Счастливая и довольная Ниночка отправила любимого обратно в Москву и приготовилась ждать. Он появился снова, как обычно, на выходные. Говорить начал с порога. Смысл его слов Ниночка сразу не могла понять. Потребовалось десять минут. Потому что в ушах стоял гул. Никогда в своей жизни она не чувствовала себя таким ничтожеством. Марков говорил жёстко, холодно, сквозь зубы. Очевидно, он еле сдерживал бешенство. В итоге, Ниночка Филатова получила отставку. Это был крах всего. Мир рухнул. Все надежды на светлое будущее рухнули. Мелькнула даже мысль удавиться. Потом правда, Нина представила, как некрасиво будет выглядеть в подобной ситуации, и передумала. Однако Вадим приехал снова. После большого перерыва. Возник на пороге ее квартиры так же неожиданно, как и всегда. Но лучше бы, не приезжал. Правда, в тот момент , Филатова этого еще не знала. Как и не знала того, что любовь в ее жизни снова появится. Вот только будут эту любовь звать совсем иначе. Максимом Сергеевичем. И новое чувство окажется гораздо сильнее. Всего этого Нина тогда не могла предугадать. Она долго плакала на груди вернувшегося Вадима Александровича, умоляя простить ее. Он обещал подумать. Особенно, если девушка хорошо выполнит кое-какое поручение. Глава 8. В которой некоторые области неизвестного я изучаю наощупь Я ждал от Комаровой ответа и ее ответ значил очень много. До хренища просто значил. Не зря мне эти дебильные розы с самого начала покоя не давали. Маячили перед глазами, раздражали своим существованием. Как муха, которая назойливо жужжит рядом. — Максим Сергеевич… — Комарова вздохнула и недовольно поджала губы. То, что я стою, наклонившись вперед, и мое лицо находится напротив ее лица, девушку, похоже, нервировало. Она даже попыталась эту ситуацию изменить. В итоге, просто вместе со стулом отодвинулась от стола, и выглядела теперь, как одинокий корабль посреди моря. Стол — в одной стороне, а Комарова, на расстоянии почти метра от него, — в другой. Такое чувство, будто Александру Сергеевну в наказание поставили в угол. Вернее, в данном случае, посадили. — Вы что, не помните, как ходили в театр? — В ее голосе звучало сомнение, граничащее с недоверием. Знала бы Александра Сергеевна правду, удивилась бы еще больше. Я ведь не то, чтоб про театр не помню. Вообще ни черта не знаю. А крохотные объемы информации, которые всплывают в моем сознании, не дают пока ничего, кроме головной боли. Это еще хорошо, хотя бы с Комаровой немного ситуация прояснилась. Теперь бы еще с собой разобраться. То есть с Максимом Сергеевичем. — В театр…Тааак… У меня образовалось два вопроса. Зачем я туда ходил и откуда Вы это знаете? — Решил ее слова никак не комментировать. Очевидно же, не помню, раз интересуюсь. — Вы меня спрашиваете, зачем? — Комарова нервно засмеялась. Но почти сразу же стала серьёзной. — Зачем ходили, ответить не могу. Наверное, сильно соскучились по своей… Ну, Вы поняли. Откуда узнала? Это вышло случайно. Тогда у меня тоже вопрос… Александра Сергеевна поелозила на стуле. — Я гораздо скромнее. Не два вопроса. Один, единственный. Почему все-таки Вы меня спрашиваете? Не знаете, что сами делали? Вообще не знаете? — Она уставилась на меня, ожидая ответа. — Видите ли, Александра Сергеевна, не́чего было поить меня всякой дрянью. Теперь, представьте, появился побочный эффект. Наблюдаются некоторые проблемы с памятью. Учитывая, что источник этих проблем — Вы, и вина полностью Ваша, прекратите бестолковиться и расскажите все нормально. Кстати, какой именно дрянью поили? Чисто ради интереса. — Это не дрянь. — Комарова натурально обиделась. — Это "болталка". Теоретически, Вы должны были стать весёлым и разговорчивым. Я планировала расспросить, кем являетесь на самом деле. В определенный момент заподозрила, что завод — это прикрытие. А на самом деле, интересую Вас я. Прямо, в лоб не спросишь ведь. Да и спросила бы, кто ответит правду. Вот, хотела узнать. — Мммм…— Я оторвался от столешницы и выпрямился. Просто самому надоело так стоять. Как дурак, честное слово. Тем более поза выглядит напряжённой, если за столом кто-то сидит. Типа, я нависаю над собеседником и психологически провоцирую его на признания. Когда Александра Сергеевна вместе со стулом отодвинулась практически к окну, и между нами образовалось приличное расстояние, она, эта поза, выглядит глупо. — Максим Сергеевич, ответите? Вы запамятовали свои же действия? — Повторила Александра Сергеевна. Удивительно настырная особа. Вынь-положь, дай ей то, что она требует. — Да! — Я подошел к дивану и плюхнулся на него. Не сел. Именно плюхнулся. Мандец. Несколько дней новой жизни, а я уже удолбался. — Запамятовал. Из-за вашей этой "болталки". Я так понимаю, типа, сыворотка правды. Нормально Вас дедушка подготовил. Еще что-то есть? Может, складной самолет? Ядерная боеголовка? Плащ-невидимка? — Очень смешно…— Комарова насупилась и мне показалось, пробормотала себе под нос что-то типа слова "клоун". Версия с побочным эффектом, кстати, показалась мне весьма подходящей. По крайней мере, можно давить в разговорах с Комаровой именно на этот момент. Удобно даже. Хоть одному человеку тогда не придётся объяснять странности своего поведения. А то я, как уж на сковороде, верчусь. Чтоб тут не прижопили и там не спалили. Еще, чувство вины Комаровой будет мне на руку. Должны же у нее быть эмоции, свойственные обычным женщинам. Не знаю…совесть, например. Нет? Или у этого создания нет совести? — Да что Вы прицепились! — Александра Сергеевна, подозреваю, о таком явлении, как совесть, вме же не слышала. Зря я разгубастился. — Не должно было быть такого эффекта. А дедушка, да. Подготовил. Потому что знал, такие, как Вы, не оставят меня в покое. Комарова покачала головой. Потом отвернулась и посмотрела куда-то в сторону. Мне показалось, на секунду, в ее взгляде все-таки мелькнуло что-то наподобие переживания. Неужели?! А то реально начал верить, девка вообще не пробиваемая. — Я, между прочим, подумала, будто Вы умерли. Ни пульса не наблюдалось, ни дыхания. Лежали, труп трупом. Это, знаете, то еще удовольствие. — Хорошо. Я понял. Вы наверное, поплакали, порыдали, а потом утерли слезы, как ни в чем ни бывало, и смылись из гостиницы. Умно́ Александра Сергеевна. Не вызвать, к примеру, "неотложку" а просто сбежать. — Я развёл руками. Мол, ну, Вы, милочка, и даете. — Получается, сострадание, чувство ответственности и желание помочь ближнему — это все не про Вас. Ладно, опустим. Но впредь буду иметь в виду, помощи можно не ждать. Итак, Вы сказали, розы? Вернемся к нашим баранам. — Ну, да. В тот день, когда исчез Лев Иванович, видела Вас в театре. Покупала билеты на премьеру. Вы встречались со своей…этой… — Комарова скривилась, а потом произнесла имя актрисы с такой интонацией, будто ее сейчас стошнит. — С Лиличкой. Подарили ей розы. А она устроила Вам настоящий скандал. Мол, ненавидит эти цветы. Тем более, когда они не куплены, а просто срезаны с клумбы. — Круто…как выглядели? Такие, красивые, темно-бордового цвета, с тяжелыми бутонами? — Ну, вот! — Комарова даже лицом посветлела. — Не все забыли. А говорите, не помню, не помню. Да, именно такие. Обратила внимание, потому что розы на самом деле, очень красивые. — Александра Сергеевна, — Я потер лоб, пытаясь воссоздать перед глазами дачный участок, где прятался Маслов. Но не особо получалось. Просто я его не рассматривал в тот единственный раз, когда посетил в поисках инженера. — Скажите, у Вас же сто процентов прекрасная память. Особенно, зрительная. Должна быть. Уверен, Виктор Николаевич, уделил этому внимание при воспитании из Вас Никиты́… — Не поняла…Какого Ники́ты? — Ясное дело Комарова фильм о женщине-убийце в глаза не видела. Ей аналогия была непонятна и неясна. — Бог с ним. Не в этом суть. Так вот. Напрягите, пожалуйста Вашу память. Вы нигде больше такого же вида розы не встречали? Мало ли… Комарова задумчиво уставилась на меня. Было непонятно, она на самом деле пытается вспомнить или просто оценивает степень моей странности. Потом вдруг у Александры Сергеевны удивлённо расширились глаза. Она даже как-то резко напряглась. — Вспомнили. — Констатировал я очевидный факт. — Видите, очень хорошо, что заботливый дедушка приучил Вас обращать внимание на любые мелочи и детали. Зрительная память это прекрасно. И? Где? — На даче. — Александра Сергеевна выглядела, как бегун на старте. Такое чувство, будто сейчас рванет куда-нибудь, желательно подальше от меня, — Где мы нашли Льва Ивановича. — Бинго! Я в отличие от Вас так хорошо детали не запоминаю, но было подозрение, что именно там. Еще, на столе у Анны Степановны они стояли в вазе… Но это случилось, когда мы с Калининым впервые к ней приехали. Во второе посещение, и ваза, и розы отсутствовали. Вот ведь удивительное совпадение. Так…Встреча с Лиличкой отменяется. Мы с Вами сейчас отправимся сначала к инженеру домой. Имею снова большое желание побеседовать с его вдовой. А потом прогуляемся за город. Я встал с дивана и решительно двинулся к выходу. За спиной было тихо. Никто не торопился выполнять распоряжение начальства. Я оглянулся. Комарова сидела на месте. Причем, на меня она смотрела с очень большим сомнением, даже опасением. Могу представить, какая удивительная ересь возникла в ее голове. Скорее всего, Александра Сергеевна уже записала меня в убийцы. Я бы, может, и сам записал. Но сначала нужно уточнить время смерти. Потому что разница между тем, как Максим Сергеевич появился в театре, если верить рассказу Комаровой, и тем, когда мы нашли Маслова, — несколько дней. А труп инженера выглядел слишком бодро. Насколько такое слово вообще применимо по отношению к трупу. Мертвым он сидел в дачном доме не два и не три дня. На улице, к тому же, достаточно тепло, даже жарко. Его убили буквально незадолго до нашего с Александрой Сергеевной появления. Предположительно, разница между тем, как мы приехали и гибелью Маслова, — несколько часов. То есть, теоретически, ножом Максим Сергеевич в инженера тыкать не мог. Он сам уже на тот момент умер. А сделал бы это — именно я. Но мне, лично мне, Маслов вообще сто лет был не нужен. Я о нем даже не знал. Уж тем более, не нужна его смерть. — Ой, я Вас умоляю … — Сделал шаг обратно, в сторону Комаровой, и она нервно вздрогнула, вжимаясь в спинку стула еще сильнее. — Александра Сергеевна….Эти розы говорят о чем угодно, только не о том, что убийца я. И не надо делать невинное лицо. Вы же именно к такому выводу пришли. Тут больше интересен вопрос, зачем мы встречались с Масловым. Вот данный факт, похоже, имеет место быть. В день своего приезда я встречался с вашим инженером, причём в месте, где он скрывался. Выходит, и про это место мне было известно. Что еще более удивительно. По рассказу вдовы, Лев Иванович пришел вечером, перед своим исчезновением, и заявил, что ему надо спрятаться. Дачу, по его словам, предоставил какой-то хороший знакомый, которого никто не заподозрит. И кстати, сдаётся мне, я знаю, от кого Маслов хотел уберечь чертежи…Но пока придержу эту информацию в своей голове. — Знаете? — Комарова даже в лице изменилась. — Тогда зачем я тут, как дура, ковырялась в этих делах? — Потому что мне было надо подтвердить свою догадку. Тем более, она появилась не так давно. Факты нужны. Что непонятного? Кроме того, видите ли, Александра Сергеевна, я знаю, предположительно, кто планировал слить секретную информацию по проекту. Однако, пока не понимаю, зачем убили Маслова. А это, представьте, тоже немаловажный момент. Теоретически, все связано. Правда? А вот практически…. Очень даже может быть, что нет. Скажем так, есть ещё интерес у меня в деле. И это не считая того, что вообще — то Маслов был нашим сотрудником. Этак, если штатные кадры завода будут убивать все, кому не лень, работать-то как? Самолеты сами себя не построят. — Вы… Вы… Невыносимы! — Девушка, сначала слушавшая меня внимательно, под конец поняла, что я, в некотором роде, над ней глумлюсь. Комарова вскочила со стула и рванула к двери. Опять, похоже, ее стеганул приступ этой неадекватности, когда она вообще не думает о последствиях. Чрезвычайно эмоциональная особа. Однако, я, сам от себя этого не ожидая, шагнул в ту же сторону. Просто на уровне рефлексов получилось. Перегородил дорогу. А затем вообще обхватил рукой девушку за талию и подтянул ближе. В итоге она оказалась практически прижата ко мне. Дежавю. Совсем недавно уже происходило подобное. Вроде бы, в этом не было необходимости. Но захотелось опять ее… потрогать, что ли… — Что ж Вы такая… горячая… Александра Сергеевна … Я смотрел на Комарову пристально. Внимательным, проникающим в душу, интимным взглядом. Надеюсь, он, этот взгляд, был таким. Я старался. Мой голос опустился на пару тонов ниже и звучал возбуждающе-обволакивающим. Ну, по крайней мере, должен был так звучать. Раньше всегда срабатывало, с другими. С Комаровой, не знаю. Она не совсем привычный мне вариант. А потом моя рука с талии скользнула чуть ниже, опустившись на женские ягодицы. Выражение лица сделал такое, будто вообще ничего не происходит. Вообще. И я не при чем. Оно само получилось. У Комаровой в этот момент был такой вид, словно она разучилась дышать. Я чувствовал сквозь одежду, как колотится ее сердце, но сама она замерла и не шевелилась. Вообще. Мы стояли максимально близко друг к другу. Однако, надо отдать должное, то же самое происходило и со мной. Я даже прихерел, если честно. Раньше не реагировал на близость женщин столь сильным волнением. Ну, может, в юности. Причем, разум требовал отпустить девицу. Но я не мог. Реально. Просто физически не мог убрать руку. И кстати, задница у Комаровой зачётная. По крайней мере, на ощупь. Я, конечно, активным изучением не занимался. Нагло не лапал. Справедливо опасался со стороны Александры Сергеевны рукоприкладства в ответ на подобные действия. Но даже при поверхностном изучении, эмоции эта задница вызывала весьма приятные, а мысли весьма пошлые. Черт… Это все от воздержания. Точно. Я наклонился и провел носом по ее волосам. Интересный аромат. Не пойму, что за духи… — Как же приятно Вы пахнете, Александра Сергеевна… Комарова то ли пискнула, то ли застонала. Особо не понял, если честно. Меня начало накрывать возбуждение. Вот очень не вовремя. Да и объект совсем неподходящий. Однако, мой организм все доводы разума вертел на том самом месте, которое сейчас волновалось сильнее остальных частей тела. — Знаете, похоже, я испытываю к Вам влечение…Неожиданно, да? Но тем не менее, оно есть. Вот думаю…Что с этим делать? — Говорил тихим, спокойным голосом. Хотя сильно хотелось перейти к более активным действиям. Что за напасть?! Неизвестно, чем бы закончилось творившееся безобразие, но за дверью раздался четкий звук приближающихся шагов. Комарова рванула в сторону. Вот тут я уже не сопротивлялся и руку расслабил, позволяя девушке оказаться на расстоянии. Свидетели нам не нужны. Это точно. — Здравствуйте. — Дверь открылась и на пороге обозначился Игорь Леонидович Ведерников. Неожиданно…Этот тип реально сейчас смог меня удивить. Я никак не рассчитывал на добровольное сотрудничество с его стороны. Вид Игорь Леонидович имел смущённый и немного даже виноватый. — Мне бы поговорить с Вами. Наедине. — Он многозначительно посмотрел сначала на меня, потом на Комарову. — Решение Ваше похвальное. Проходите, садитесь, рассказывайте. — Я старался выглядеть совершенно невозмутимым. Мол, сам ждал появления Ведерникова. Все нормально. Все по плану. — Наедине. — Повторил этот товарищ и снова покосился на Комарову. — Она останется. — Вот так, без пояснений, просто сказал, как отрезал. Еще этому пухлому пингвину я тут не раскланивался. Велел же говорить при Комаровой, что непонятного. Ведерников замялся, решая для себя, что важнее, донести информацию или все же удалиться. Однако, определившись с внутренними сомнениями, он прошел в кабинет, а потом сел на диван. Комарова, после того, как отскочила от меня в сторону, переместилась к столу и там замерла каменным изваянием. На лице–полная безмятежность. Вот это выдержка у девицы. Я и то с большими усилиями успокоил свое разыгравшееся либидо. Хотя, одна эмоция во взгляде Александры Сергеевны все-таки имелась. Ей до ужаса было интересно, что за секретные данные притащил Ведерников. Я решил, мне стоять посреди кабинета глупо. Поэтому подошёл к столу, вернул обратно стул, который до этого убрала Комарова, и сел на свое рабочее место. Затем уставился на Ведерникова с ожиданием. — Давайте, Игорь Леонидович, жгите. Я весь во внимании. — Максим Сергеевич… По поводу сложившейся ситуации. В целом. Хочу рассказать кое-что. Но мне нужны гарантии Вашей лояльности. Не сочтите за наглость. Работа важна для меня. Очень сильно. — Вот как раз за наглость и сочту. — Я с интересом наблюдал за Ведерниковым. Даже интересно, что именно он решил мне рассказать. Однозначно, не все. Иначе не вёл бы себя так уверенно.