Фиона заставила себя думать о другом, начав вспоминать их новых соседей. С одной стороны жила Франсес Сойер. Чарли говорил, что она подрабатывает проституцией. С другой обитал некий мистер Хэнсон, которому Фиона дала другое имя, более соответствующее его склонностям. Жуткий тип: вечно ухмыляется и трогает у себя между ног. Он пытался подсматривать за Фионой и другими женщинами через щель в сортире. По крайней мере, люди в их доме подобрались порядочные. В задней комнате на втором этаже жил мистер Йенсен, человек тихий и замкнутый. Он работал каменщиком. Комнату рядом с ним занимала миссис Кокс, вдова с двумя мальчишками, на которых она постоянно орала. Самыми приятными были супруги Джим и Люси Брейди, жившие в задней комнате первого этажа. Джим всегда находил время поиграть с Шейми, а Люси, ожидавшая первенца, каждый день чаевничала с Кейт, расспрашивая о родах и младенцах. Тяжело жить бок о бок с таким количеством чужих людей. Нужно подыскать себе жилье получше. Но для этого требуется больше денег. Не желая сидеть и ждать, когда поступит чек от «Чая Бертона», Фиона обошла несколько окрестных магазинов, спрашивая, не нужна ли им работница на вечер субботы и воскресенье. Мать нашла работу на дому и теперь делала из шелка цветы для рождественских гирлянд. Чарли тоже помогал семье. Когда порой казалось, что им сегодня придется ограничиться хлебом с маргарином, он приходил домой с несколькими шиллингами, заработанными на кулачных боях. И тогда семья ела мясные пироги или рыбу с чипсами. Погруженная в мысли, Фиона едва прошла половину Барроу-стрит, когда позади послышались шаги. Ничего особенного, такая же девчонка торопится домой с рынка. Но голос внутри высмеял ее успокоительное вранье, заметив, что шаги уж больно тяжелые, совсем не девичьи. Фиона и на это возразила голосу: судя по звуку шагов, они еще слишком далеко от нее. Голос напомнил ей про туман, который приглушает звуки, отчего их источник кажется дальше, чем был на самом деле. Фиона покрепче схватила сумку и прибавила шагу. Шаги сзади тоже стали быстрее. Ее явно преследовали. Ей не оставалось иного, как побежать. Туман мешал разглядеть конец переулка, но она знала: до него недалеко. Там наверняка окажутся люди, они ей помогут. Она бежала изо всех сил, однако преследователь ее нагонял. Шаги становились все громче, и вдруг она поняла, что ей не убежать. Замирая от страха, она все же решилась обернуться назад. – Кто здесь? – крикнула Фиона. – Тише. Не бойся, – ответил мужской голос. – Я тебе не сделаю плохого. Меня зовут О’Нил. Дейви О’Нил. Мне с тобой поговорить надо. – Я… не знаю вас. О-отстаньте от меня, – запинаясь, произнесла Фиона. Убежать не получилось: человек, назвавшийся О’Нилом, схватил ее за руку. Фиона выронила сумку. Она хотела закричать, но он зажал ей рот. – Не кричи! – прошипел он. – Я же сказал, мне с тобой поговорить надо. Фиона заглянула в его глаза и увидела отчаяние. Он явно был не в себе. Наверное, это и есть Джек. Сейчас он ее убьет. Фиона испуганно всхлипнула и плотно зажмурилась, чтобы не видеть его жуткого ножа. – Я тебя отпущу, но не убегай, – сказал назвавшийся О’Нилом. Фиона кивнула. Он убрал руку с ее рта. Почувствовав, что рот свободен, она открыла глаза. – Прости, что напугал, – сказал он. – Я еще на рынке хотел поговорить с тобой, но боялся. Никогда не знаешь, кто за тобой следит. Фиона снова кивнула, стараясь оставаться спокойной и не будоражить О’Нила. Она едва слышала его торопливые, сбивчивые фразы. Он нес какую-то бессмыслицу. Пусть он и не Джек, но наверняка свихнутый, а свихнутые бывают опасны. Главное – не рассердить его. Человек смотрел на ее испуганное, непонимающее лицо. – Ты что, совсем меня не знаешь? Я Дейви О’Нил. О’Нил… неужели не помнишь? И вдруг она вспомнила. Не его. Имя. О’Нил. Его допрашивали полицейские. Это он пролил смазку, на которой поскользнулся ее отец. – Д-да. Знаю. Но… – В беде с Пэдди обвинили меня, только я не виноват. Керран велел мне смазать лебедки, но я нигде и капли не пролил. Еще и сами лебедки вытер для надежности. Я всегда так делаю. Говорю тебе: после меня все было чисто. Клянусь! – Но если не вы… тогда как… – Я должен был хоть кому-то рассказать, что не виноват. Многие даже говорить со мной не хотят. Но ты – дочка Пэдди. И тебе надо знать. – Дейви огляделся по сторонам. – Мне пора. – Постойте! – Теперь уже Фиона схватила его за рукав. – Как это понимать? Если вы не проливали смазку, почему она там оказалась? Я не понимаю… О’Нил вырвался из ее рук: – Большего сказать не могу. Пойду я. – Нет, подождите! Пожалуйста! – Не могу! – Он озирался, как загнанный зверь; собравшись уходить, он вдруг повернулся и спросил: – Ты вроде на чайной фабрике работаешь? – Да… – Держись подальше от рабочих союзов. Слышишь? – хрипло зашептал он. – Без твоего отца Уоппингское отделение развалилось на куски. Но Тиллет пытается их собрать. Теперь поговаривают о создании союза упаковщиц чая. Ты туда не суйся. Обещай мне… – Ну хорошо, обещаю! Но хотя бы назовите причину! О’Нил молча исчез в тумане. Фиона думала его догнать, но дрожащие ноги не желали двигаться. Ну и нагнал же он на нее страху! Надо успокоиться, не то ма увидит, разволнуется и пристанет с расспросами, а ма о таких вещах знать незачем. Фиона испытывала ужасное замешательство. Она не знала, как относиться к появлению О’Нила и его безумным речам. Этот человек явно не в своем уме. Шел за ней по пятам, потом вдруг появился из тумана, точно призрак. Наверное, мучается угрызениями совести. Или… он сказал ей чистую правду. И если он не проливал смазку, как тогда ее отец поскользнулся? От этого вопроса Фионе стало не по себе. Он терзал ее и прежде. Ей вспомнился разговор Фаррела и Долана после похорон. Они тоже удивлялись, как ее отец, столько лет проработавший без малейших происшествий, вдруг поскользнулся и выпал из погрузочной двери. Тогда Фиона не придала значения их разговору, а свои нелепые подозрения посчитала фантазиями ума, затуманенного горем. Но так ли это? Что ей сказал Дейви О’Нил? Что он не проливал смазку? Или что там вообще не было никакой смазки? Второе просто невозможно: полицейские осмотрели место падения и обнаружили ее. Дядя Родди читал их отчет и сказал, что изложено толково. О чем еще говорил О’Нил? «Многие даже говорить со мной не хотят…» Фиона почувствовала, как ее страх сменился гневом. Слова О’Нила уже не казались ей бессмыслицей. Грузчики ополчились на Дейви, считая его виновником смерти ее отца. Они его сторонились. Возможно, он даже ушел с прежнего места работы и не мог найти другую. Он хотел с ее помощью исправить положение. Неужто надеялся, что она расскажет людям о его непричастности? Каков наглец! Ее отец мертв, семья бьется в нужде, а этот Дейви думает лишь о том, как бы вернуть себе расположение бывших товарищей по работе. Да пошел он! Можно подумать, у нее нет других забот, кроме злоключений Дейви О’Нила. Мерзавец проклятый! Перся за ней, перепугал до смерти, а потом понес какую-то чушь про рабочие союзы. Уговаривал ее ни в коем случае не вступать. Как будто у нее есть лишние деньги на членские взносы! Дрожащей рукой Фиона провела по лбу, откидывая налипшие пряди волос. Надо поскорее убираться с Барроу-стрит. Одной встречи со свихнутым ей хватило через край. Чего ж она стоит столбом? Ждет, когда из тумана вынырнет еще кто-нибудь? Злость, владевшая ею, требовала выхода. Жаль, что никому об этом не расскажешь. Чарли сумел бы проучить О’Нила, но прежде Фионе самой досталось бы от брата за беспечность, а она совсем не жаждала словесной взбучки. Никому она не станет рассказывать. Она просто забудет об этой встрече. Фиона нагнулась за сумкой. Оттуда ничего не вывалилось, а вот груши, скорее всего, помялись. Она зашагала к выходу из переулка, тревожась за состояние селедок. К счастью, они не пострадали. Приближаясь к концу Барроу-стрит, Фиона все еще поносила О’Нила, обещая себе: если ее когда-нибудь угораздит снова встретиться с этим недоразумением, она выдаст ему по полной. Глава 13 Стайка уличных оборвышей напоминала птиц, роющихся в мягкой илистой глине под Старой лестницей. Только вместо клювов они совали туда худые чумазые руки и охотились не за червяками, а за обломками меди, старыми бутылками и кусками угля. Фиона смотрела, как они рыщут вдоль полосы отлива, набивают карманы и торопятся наверх, чтобы продать старьевщику найденные сокровища. Она сидела с Джо на их любимом месте. Эту часть реки она знала как свои пять пальцев. Все вокруг было знакомым с детства: пенистые волны, здание склада Батлера на противоположном берегу и терпкий запах чая. Знакомым, но уже не таким, как прежде. Фионе было не отделаться от этого ощущения с самого утра, едва Джо внезапно появился у них дома. Она пыталась и никак не могла сообразить, в чем дело. Но в Джо что-то изменилось. На нем был красивый твидовый пиджак цвета лесного мха, который ему отдал Гарри. Под пиджаком белая рубашка. Наряд дополняли новые шерстяные брюки, купленные им для поездки в Корнуолл с Томми Петерсоном. В этой одежде Джо ничем не напоминал грубоватого рабочего парня. Он выглядел как уверенный молодой человек, чьи дела столь же уверенно идут в гору. На Фионе была ее темно-синяя юбка, белая блузка и серая шаль. Она даже обрадовалась ветреной осенней погоде, заставлявшей кутаться в шаль, под которой скрывалась небрежно заштопанная дырка на рукаве. Фиона испытывала неловкость, сравнивая свою поношенную одежду с щегольским нарядом Джо. Прежде ей никогда не бывало стыдно перед ним. Джо находился в приподнятом настроении, довольный работой, отношением Петерсона и собой. «Так и должно быть, – думала Фиона. – Он и двух месяцев не проработал на новом месте, а уже ожидает повышения». Джо рассказывал, не умолкая ни на секунду. Он так и сыпал восторженными фразами, расхваливая деловые качества Петерсона. Лицо Джо раскраснелось. Еще бы! Он говорил о возможности стать закупщиком. Потом он заговорил о поездке в Корнуолл, где останавливался в дорогом отеле. Свою речь он пересыпал словечками из языка покупок и продаж, которых Фиона не понимала. Она пыталась радоваться за Джо, хотела разделить его воодушевление, но… ей казалось, что все это принадлежит ему одному. – …а в нашей коробке уже восемнадцать фунтов и шесть пенсов, о чем я рад сообщить. Эти слова выбили Фиону из невеселых раздумий. Она вновь почувствовала себя неловко. – Мне туда нечего добавить. Может, на следующей неделе… – Не волнуйся. Я добавляю туда за нас обоих. Фиона нахмурилась. Ей не понравились слова Джо. Что значит – он добавляет за них обоих? Ведь это была их мечта. Их магазин. Она тоже хотела вносить свой вклад. Магазин виделся ей результатом их совместных усилий и жертв. Неужели Джо этого не понимает? Он взял ее руку и погладил. – Любовь моя, да у тебя совсем огрубела кожа на ладонях, – сказал Джо, разглядывая ее руку. – Зайдем к аптекарю, купим тебе мазь. – Спасибо, у меня есть, – сухо ответила Фиона. Она сунула руки в карманы юбки. Дома у нее не было никакой мази, но она не хотела этих… благодеяний Джо. Его слова задели Фиону. Ей показалось, что Джо упрекает ее. У Фионы всегда были такие руки, как у каждой работающей женщины. А утонченные леди с нежными ручками не занимаются упаковкой чая. «Вот у Милли руки наверняка мягкие и гладкие», – с неприязнью подумала Фиона. – Фи, что с тобой? – спросил Джо, заметив ее насупленное лицо. Господи, Фиона чувствовала себя несчастной. А ведь Джо пытался быть внимательным, и не только к ней, но и ко всей ее семье. И приехал он не с пустыми руками. Привез большущую корзину овощей и фруктов. Джо попытался обыграть это как подарок, хотя прекрасно знал, что экономит их скудные деньги. Кейт он привез конфет, а Шейми – расписного деревянного солдатика. Надо было видеть, как просияло лицо малыша. Фиона получила шесть красных роз. Джо был так внимателен к ней. Тогда почему у нее так погано на душе, откуда в ней желание загородиться от его забот? – Тебе показалось, – соврала она, заставив себя улыбнуться и не дать тягостным мыслям испортить драгоценные часы, проводимые вместе после стольких недель разлуки. – Понимаю. Я слишком увлекся рассказами о работе. Наверное, утомил тебя. Прости, Фи. – Он притянул Фиону к себе и поцеловал. В объятиях Джо ее страхи исчезли. К ней вернулись прежние ощущения. Внешний мир, как всегда бывало, отодвинулся. Есть только они… любящие друг друга, принадлежащие друг другу. И никаких мыслей о Петерсоне и работе. Никаких тревог за мать и безденежную жизнь в одной комнате. – Фи, мы сейчас так редко видимся. Для меня это невыносимо. Я привык тебя видеть. – Ну так наслаждайся зрелищем, – весело сказала Фиона. – Потерпи немного. Скоро Ночь Гая Фокса. Осталось каких-нибудь две недели. – Фиона так ждала этого праздника, что сами разговоры о нем повысили ей настроение. – Мы все соберемся на Монтегю-стрит и устроим костер. Я не представляю, как можно праздновать в другом месте. – Фиона порывисто сжала руку Джо. – Ты приедешь на целый день или только на вечер? – (Он отвернулся.) – Джо? – Фиона, я не смогу приехать. – Ты не приедешь?! – закричала она, сраженная его ответом. – Но почему? Только не говори, что Петерсон и в праздничный вечер заставит тебя работать! – Совсем не потому. Томми устраивает большое торжество, и я должен там быть. – Почему? Это же не работа. Разве ты не можешь ему сказать: «Нет, спасибо большое» – и поехать домой? – Не могу. Это не просто вечеринка. Там соберутся все, кто у него работает. В Ночь Гая Фокса Томми раздает премии и объявляет о повышениях. Пойми, Фиона: если я не пойду, это будет как пощечина Петерсону. Пожалуйста, не злись. Я тут ничего не могу поделать. Но Фионе было не совладать с собой, и она разозлилась. А вместе со злостью навалились грусть и досада. На Монтегю-стрит Ночь Гая Фокса всегда была любимым праздником. Так повелось с незапамятных времен. Ребятня мастерила своих Гаев. Все соседи сходились посмотреть на костер и фейерверки. Влюбленные пары стояли перед костром, держась за руки. Фиона надеялась, что так будет и у них с Джо. Ей нравилось само ожидание праздника, возможность хотя бы немного развлечься и забыть о повседневных тяготах. А теперь все насмарку. – Милли, поди, тоже там будет? – Думаю, да. Это же их дом. Фиона помолчала, потом спросила: – Ты любезничаешь с ней? – Что? – Отвечай!