести в договор свои поправки. По меньшей мере будут настаивать на уточнениях, каким образом два государства смогут обеспечить обещанные гарантии. А потому мне лучше представить кабинету полностью готовый вариант соглашения. – Что ж, вам виднее, – сказал Уолден, гадая, насколько правительство вообще в курсе планов Черчилля. Тот ведь тоже усвоил уроки Макиавелли. Не могло ли здесь таиться подводных камней? – Где сейчас Орлов? – спросил Черчилль. – Ужинает с дипломатическим корпусом. – Давайте найдем его и изложим новые предложения не мешкая. Уолден покачал головой. «Насколько же правы те, кто считает Черчилля излишне импульсивным», – подумал он. – Сейчас для этого не самый подходящий момент. – Мы не можем ждать нужного момента, Уолден. У нас каждый день на счету. «На меня пытались давить особы и поважнее тебя», – подумал граф, а вслух сказал: – Вам придется предоставить судить об этом мне, Черчилль. Я продолжу переговоры с Орловым завтра утром. Черчилль явно готовился настаивать, но пришлось сдержаться. – Надеюсь, Германия не объявит нам войну этой ночью. Хорошо, будь по-вашему. – Он посмотрел на часы. – Мне пора уезжать. Держите меня постоянно в курсе дела. – Непременно. Всего хорошего. Черчилль спустился по лестнице, а Уолден вернулся в столовую. Прием подходил к концу. Теперь, когда король и королева удалились в свои покои, а гости были накормлены, задерживаться дольше не имело смысла. Уолден собрал свою семью, и они сошли в вестибюль, где встретили Алекса. Пока женщины одевались в гардеробной, Уолден попросил одного из слуг вызвать их карету. «В целом вечер сложился довольно удачно», – размышлял он ожидая. Мэлл чем-то напомнила Максиму один из кварталов, прилегавших к Московскому Кремлю. Это была широкая и прямая улица, протянувшаяся от Трафальгарской площади к королевской резиденции. По одну ее сторону располагались богатые дома, среди которых выделялся Сент-Джеймсский дворец, по другую – обширный парк. Кареты и автомобили знати двумя рядами выстроились вдоль Мэлл примерно до ее середины. Шоферы и кучера стояли, прислонившись к своим авто и экипажам, позевывая и коротая время, пока их не вызовут, чтобы забрать из дворца хозяев или хозяек. Экипаж Уолденов дожидался у тротуара на парковой стороне Мэлл. Возница в синей с розовым ливрее графов Уолденов расположился рядом и читал газету при свете фонаря своей кареты. Всего в нескольких метрах, скрытый во мраке парка, за ним наблюдал Максим. Им владело отчаяние. Его план рушился на глазах. Его английский не позволил ему четко понять, что «кучер» и «лакей» не одно и то же, и потому он превратно истолковал смысл заметки в «Таймс» о порядке подачи экипажей. Он рассчитывал, что сам возница должен будет дожидаться у дворцовых ворот появления своего хозяина, чтобы затем бегом вернуться к карете. По первоначальному плану Максима именно в этот момент он собирался обезвредить кучера, переодеться в его ливрею и подогнать карету к дверям дворца. На самом же деле кучер остался при карете, а рядом с дворцом дежурил лакей, что и стало для Максима неожиданностью. Теперь, когда экипаж вызывали, к нему бросался лакей, чтобы потом вместе с кучером забрать с дворцового двора хозяев. То есть ему предстояло устранить не одного слугу, а двоих, причем сделать это скрытно, чтобы ни один из сотен остальных дожидавшихся на Мэлл людей ничего не заподозрил. Свою ошибку он понял уже пару часов назад и с тех пор лихорадочно думал, как решить проблему, пока кучер у него на глазах болтал с другими возницами, восхищался стоявшим рядом новеньким «роллс-ройсом», играл в какую-то игру по полпенни и протирал окна кареты. Самым разумным теперь представлялось отказаться от первоначальных намерений и избрать для убийства Орлова другой, более подходящий день. Но сама эта мысль была Максиму ненавистна. Прежде всего не существовало ни малейшей уверенности, что подвернется второй столь же удобный шанс. А во-вторых, Максим горел желанием прикончить князя именно сегодня. Он уже предвкушал грохот револьверного выстрела, рисовал в воображении, как упадет настигнутый пулей Орлов, составил закодированную телеграмму для Ульриха в Женеву, представлял себе радость от этого известия, которая воцарится в маленькой типографии, заголовки в газетах по всему миру, а потом и революционную волну – она прокатится, сметая все на своем пути, по России. «Я не имею права откладывать покушение, – подумал он. – Необходимо сделать все сейчас». Тем временем к кучеру Уолденов подошел молодой человек в зеленой ливрее. – Как сам, Уильям? – спросил он вместо приветствия. «Стало быть, кучера зовут Уильям», – отметил про себя Максим. – Грех жаловаться, Джон. Максим не совсем понимал этот обмен репликами. – Что новенького в газете? – полюбопытствовал Джон. – Да вот объявляют цельную революцию, понимаешь. Король обещал, что на будущем годе соберет пожрать с собой только кучеров, а все толстосумы останутся глотать слюнки на Мэлл. – Ха, так я тебе и поверил! – За что купил, за то и продаю. Но Джон уже двинулся дальше. «Я легко уберу Уильяма, – подумал Максим, – но как быть с лакеем?» В голове он прокрутил возможный вариант развития событий. Дворцовый привратник оповестит лакея, который бросится бегом от дворца к карете – то есть пробежит примерно четверть мили. Если он увидит в кучерской ливрее Максима, то сразу поднимет тревогу. Но предположим, что лакей прибегает к месту, где оставил экипаж, а его здесь нет? А ведь это идея! Лакей подумает, что ошибся с местом. Начнет осматриваться, в панике метаться и искать карету. Наконец он в отчаянии вернется к дворцу, чтобы сообщить хозяину, что карета куда-то пропала. Вот только к тому моменту Максим уже сам будет вести экипаж со всей компанией внутри через парк. Дело еще может выгореть! Да, теперь все становилось еще более рискованным, но все же выполнимым. Времени на дальнейшие раздумья не оставалось. Первые два-три лакея уже бежали со стороны дворца. Стоявший перед экипажем Уолденов «роллс-ройс» вызвали. Уильям приосанился и нацепил на голову цилиндр. Максим вышел из-за кустов и, чуть приблизившись, окликнул: – Эй, Уильям! Возница повернул голову на голос и нахмурился.