— Отца ночью забрали по скорой, — всхлипывая сообщила она. — Возвращайся, Всеволод! Я без тебя тут не управлюсь. Я с Юрочкой в больнице. Ни о чем другом думать не могу. — Хорошо, — буркнул в трубку Сева и вечером того же дня улетел в Москву. — Я все равно считаю, что Кристин в опасности, — вскользь заметил он брату, провожавшему его в аэропорту. — Она бы никогда не бросила котенка, — привел он последний довод. — Как знать, — пожал плечами Арсений. — Я вообще запутался в этой истории. Вероятно, эта банда решила подставить Армана, — усмехнулся он и добавил: — Что нам про других прохиндеек думать, когда своя есть. Выгони наконец Польку из моей квартиры. Ишь окопалась там. Мне, получается, и жену привезти некуда! — Выгоню, — пообещал Сева и предупредил: — Ребенок родится, сразу напиши. — Конечно, — хохотнул Арсений. — И дату крестин сообщу заранее. Теперь Светке нужно новую крестную искать. Кристин, курицу общипанную, Арман на пушечный выстрел к своей семье не подпустит. — Что-то мне подсказывает… — Твой рейс уже объявили, предсказатель, — хмыкнул Арсений и, стукнув младшего брата по плечу, пошел прочь. «Пахомов — голова, — восторженно подумал он. — Позвонил Космонавту среди ночи, убедил прикинуться дохлым, дабы младший шалопутный сын поскорее вернулся. Сева и укатил в Москву первой же лошадью. А то ишь, кинулся помогать мошеннице! Спаситель хренов! Сколько надо выпить, чтобы разобраться в этой истории? — усмехнулся Арсений, садясь на заднее сиденье лимузина. — Да и рисковать жизнью из-за какой-то мутной бабы… Зачем?» — протянул он мысленно. А примерно через месяц в разгар рабочего дня позвонил брату. — Поздравляю, Сева! — проорал Арсений в трубку. — У тебя родился племянник. Дмитрий Арсеньевич! Почти четыре килограмма, орет, как и ты в детстве, — довольно рассмеялся он. — Светка передает тебе привет и поцелуи. Привет получи, а поцелуи я себе оставлю, — дурашливо хмыкнул он. — Димон? — удивился Сева. — Вы же хотели Иштваном назвать… — Когда малыш родился, Света посмотрела на него в первый раз. Расплакалась от счастья и заявила, что он похож на Диму, а на Иштвана вообще не тянет… Прикинь? Я вот не знал, что все Димы как-то одинаково выглядят… — Женщины, — неопределенно бросил Сева и весело осведомился: — Как там Савва поживает? — Твой кот, чтоб ему, — расхохотался Арсений. — Эта рыжая сволочь уже вовсю работает над созданием кошачьей фермы имени Пахомова! Скоро весь Париж наводнят бело-рыжие кошаки. Хлоя ругается, говорит, что породу испортили… Собирается стерилизовать… Сева глянул за окно, где вовсю валили пушистые хлопья снега, и как можно небрежнее поинтересовался: — А что-нибудь слышно о Кристин? Спросил и тут же ощутил, как в глубине души кольнуло от запоздалого чувства стыда. — О самой Кристин нет, — пробубнил Арсений. — Компанию у нее Арман сразу же выкупил и в накладе не остался. Но это же Арман, — хмыкнул брат глубокомысленно. — Он даже если шелуху с семечек продавать начнет, и то наварится. — расхохотался Сеня и пробормотал чуть тише: — В Рио нашли Поля Готье. Вроде как из окна выпал. А твоя Кристин даже на отпевание не явилась. Хотя все имущество ей досталось. А ты говоришь, кота она не могла бросить… — заметил он раздраженно. — Забудь о ней, слышишь, бро! — Наверное, ты прав, — проворчал Сева и, положив трубку, уставился в монитор невидящим взором. Открыл летние парижские фотки и улыбнулся, увидев знакомую компанию. Смеющаяся Лана, ужасно довольный Арсений, препирающаяся между собой детвора и стоявшие чуть в стороне два угловатых щегла. Таечка и ее женишок. — Как же я соскучился, — тяжело вздохнул Сева, оглядев всю разношерстную компанию, и устало воззрился на гигантского Микки-Мауса, стоявшего посередине снимка. Два года спустя. — Смотри, Вероник, — улыбнулась Кристин дочке. — Хочешь, можем сфотографироваться с Микки-Маусом? Или пойдем кататься на паровозике? — предложила она и счастливо прижала девочку к себе. — А можно и то и другое, мамочка? — пробормотала малышка, обнимая за шею Кристин и оставляя на ее щеке слюнявый поцелуй. — Как пожелаешь, любовь моя, — рассмеялась Кристин и повернулась к мужу, неторопливо бредущему чуть поодаль. Бернар Рюмо, поймав радостный взгляд жены, весело махнул ей рукой. — Странно видеть тебя в Диснейленде, Бернар, — хмыкнул идущий рядом с ним Анри. — Ты же терпеть не можешь детей, — криво усмехнулся он. — Я помню, что ты тогда помог Готье пристроить новорожденного ребенка. Да еще снял свои комиссионные. Не понимаю, зачем ты вернул девчонку обратно… — Я вроде в школе никогда не бил тебя по голове, Анри, — процедил сквозь зубы Рюмо. — Мне пришлось сыграть на инстинктах. Запри я Кристин в доме и лупи ежедневно, она бы все равно удрала или подсыпала мне крысиного яду в тарелку. А вернув ей дочку, я надежно привязал к себе эту своенравную женщину. Она исполнена благодарности. В порыве чувств падает передо мной на колени и целует мне ноги. Освоила технику глубокой глотки и ни в чем никогда мне не перечит. Идеальная жена, Анри, — ухмыльнулся Рюмо. — Ты мог бы отбить ее у Готье, — пробурчал Анри. — Цветы, бриллианты, нежные словечки… — А зачем? Я без особых затрат заработал денег на этой истории и забрал себе желанную женщину. Вспомни, какой самоуверенной и самовлюбленной девицей была раньше Кристин, — криво усмехнулся Рюмо. — А из-за Лоуретти, — пробормотал Бернар, — она хлебнула немало дерьма. Готье и кичливая семейка де Анвилей вытерли об нее ноги. Родственники отвернулись. Даже тетушка Мари перестала разговаривать, когда Кристин не явилась на заупокойную службу по Полю. — Так ты же добавил ей в кофе снотворного, — изумился Анри. — А кто об этом знает, друг мой, — поморщился Бернар. — Кристин, как я всегда и мечтал, полностью принадлежит мне. Я контролирую ее каждый шаг. А она считает меня своим ангелом-хранителем. И дочке все время рассказывает, какой я замечательный папочка. Я отлично разыграл партию, не находишь? — хвастливо рассмеялся он и настороженно уставился на жену, беседующую с окликнувшим ее мужчиной. — Кто это с ней? Не знаешь? — Понятия не имею, — пожал плечами Анри, пристально разглядывая высокого и крепкого мужчину с военной выправкой, по-свойски болтающего с мадам Рюмо. — Нужно вмешаться, — пробурчал он. — Нет, дорогой, — усмехнулся Бернар. — Я хочу издали понаблюдать, как поступит любящая меня супруга. Мужчина поморщился и что-то отрывисто бросил Кристин. И в эту минуту Бернар Рюмо заметил, как его жена, холодно кивнув, поспешила прочь. Рядом, размахивая куклой и приплясывая, шла Вероник. — С кем ты поздоровалась, дорогая? — участливо поинтересовался Рюмо, как только Кристин подошла к нему. — Кто-то из старых друзей? — Нет, милый, — равнодушно отмахнулась Кристин. — Это деверь Ланы де Анвиль. Пустой и невоспитанный человек. Вахлак. Эпилог Усевшись в детское автокресло и прошептав: «Сегодня был чудесный день, мамочка!», Вероник уснула. Кристин нежно поправила разметавшиеся по маленькому личику русые, как у нее самой, кудряшки и напряженно всмотрелась в окно. «Лучший ли? — с кривой усмешкой на губах подумала она. — Лана прошла мимо и даже не поздоровалась. Притворилась, будто поправляет штанишки малышу. А может, так оно и было, — сглотнула Кристин горький комок, застрявший в горле. — Она могла и не узнать меня. Вероник сбила с толку, — попыталась оправдать она бывшую подругу. — Кто теперь разберет? — ухнула устало. — Но Всеволод Юрьевич узнал и подошел», — про себя отметила она, вспоминая пытливый взгляд Гаранина и саркастическую усмешку. — В какие игры вы играете, Кристин? — ехидно осведомился он, без всякого стеснения пялясь на Вероник, приплясывающую рядом. — Где же вы два года назад прятали дочь? И для чего устроили весь этот цирк? — поинтересовался он холодно и тут же сам и ответил: — Подставить де Анвиля захотелось? — Нет, познакомиться с вами, — процедила Кристин и, поплотнее перехватив ручонку дочери, направилась к мужу. «Что я могу сказать в оправдание? — подумала она. — Каждый счел своим долгом вынести мне приговор. Лана и ее семейство, папаша и мамаша Готье… Противно, но пережить можно. А вот полный разрыв с родителями и крестной…» — Кристин горестно вздохнула, пытаясь ничем не выдать собственные эмоции. Но ее вздох не остался незамеченным. — Тебя что-то беспокоит, дорогая? — участливо осведомился Рюмо, сидевший впереди, рядом с водителем. — Все хорошо, дорогой, — беспечно мяукнула Кристин. — Этот Диснейленд меня доконал… — Зато наша девочка довольна, — ласково заметил муж. — Фея, — усмехнулся он, глядя на спящего ребенка. Корона из стразиков чуть съехала набок, а волшебная палочка норовила выскользнуть из рук. — Да, — пробормотала Кристин. — Самая лучшая в мире волшебница. Она осторожно вынула палочку, украшенную бусинками и перышками, из ослабевших пальчиков Вероник и лишь на секунду задумалась. «Как бы сложилась моя жизнь, не выстрели Поль в Лоуретти? — в который раз размышляла она. — Сдал бы он меня Рюмо в конечном итоге? Или так бы и жили на Сент-Оноре? Пили бы по утрам кофе, гуляли бы взявшись за руки. И я до сих пор не подозревала бы, что где-то поблизости в многодетной семье живет и страдает моя маленькая девочка. Как ты так мог поступить, Поль? Это же и твоя дочь…» Кристин всмотрелась в окно. Заметила на стекле крупные капли. Начинался ливень. По улицам спешили люди, стремившиеся поскорее укрыться от дождя. Черные тучи висели над Парижем, будто о чем-то предупреждая. И купол Сакре-Кёр, белевший на их фоне, показался Кристин предвестием перемен… Она не успела додумать, когда машину занесло на повороте. Анри, опытный водитель, уже выкручивал руль в сторону, как в лоб мерседеса что-то ударило. Послышался лязг металла. И Кристин, поддавшись инстинкту, ринулась к закричавшей от страха дочери и накрыла ее своим телом. Это ее и спасло. Мчавшийся на бешеной скорости спортивный автомобиль врезался в машину Рюмо, сминая, словно лист бумаги, черную морду мерседеса и впечатывая в тонкий металл водителя и пассажира. Затем неуправляемое рыжее детище Феррари повело чуть по касательной, и останься Кристин на своем месте, получила бы множественные ранения. А так, придя в себя в госпитале, она непонимающе смотрела в лицо румяного молодого врача и только смогла прошептать: — Моя дочь… Что с ней? — Она не пострадала, — радостно заявил доктор. — Даже царапины нет. Вы прикрыли ее, мадам. Но и вы сами легко отделались, — весело сообщил он, кивая на загипсованную ногу Кристин. — Вашему мужу и его водителю повезло меньше. А кости через месяц срастутся, мадам… «Кости срастутся, — мысленно повторила она. — Раны на душе затянутся, — и несмело, будто не желая поверить, осознала: — Я — свободна… Только я и Вероник… Я — свободна!» — хотелось заорать во все горло. Но Кристин сдержалась. — Где моя дочь? — спросила обеспокоенно. Только это ее интересовало сейчас. Только это имело значение. — Девочка с кем-то из ваших близких, — пробормотал доктор, потирая лоб. — Мари Масловски, это ваша родственница? — Да, — кивнула Кристин сквозь слезы. — Моя тетя. Когда я смогу увидеть ее и дочку? — Да хоть сейчас, — радостно ухмыльнулся он. — Они ждут за дверью. Впрочем, как и ваши родители. Кристин улыбнулась, утирая глаза, полные слез. «Я — свободна! — ликовала она, обнимая Вероник и Мари. — Я — свободна!» — мысленно кричала она, целуя пахнущую Герленом щеку матери и утыкаясь в крепкую грудь отца. — Говорят, Рюмо оставил тебе целое состояние, — прошептала тетя Мари, как только родители ушли. — Откуда ты знаешь? — удивилась Кристин. — У него своих картин было мало. В основном он выступал посредником, продавая антиквариат. А те работы, что висели в галереях, взяты из частных коллекций. Их теперь нужно вернуть. — У него счета в банках. Коллекция бриллиантов и японской миниатюры… Мне Андрэ сообщил. Неужели, ты не знаешь? — заговорщицки прошептала тетя Маша и нежно клюнула в макушку Вероник, перебирающую браслеты на запястье внезапно появившейся родственницы. — Никогда не интересовалась, — пожала плечами Кристин и позвала дочь: — Иди ко мне, Вероник… Девочка тут же залезла на кровать и улеглась рядом с матерью. — Она точно твоя? — прошелестела одними губами тетка. — Твоя и Поля? — Да, — прошептала Кристин. — Мы делали анализ ДНК. Ошибки быть не может. Бернар слишком щепетильно подошел к этому вопросу. Он хотел вернуть именно мою дочку, а не другую постороннюю девочку. «Вернуть, а не удочерить кого попало», — Кристин будто снова услышала надтреснутый голос второго мужа. — Как же Поль мог так поступить с тобой! — охнула Мари. — А я еще винила тебя, что ты не пришла на панихиду. Прости, что сомневалась в тебе, — пробормотала она, снова обнимая племянницу. — Я сняла ваше свадебное фото со своего иконостаса, — заметила она сухо, как будто это приравнивалось к самой страшной каре. — Что намерена делать? — поинтересовалась Мари чуть наигранно. Мотнула рыжей гривой, тряхнула браслетами.