– Фланаган, Финнеган – мне без разницы. Идите смотреть. – Благодарю вас, миссис Колман. Кейт стала подниматься по лестнице. Перила оказались шаткими. Ступеньки тряслись и скрипели. Она поднялась на второй этаж. Дверь ближайшей комнаты была открыта. Кейт увидела молодую женщину, которая грызла корку, одновременно укачивая младенца. Дверь второй комнаты тоже оказалась незапертой. Там на койке громко храпел мужчина. Кейт поднялась на третий этаж. Одна из трех дверей была распахнута. Она вошла. Под ногами что-то хрустнуло. «Наверное, штукатурка отвалилась», – подумала Кейт. В комнате было темно. Она подошла к единственному окну, раздвинула занавески и… вскрикнула. Комната кишела черными тараканами. Они лихорадочно бегали по полу и потолку, торопясь спрятаться от света. Насекомые перелезали через грязные обои, свисавшие лоскутами, ныряли в очаг и ползали по заляпанному матрасу. Кейт опрометью бросилась вниз, прямо к выходу. – Ну что, понравилась комната? – спросила миссис Колман, шаркая следом. – Там уже есть жильцы! – А-а, таракашки? Так они ж не кусаются. Послушайте, сдам по дешевке и позволю кухней пользоваться. – Хозяйка наклонилась к Кейт. – У этой комнаты есть еще одно преимущество. Если вдруг в карманах – шаром покати, всегда можно разжиться несколькими фунтами, не выходя, так сказать, из дому. – Миссис Колман сально улыбнулась. – Мистер Дэниелс со второго этажа. Мне говорили, хорошо платит. Рванув дверь, Кейт выбежала на улицу. Ее тошнило от тараканов, грязи и вони этого места. «Грязная сука со своими грязными предложениями!» – мысленно негодовала она. Услышь такое Пэдди – эта поганая толстуха вмиг лишилась бы оставшихся зубов. Пэдди. При мысли о нем из глаз Кейт хлынули слезы. Она торопливо вытерла глаза. Ей нельзя сейчас плакать. Нужно искать комнату, ибо деньги на исходе, а прежний дом на Монтегю-стрит им теперь не по карману. Мало того, что они лишились главного источника семейного дохода. На семью обрушилась лавина расходов. Сразу после смерти Пэдди из больницы прислали счет. Кейт пришлось платить за гроб, катафалк, место на кладбище и надгробную плиту. Она нашла два фунта, о которых ей успел сказать Пэдди. Еще три собрали грузчики с Оливера, пустив шапку по кругу. По фунту поступило от рабочего союза и конторы похоронного страхования. Фиона и Чарли отдавали матери все свои заработки. Кейт вновь стала подрабатывать стиркой, но денег все равно не хватало. Она надеялась, что «Чай Бертона» выплатит ей десять или двадцать фунтов компенсации за потерю кормильца. Прождав почти две недели, Кейт набралась смелости и сама отправилась в контору компании. Ей велели ждать в коридоре. Ожидание растянулось на три часа, после чего младший клерк заявил, что он такие дела не решает и завтра ей нужно прийти снова, на прием к старшему клерку. На следующий день Кейт вновь мариновали в коридоре, затем позвали в кабинет и вручили бумаги, которые требовалось заполнить. Она хотела взять их домой и показать Родди, больше смыслившему в таких делах. Этого ей не позволили. Кейт заполнила, как умела, и расписалась. – Приходите через месяц узнать о состоянии вашего прошения, – сказал клерк. – Через месяц? Сэр, но деньги мне нужны сейчас, – возразила Кейт. Старший клерк, сурового вида мужчина с бакенбардами, расширяющимися книзу, разъяснил ей: подписав бумаги, она выразила согласие на принятую в компании Бертона процедуру выплаты компенсаций. Если она не желает подчиняться установленным требованиям, ее прошение будет аннулировано. Кейт слишком нуждалась в деньгах, чтобы топнуть ногой и уйти. Время, проведенное в конторе Бертона, измотало Кейт хуже всякой работы. Но именно работа не давала ей развалиться по кускам. По утрам, стоило только открыть глаза, на нее наваливалась боль утраты, вызывая слезы. Горе туманило ей разум, но необходимость заставляла двигаться. Кейт вставала, кормила детей и бралась за стирку, изо всех сил стараясь держаться. Она не носила траура по Пэдди. Никаких бус или брошей из гагата и черного янтаря. Кейт не могла просиживать часами в затемненной гостиной, перебирая вещи любимого человека и предаваясь воспоминаниям. Это для леди из высших слоев. А такие женщины, как она, даже обезумев от горя, продолжали работать, иначе их детям будет нечего есть. Стоило Кейт подумать о детях, ее охватывал страх за их будущее. Как их поддержать, особенно малышей? Можно продать часть мебели. Это принесет какие-то деньги. Если припрет, она заложит обручальное кольцо Пэдди, но это она сделает только в случае крайней нужды. Можно также продать ее доску для катания белья и медный кипятильный бак. Когда они поселятся в одной комнате, уже не постираешь на заказ. С другой стороны, если ей будет негде стирать, она лишится заработков. Можно поискать надомную работу или договориться с заказчиками и стирать у них дома. Но тогда кто присмотрит за Шейми и Айлин? «Мне не справиться, – подумала Кейт. – Сил нет. Два дня проторчала в конторе Бертона и ушла ни с чем». Весь вчерашний день и бо́льшую часть сегодняшнего она ходила искать жилье. И опять безуспешно. Предлагаемые комнаты были или слишком дорогими, или слишком маленькими, а то и просто жуткими. Из ее глаз снова хлынули слезы. На этот раз – слезы отчаяния, и никакой платок не помогал справиться с ними. – Чего сник, Бристоу? Идем со мной. Там еще наши будут. Развлечемся. Тебе понравится, – говорил Гарри Итон, поправляя перед зеркалом галстук. – Спасибо, приятель. Я выжат почище лимона, – ответил Джо, сидя с закрытыми глазами и подавляя зевоту. – Будет врать! Ты вовсе не устал. Я знаю настоящую причину. – Какую? – спросил Джо, приоткрывая один глаз. – Это все из-за твоей подружки. Из-за Фионы. Боишься ее обидеть. Скажи ей, что твой дружок промеж ног – не кусок мыла. Хотя и мокнет постоянно, но не смылится. Джо засмеялся. Эти слова были у Гарри чем-то вроде ритуала. Он их произносил каждый субботний вечер. Никакое утомление не могло удержать Гарри от прогулки по девочкам… и от подкусывания Джо, не желавшего составить ему компанию. – Ты только представь, старина, – посмеиваясь, продолжал Гарри. – Чудная девка с большими сиськами и упругой дырочкой – целиком твоя за каких-то три шиллинга. Блондинка или брюнетка – выбирай любую. Знаю я одну рыжую цыпочку. Всему обучена. Ротик у нее – даже краску с фонарного столба облупит… – Ты там свою прыть попридержи, – посоветовал Джо. Но Гарри Итон и не думал сдерживаться. Он не жалел денег на удовлетворение своих плотских потребностей, благо в Лондоне хватало женщин, готовых его ублажить. Всех женщин он делил на две категории: тех, кто веселит, и тех, кто заставляет жениться. Естественно, первая категория была ему куда предпочтительнее. У Джо были свои причины не откликаться на приглашения Гарри. Прежде всего Фиона. И потом, ему вовсе не хотелось вернуться из борделя на Хеймаркете, принеся с собой триппер. Джо слышал, как иногда по утрам Гарри стонет в ванной. Шаловливый «дружок» болел так, что он едва мог помочиться. Гарри признавался, что лечение еще больнее, поскольку бьет не только по «дружку», но и по кошельку. Однако телесные мучения не удержали Гарри от новых похождений. Вместе с парнями с рынка он отправлялся искать, говоря его словами, «ножны для моего меча». Уходя, он неизменно одаривал Джо какой-нибудь скабрезной шуткой. Например, предлагал не теряться и взять дело в свои руки или желал провести удивительный вечер в обществе очаровательной Рози Пам[3]. – Ну ладно. Я дернул. – То-то запахло, – сказал Джо, пытаясь взять реванш за шутки Гарри. – Очень смешно. Можешь меня не дожидаться. И вот еще что… – Забыл дать последний совет? – Ты проверял глаза? – Нет. А зачем? – Надо бы проверить, старина. Чрезмерное пристрастие к этому… – ухмыляющийся Гарри сделал непристойный жест, – приводит к слепоте. – Благодарю. Теперь исчезни, а я посижу в тишине. Гарри ушел. Джо слышал, как он весело насвистывает, спускаясь вниз. «Жаль мне несчастную девицу, в чьей постели он сегодня окажется, – подумал Джо. – Ведь навалится на нее, как бык». Он снова зевнул. Надо бы раздеться и лечь, но он слишком устал, чтобы подняться с кресла. Дверца плиты была открыта, и огонь приятно согревал его ноги. Сытый, согретый и… снедаемый чувством вины. Сегодня их с Гарри работа началась в четыре часа утра. Сезон сбора урожая заканчивался, однако поток фермерских телег не иссякал. Фермеры торопились продать последние дары земли. Работать приходилось и в воскресенье. Джо измотался. Конечно, он мог бы выговорить себе выходной, но сейчас это было бы неразумно с его стороны. Петерсон намекнул на повышение. Человеком, устанавливающим окончательную цену закупок у фермеров, был Мартин Уилсон, который собирался уходить на покой. Джо даже в мыслях не видел себя на месте Мартина. Он здесь недавно и не имеет достаточного опыта, чтобы рассчитывать на такое повышение. И тем не менее все говорило о том, что оно возможно. Петерсон при каждой возможности хвалил его работу. А сегодня Мартин понадобился хозяину для каких-то дел в конторе, и Джо поручили вместо него проводить закупки у фермеров. Джо видел: Томми и Мартин внимательно наблюдают за ним. Под конец Томми просмотрел закупочную ведомость. Оказалось, что в двух случаях он переплатил, зато в четырех – недоплатил. «Что ж, в итоге получается первоклассная работа», – сказал Томми. Джо был необычайно горд. Похвала Петерсона стала для него очень важной. Их рабочий день закончился поздно, в восьмом часу вечера. Томми все еще оставался на рынке. С ним была и Милли. Он пригласил обоих парней на ужин. Джо упал духом. Он собирался вскочить в первый же омнибус и поехать в Уайтчепел к Фионе. Они не виделись две недели. Джо беспокоился о ней, но отклонить приглашение Петерсона никак не мог. Томми велел им одеться надлежащим образом и прийти в итальянский ресторан «Сардини», который находился неподалеку от рынка. Джо охватила паника: он ни разу в жизни не был в ресторане. И потом, другой одежды, кроме рабочей, у него не было. Гарри с усмешкой выслушал его опасения и отдал ему пиджак, в который уже не влезал, а также одолжил рубашку и галстук. У Джо было всего две пары брюк, и он надел те, что поприличнее. Зал ресторана «Сардини» освещался лишь свечами, воткнутыми в винные бутылки, и потому никто не заметил, что брюки Джо не вяжутся с пиджаком. Все заказы делал Томми. Джо благополучно справился с закуской и супом, но смешался, когда принесли пасту. Милли, Томми и Гарри смеялись, глядя на мужественные попытки Джо справиться с итальянским блюдом. Затем Милли показала ему, как надо накручивать пасту на вилку. Для большей пикантности она посыпала его порцию пармезаном и стерла ему с подбородка следы томатного соуса. Милли болтала без умолку, рассказывая про подготовку к Ночи Гая Фокса. Покинув ресторан, все четверо пешком вернулись в Ковент-Гарден, откуда Томми и Милли уехали домой. Джо очень понравилось в ресторане, но дома приподнятое настроение быстро сменилось унынием. Сейчас он должен был бы находиться в Уайтчепеле, рядом с Фионой. Бледной, исхудавшей, скорбящей по отцу. Джо повел себя как первосортное дерьмо. Фиона нуждалась в нем, а он? Веселился в итальянском ресторане. Джо вспомнил, как в день похорон ее отца он повел Фиону прогуляться на реку. Когда возвращались, она буквально вцепилась в него, не желая отпускать. Это разбило ему сердце. Он видел, что она отчаянно нуждается в его поддержке. Оставить ее в таком состоянии? Но что он мог поделать? Пару дней Джо так и подмывало бросить работу у Петерсона, вернуться на Монтегю-стрит и быть рядом с Фионой. Однако доводы рассудка оказались сильнее. Ну бросит он работу в Ковент-Гардене. И куда это их приведет? Снова работать с отцом, снова наскребать жалкие пенни для их копилки, когда сейчас он мог откладывать фунты? А если он получит место Мартина Уилсона, отчисления станут еще выше. Не разумнее ли держаться выбранного курса? Что он рядом, что его нет, Фиона все равно будет горевать. Его присутствие даст ей утешение, но не сможет погасить боль утраты. Джо встал с кресла, поворошил угли и прошел в ванную умыться. Надо лечь и выспаться. Вытираясь, он глянул в окошко ванной. Небо над Лондоном было на удивление чистым и усыпанным звездами. Одна из них светила особенно ярко и, казалось, подмигивала Джо. Может, Фиона сейчас тоже видит эту звезду? Вдруг она стоит у окна, смотрит на небо и думает о нем? Джо сказал звезде, что любит Фиону, и попросил светило наблюдать за ней и оберегать. Джо разделся и лег. Он погружался в сон, а перед глазами мелькало лицо Фионы. Вскоре у них будет достаточно денег для открытия магазина. Он уйдет от Петерсона, и они всегда будут вместе. Они поженятся, и время разлуки и тягот останется позади. И такой день настанет. Скоро. Глава 12 Фиона жадно смотрела на лоток торговца рыбой, где были выложены соблазнительные копченые сельди. Этим пятничным вечером она отправилась на рынок одна. Мать где-то простудилась и никак не могла избавиться от сильного кашля. Фиона не хотела, чтобы та лишний раз выходила на влажный октябрьский воздух. Зазывания торговцев и красиво разложенные товары оставляли ее равнодушной. Фиона решала трудную задачу: как купить еды для четверых, потратив всего шесть пенсов. – Почем ваши селедки? – спросила она у торговца. – Большие по два пенса. – Торговец указал на кучку, где лежали селедки помельче. – А эти – две штуки за три пенса. – Я возьму их. Мне две штуки. Селедки отправились в продуктовую сумку, поверх картошки, купленной у Бристоу, и груш, которые миссис Бристоу отдала даром. Груши были сочными, но от доброты миссис Бристоу Фиона вдруг почувствовала себя чуть ли не попрошайкой. Нет, у нее не хватило гордости отказаться. Шейми любил груши, и ей хотелось порадовать брата. Они с миссис Бристоу немного поговорили о Джо и будущем повышении по службе – предмете его горячих надежд. Обе раз в неделю получали от него письма, но сам он почти месяц не появлялся в родных краях. Фиона невероятно по нему скучала. Но всякий раз, когда ей удавалось сэкономить несколько пенсов на бумагу и марки, деньги уходили то на носки для Шейми, то на леденцы от кашля для ма, а то и просто на хлеб. Фиона знала причину материнского кашля: сырые стены их новой комнаты в Адамс-Корте. Комната находилась рядом с единственной водоразборной колонкой, которая постоянно подтекала, отчего булыжники вокруг всегда были скользкими, а стены окрестных домов – сырыми и холодными. Адамс-Корт был коротким, мрачного вида тупиком, куда с Варден-стрит вел узкий кирпичный проход. Одинаковые дома по обе стороны, разделенные семью футами пространства, вымощенного булыжником. В каждом – по две комнаты на первом и втором этажах. Их новое жилье помещалось на первом этаже дома номер двенадцать, с фасада. Прежде чем переселиться сюда, Фиона с матерью сходили посмотреть. Кейт узнала об этой комнате от своей подруги Лилли. Раньше тут жил жених Лилли. После свадьбы они перебрались в более просторный дом на другом берегу Темзы. В комнате не было ни раковины, ни шкафа. Всю одежду развешивали на гвоздях. Четырнадцать футов в длину, шестнадцать в ширину. Бо́льшую часть мебели им пришлось продать. Едва войдя, Фиона возненавидела эту комнату, но когда мать спросила ее мнение, в глазах Кейт было столько надежды вперемешку с тревогой, что Фиона сдалась. Она сказала, что им просто нужно привыкнуть к размерам комнаты и тогда все наладится. А что еще им оставалось? Только привыкать. Старые друзья и соседи всячески пытались удержать их на Монтегю-стрит, предлагая комнаты в своих домах, где и без того было тесно. Все это делалось по доброте душевной, но с практической точки зрения никуда не годилось. Совесть не позволяла Кейт воспользоваться этими предложениями. Родди тоже попытался помочь. Фиона не должна была об этом знать, но узнала. Как-то вечером, еще на старом месте, он вернулся с дежурства. Кейт приготовила ему чай. Дверь в гостиную была открыта. Фиона слышала их разговор, который поначалу касался усилий матери добиться компенсации от «Чая Бертона». И вдруг Родди предложил ее матери… выйти за него замуж. – Кейт, я знаю, что ты меня не любишь, – говорил он. – Я и не жду твоей любви. После стольких лет, прожитых с Пэдди. Я знаю, какими были ваши отношения. Речь не об этом. Тут такое дело… Я бы смог заботиться о тебе и детях. Я бы остался в своей комнате, ты в своей, и все продолжалось бы так, как прежде. И вам не понадобится съезжать с насиженного места. А потом Фиона услышала материнские всхлипывания и тревожный голос Родди: – Черт меня подери! Прости, Кейт. Я совсем не хотел довести тебя до слез. Я лишь помочь хотел. Какой же я идиот… – Нет, Родди, ты совсем не идиот, – ответила ему мать. – Ты хороший мужчина. Любая женщина была бы рада иметь такого мужа. Плачу я совсем не поэтому. Ты меня растрогал. Мало в нашем мире тех, кто поставит чужое счастье выше собственного. Но тебе не надо взваливать себе на плечи чужую семью. Тебе нужно создавать свою, с Грейс. Ты же с нее пылинки сдуваешь. Все знают, что ты намерен на ней жениться. Мы справимся сами. Но справятся ли? У Фионы такой уверенности не было. Вот уже который день у нее внутри звучал голос, не уставая напоминать, что денег у них совсем мало. Того, что они с Чарли зарабатывали, едва хватало на оплату комнаты. На еду оставались крохи. Откуда взять еще? Что они будут делать, когда подросшей Айлин понадобится новая одежда или у кого-то прохудится обувь? Этот голос сводил ее с ума. Он кричал, требуя ответов, которых у Фионы не было. Она молилась, прося Бога о помощи, прося послать ей силы, чтобы выдержать тяготы потерь, и мужество перед лицом новых испытаний. Ответа она не получила. Похоже, Бог ее не слышал. Когда становилось совсем невмоготу, она опускала руку в карман и нащупывала синий камень, подаренный Джо. Она плотно сжимала камень в ладони, представляла лицо Джо, напоминала себе об их магазине, мечтах и грядущей совместной жизни. Такой день наступит, причем скоро. Денег в их копилке прибавлялось. В каждом письме Джо называл сумму, которая была выше предыдущей. Если дела и дальше пойдут столь же успешно, они смогут пожениться гораздо раньше. Он написал об этом в последнем письме. Читая письмо, Фиона сияла от радости. Однако ее радость быстро померкла, когда она вдруг поняла, что скорого замужества не получится. Семья нуждалась в ее жалованье. Ма по-прежнему ожидала компенсации от «Чая Бертона» за потерю кормильца. Компания может выплатить двадцать фунтов. Этих денег хватит, чтобы подыскать жилье получше. Тогда и мать почувствует себя увереннее и не будет так волноваться за малышей. Фиона понимала: пока их положение остается шатким, не может быть и речи об ее уходе из родительской семьи. Проходя мимо прилавка мясника, Фиона пожалела, что у нее нет денег на большой кусок говядины. Мать приготовила бы жаркое с картошкой и подливой. Их нынешний бюджет не выдерживал таких расходов. Но даже если бы деньги и нашлись, им было бы негде это жаркое приготовить. Их комната не имела плиты, только очаг с узкой решеткой, куда не поставишь больше одного чайника или кастрюльки. Фиона тосковала по сытным обедам, которые ма готовила на Монтегю-стрит. Нынче чашка чая – единственная их горячая еда. Сегодняшний ужин будет таким же скудным. Ей и Шейми – вареная картошка и хлеб с маргарином. Никакого масла – слишком дорого. Чарли и ма получат то же самое и еще по селедке. Чарли требовались силы для работы в пивоварне, а Кейт – чтобы поправиться. Кашель буквально изматывал мать. Порой она так заходилась в кашле, что лицо багровело и ей было не отдышаться. Быть может, завтра Чарли получит немного денег сверх жалованья. Тогда Фиона сходит за дешевой бараниной на жаркое. Мясо можно будет сварить в кастрюле вместе с картошкой и морковкой. Оно подкрепит силы ма и станет первым шагом к избавлению от проклятого кашля. Купив напоследок каравай хлеба и четверть фунта маргарина, Фиона пошла домой. Щупальца тумана сжимались вокруг оранжевых огоньков газовых фонарей, отчего их свет делался неровным и колеблющимся. Словно живое существо, туман двигался, окутывая лотки и прилавки, заглушая звуки и затрудняя видимость. Туман вызывал у Фионы дрожь. Идти сквозь него было все равно что завернуться в мокрое, холодное одеяло. Сумка с провизией оттягивала руку. Фиона проголодалась. Она целый день провела на ногах, и сейчас они саднили. С тех пор как она, думая совершить благое дело и спасти подруг от увольнения, подсказала мистеру Бертону, что можно делать больше работы меньшим числом работниц, мистер Минтон просто оборзел. Ей доставалось от него сильнее, чем остальным. После работы он заставлял Фиону мыть чайные совки, вытирать столы и подметать пол. Сейчас ей хотелось только одного: поскорее оказаться дома. Поддавшись этому порыву, она решила срезать путь. Свернув с Хай-стрит, Фиона двинулась по тонущей в тумане Барроу-стрит, представлявшей собой даже не улицу, а грязный переулок с полуразвалившимися домами, где давно никто не жил. Двери здесь были сорваны с петель. Окна зияли разбитыми стеклами. Такая же участь постигла и здешние газовые фонари. Фиону окружали темнота и тишина. Пройдя ярдов двадцать, она засомневалась: стоило ли пускаться в столь опасное приключение? Фионе вспомнился другой переулок, где на нее напал жуткий Сид Мэлоун. Как она тогда перепугалась! Что, если Сид увидел ее сегодня на рынке и двинулся следом? И потом, в Уайтчепеле продолжал орудовать Джек-потрошитель. Три недели назад, в конце сентября, он за одну ночь убил еще двух женщин: Элизабет Страйд на Бернер-стрит, а Кэтрин Эддоуз – на Митр-сквер. Об этом только и было разговоров. Фионе тогда было не до Джека-потрошителя, она горевала по отцу. Однако сейчас ей вдруг вспомнились те жуткие истории. Бернер-стрит и Митр-сквер находились совсем неподалеку от Барроу-стрит. Джек до сих пор не пойман. Он сейчас мог находиться где угодно. Здесь никто не услышит ее криков… «А ну прекрати! – мысленно отчитала себя Фиона. – Не будь дурой! Сократив путь, ты дойдешь домой за десять минут вместо двадцати».