Джо встал. Он хотел догнать Стэна, но ноги плохо его держали. В голове пульсировала боль. Потрогав голову, Джо поморщился, обнаружив шишку. Надо сообщить Родди о случившемся. Дело принимало скверный оборот. Если Стэн, всего лишь подозревая, что он знает, где Фиона, был готов его убить, как бы эта скотина обошлась с самой Фионой, если бы нашла? И почему пути Фионы пересеклись не с кем-нибудь, а именно с Шиханом? Как такое могло случиться? Нужно поставить в известность и Генри Бенджамина, частного детектива, которого он нанял. Пусть ускорит поиски. Они встречались два дня назад. Бенджамин считал маловероятным, чтобы Фиона уехала куда-то далеко. Детектив не сомневался, что через неделю-другую разыщет ее. Слишком долгий срок. Джо хотел, чтобы Фиону нашли завтра. При всей ее смышлености и силе характера, с Котелком Шиханом ей не тягаться. А тот не остановится ни перед чем. – Самое трудное – найти хорошую няню для младенца, – сказала Милли. – Я пересмотрела десяток кандидаток. Ни одной из них кошку нельзя доверить, не то что ребенка. Мне самой будет не разорваться. Последняя женщина вроде произвела благоприятное впечатление, но стоило мне выйти из комнаты, как она набила карманы печеньем. Хорошо, миссис Пэрриш заметила. Вороватая нянька – хуже не бывает. Одному Богу известно, какие пакости она будет делать за моей спиной. Салли Эннис уличила свою няньку, когда та подмешивала в детское молоко джин. Ты представляешь? – Не могу, – ответил Джо, поднимая голову от балансового отчета и добросовестно разыгрывая заинтересованность. – Даже не знаю, что мне теперь делать! – всплеснула руками Милли, откладывая шитье. – Агентство обещало прислать еще нескольких женщин. А вдруг я никого не найду? Что, если ребенок родится, а няньки по-прежнему не будет? – Милли, ты обязательно найдешь. Времени у тебя еще предостаточно. Твоя тетка приедет и поможет. Если понадобится, она займется поисками няньки. Нечего себя накручивать. Лучше думай о том, чтобы вовремя дошить крестильную рубашку. Нельзя же малыша крестить в пеленках. Джо старался говорить бодро. Он знал, что́ в действительности тревожит Милли, и старался увести ее мысли от опасной темы. – Ты прав, – сказала Милли и улыбнулась. Слава Богу! Четыре дня назад Милли потянулась за тяжелой вазой, стоявшей на верхней полке. От напряжения у нее вдруг открылось кровотечение. Срочно послали за доктором. Тот сумел остановить кровь и уберечь плод, но предупредил об угрозе выкидыша. Врач велел Милли побольше лежать, избегая всякого физического напряжения и эмоциональных расстройств. Глядя на жену в угасающем свете воскресного дня, Джо, конечно же, видел все признаки ее измождения: темные круги под глазами, неестественную бледность. Он не любил Милли, но ему было больно видеть ее страдания. Сегодня Милли с самого утра одолевали тревоги. Она даже послала в кабинет свою служанку Олив и попросила Джо посидеть с ней, пока не уснет. Он согласился, принеся с собой и конторские книги. Пододвинув стул, Джо сел рядом с изголовьем Милли. Он изо всех сил старался хоть как-то ее утешить, разыгрывая заботливого мужа. Довольная его присутствием, Милли начала болтать о крестильной рубашке и другой одежде, которую готовила для ребенка. Джо поддакивал, старался принимать участие в разговоре, но у него это плохо получалось. Мысли его находились далеко от поиска нянек и крестильных рубашек. Вчера он снова виделся с Бенджамином. Они встретились в пабе. – Узнаёте? – спросил частный детектив, опустив ему на ладонь… синий камень с реки. Тот самый камень, когда-то подаренный им Фионе. Бенджамин рассказал, что этот камень он купил в лавке ростовщика неподалеку от квартиры Родди. Ростовщик помнил девушку, по описанию похожую на Фиону, которая продала ему камень, получив наличные деньги и дорожную сумку. С ней был маленький мальчик. Помимо камня, она продала ростовщику тонкое золотое колечко с крошечным сапфиром, но колечко уже купили. За синий камень детективу пришлось отдать пять фунтов. Ростовщик знал цену этому камешку. Древний скарабей, выпавший из кольца какого-нибудь римского аристократа, когда тот вел свои галеры вверх по Темзе. Джо заплатил детективу за камень, но не убрал, а продолжал сжимать в кулаке, слушая окончание рассказа Бенджамина. Фиона покинула Лондон. В этом Джо не сомневался. Она уехала. Но куда? Бенджамин сам чувствовал, что ее нет в городе, и считал ее поведение вполне логичным. – Если бы меня преследовал столь опасный человек, как Шихан, я бы тоже предпочел скрыться из Лондона, – признался он Джо. Теперь найти Фиону будет гораздо труднее. За пределами Лондона она не имела ни родных, ни друзей, а значит, могла уехать куда глаза глядят. Куда угодно. Бенджамин убеждал его не терять надежду. Наверняка ее отъезд из Уайтчепела видел не только ростовщик. Детектив намеревался поговорить с извозчиками, которые регулярно ездят по Коммершел-роуд. Может, кто-нибудь вспомнит молодую пассажирку с ребенком. Если им особо повезет, они узнают и то, куда она ехала. Джо понимал: Бенджамин делает все, что может, но ожидание угрожало его доконать. Единственная женщина, которую он по-настоящему любил, была сейчас одна-одинешенька в мире. Некого попросить о помощи; быть может, и поговорить не с кем. А вдруг она попала в новую беду? Эти мысли терзали Джо на протяжении всего дня. Он посмотрел на Милли. Та восседала на кровати, утопая в кружевных подушках и валиках. Игла в ее пальцах двигалась, втыкаясь и выходя из белого шелка крестильной рубашки. Он вдруг снова почувствовал нереальность своей жизни. Всего этого не должно было случиться. Почему он здесь, в этом доме, женатый на этой женщине? Сейчас он должен был бы находиться в Уайтчепеле, и его жену должны звать не Милли, а Фиона. К этому времени они открыли бы свой первый магазин и работали бы не покладая рук, осуществляя свою давнишнюю мечту. Тяжелая жизнь, состоящая из ежедневной борьбы, но жизнь рядом с Фионой. Каким счастьем было бы садиться с ней вечером за стол и обсуждать дневные дела! Спать с ней в одной постели, ласкать ее, входить в нее медленно и сладостно. Слышать, как ее называют миссис Бристоу. Качать на коленях их ребенка и усмехаться, слушая спор их матерей о том, в кого уродился малыш. – Джо, дорогой… Какое имя тебе больше нравится: Аннабель или Люси? Голос Милли вторгся в его мечтания, вернув к реальности. – Что, Милли? Прости, я задумался о работе. – Я спрашивала, какое имя тебе нравится больше, если у нас родится девочка. А если будет мальчик, я бы хотела назвать его Томасом, в честь деда. Томас Бристоу. По-моему, звучит очень красиво. Я уверена, у нас будет мальчик. Я просто это чувствую. – Милли вдруг замолчала и прижала руки к животу. Джо наклонился к ней, уронив конторскую книгу. – Милли, что случилось? Тебе опять плохо? Послать за доктором? – встревожился он. – Нет… – На лице Милли появилась радостная улыбка, совсем как у ребенка, предвкушающего чудо. – Я прекрасно себя чувствую. Ребенок шевельнулся. Джо, я это почувствовала. Понимаешь? Почувствовала. Милли приложила его руку к животу. Джо ничего не почувствовал. Милли смотрела на него, однако взгляд был обращен внутрь. – Опять! – взволнованно прошептала она. – Ты ощутил? Джо ничего не ощутил. Милли еще сильнее прижала его руку, и… вдруг он почувствовал. Крошечный локоток, коленка или пяточка. Легкое, но настойчивое движение. Ребенок – его ребенок – неожиданно стал реальностью. Его захлестнула лавина сильных, противоречивых чувств. Он вдруг ощутил себя отцом, готовым всеми доступными ему способами защищать свое потомство. Блаженные мгновения, сменившиеся чувством предельного одиночества. На интуитивном и даже инстинктивном уровне он знал, что будет любить этого ребенка. И в то же время он страстно желал, чтобы ничего подобного вообще не случалось в его жизни. Перед Джо со всей неумолимостью вставало его будущее – будущее отца этого ребенка и мужа Милли. На его глаза навернулись слезы – слезы любви и горя, поскольку ребенок был его, но не их с Фионой. Он плакал по собственной жизни – пустой и безнадежной. Джо попытался смахнуть слезы. Зашелестела шелковая ночная сорочка Милли. Она потянулась к нему. – Тише, – прошептала она, целуя Джо. – Все идет как надо. Ты полюбишь ребенка, Джо. Обязательно. И ребенок полюбит тебя. Он уже тебя любит. И когда он родится, ты, быть может, полюбишь меня. И тогда мы станем семьей и заживем счастливо. – Мистер Бристоу! Голос врача вытащил Джо из прошлого, вернув в настоящее. – Как она? – спросил он, резко вскинув голову. – Ей пришлось очень тяжело, но она поправится. Джо облегченно вздохнул и тут же спохватился: – А ребенок? – К великому сожалению, оказался мертворожденным. Мы не смогли остановить судороги. Просто чудо, что он вышел, а не застрял во чреве. – Значит, это был мальчик, – глухо констатировал Джо. Врач кивнул, положив ему руку на плечо: – Недоношенные дети не выживают за пределами материнского чрева. Он бы лишь страдал. У вас еще будут дети. Со временем. – Я могу пройти к ней? – спросил Джо, собираясь встать со скамьи. Доктор Лайонс сильнее надавил ему на плечо, заставив сидеть. – Нет, – торопливо ответил он. – Категорически не советую. Это преждевременно. Сейчас оттуда выйдет мистер Петерсон. Обсудите это с ним. Доктор ушел, сообщив, что идет перекусить, а через час вернется и посмотрит на состояние Милли. Джо ссутулился на скамье. Он был слишком опустошен, чтобы даже заплакать. Ребенок родился мертвым. Как все остальное в его жизни: его мечты и надежды. А ведь ему так хотелось быть хорошим, добрым, надежным. Он видел себя любящим мужем и отцом. С тех пор как Джо ощутил в животе Милли шевеление этого маленького существа, он надеялся увидеть ребенка родившимся, держать на руках. Он хотел заботиться и любить свое продолжение. Слабые удары, исходящие из чрева, казались ему обещанием, что эта беспросветность способна подарить нечто хорошее. Но ребенок родился мертвым, и в этом виноват только он, Джо Бристоу. Из палаты вышел его тесть. Джо встал. – Она хочет меня видеть? – спросил он. Томми стоял не шевелясь, со сжатыми кулаками и выражением холодной ярости на лице. – Милли – единственная причина, удерживающая меня от желания прибить тебя в этом коридоре, – наконец произнес он. – Она мне все рассказала… как это у вас было. Про ту девицу… Фиону. Не знаю, все ли это правда. От боли и хлороформа Милли была не совсем в себе. Рассказала она и про Ночь Гая Фокса… и про свою роль в этом. Тяжело такое слушать. – У Томми ходуном ходила челюсть; он упер глаза в пол, затем снова поднял на Джо. – А теперь пошел прочь! Из дома и из нашей с Милли жизни. Забирай все свое и проваливай! Тебя ждет развод на основании супружеской измены. Твоей. Если вздумаешь оспаривать, я… – Не вздумаю, – ответил Джо. «Развод», – подумал он. К нему вернется его свобода. Разве не об этом он мечтал? Но он не чувствовал никакой радости. Только сожаление, что все так получилось, и стыд. В мире, где он вырос, не разводились. Отвратительная, унизительная, скандальная процедура. И то, что Томми настаивал на разводе, показывало, как он презирает своего зятя. Он, Томми Петерсон, человек, чья похвала когда-то была для Джо дороже всех сокровищ мира. Джо подхватил со скамьи пиджак, оглянулся на дверь палаты: – Я бы хотел… извиниться перед Милли. – Не нужны ей твои извинения, – покачал головой Томми. Джо двинулся по коридору. Через несколько шагов его настиг вопрос Томми: – Почему? Почему ты это сделал, безмозглый мерзавец? Так глупо разрушить… Ты же имел все, о чем только мог мечтать. Джо обернулся и с горькой улыбкой посмотрел на бывшего кумира: – Да, Томми. Я имел все и одновременно ничего. Глава 28 – И я хочу два куска баранины… да-да, вон те, большие… фунт жемчужного лука, пучок петрушки и полфунта несоленого масла. Надеюсь, овсянка у вас тоже есть? – Конечно, миссис Оуэнс, – ответила Фиона, спеша за покупательницей через людный торговый зал. – Шейми, голубчик, принеси еще яблок! – крикнула она брату. Шейми высыпал в корзину принесенные лимоны и помчался в подвал. Кто-то взял Фиону за локоть: – Дорогая, мне вашего чая. У меня есть купон из вашей листовки… один на четверть фунта? Надеюсь, у вас еще не весь разобрали?