— Обещали ждать в фургоне, наверное, уже там. — Надо пройтись по списку пассажиров, местных опросить, кто что видел. Сам или пошлешь кого — на твое усмотрение. Кроме госпожи Дхур, я к ней сам зайду, — после паузы решил он. — Какое благородство, — с иронией прокомментировал Кириан. — Боишься, что старуха молодежь съест без соли? — Нет, просто она вряд ли кому-то еще все расскажет. А она, даром что старая, идеальный свидетель, каждому бы такую наблюдательность и внимание к деталям. Надо еще сообщить пассажирам, что вечером они смогут забрать свои вещи из вагона, думаю, несколько часов нам на обыск хватит. Да, кстати, об обысках. Ты по контрабандистам… — Отчет почти готов. А с судьей ты этой все-таки как-нибудь помягче, не рычи на нее так, ей без тебя несладко. — Как оказалось, рано Адриан расслабился, к прежней теме друг все-таки вернулся. — Ты о чем? — Ты правда, что ли, только ей на грудь пялился? — Кир вопросительно вскинул брови с явным недоверием в глазах. — Да ее же чуть не трясло под конец, я так и думал — сейчас разрыдается. Ну и так, по совокупности… Ей явно здорово досталось, это же очевидно — и из той истории, которую тебе сослуживец написал, и по ее собственным оговоркам. Ну ладно она на взводе, но ты-то можешь не отвечать тем же? — Ладно, мамочка, не ругайся, я буду хорошо себя вести, — отмахнулся Адриан и шагнул к выходу, разворачивая сверток, в котором Кир наконец опознал форменный плащ. Не полицейский, а армейский, из прошлой жизни, отлично знакомый по службе у Разлома. И Кириан подумал, что пари все-таки стоило бы заключить, только не с самим Адрианом, чтобы не натворил глупостей. Потому что вкусы друга он прекрасно знал, и госпожа Шейс отвечала им от строгих туфелек на каблуках до стриженой макушки. А все остальное поведение говорило только об одном: Адриан вспомнил вчерашнее, и ему за это стыдно, вот и рычит. Да и приглянулась она ему, но резкий характер все портил. Кир готов был поклясться: догадайся госпожа судья улыбнуться и напомнить, что она слабая беззащитная женщина, по-человечески попросив помощи, и могла бы брать шерифа голыми руками, а так… Нашла коса на камень. Но озвучивать эти выводы он, конечно, не собирался. Зачем, если гораздо интереснее наблюдать за происходящим со стороны? Глава шестая, в которой находят кое-что интересное Заместитель шерифа с каждой минутой нравился мне все больше, жаль, я так и не выяснила, как его зовут. Не знаю, какой он следователь и насколько хороший человек, но психолог точно отменный. Во всяком случае, в коридор он меня выставил очень вовремя, потому что еще немного и… Творец! Да когда же это закончится?! Я ведь даже в детстве плаксой не была, и сразу после сканирования мне совсем не хотелось реветь, хотя и было очень себя жаль. А тут… Наорала на человека, вывалила на него свои переживания, даром ему не нужные, еще минута — и точно разрыдалась бы. Хороша бы я была! Тоже мне, судья. Видел бы меня в этот момент кто-то из коллег! Или, хуже того, кто-то из врагов… Представив последнее, я искренне ужаснулась. Пожалуй, зря я начала ругать Марга. Он хоть и жук, и подставил меня всерьез, но… Все-таки забраться в эту глушь было хорошей идеей. Здесь меня никто — теперь никто — не знает, и поведение мое не вызовет вопросов. Подумаешь, какая-то нервная особа! Мало ли таких в мире. В общем, к тому моменту как Адриан Блак вышел из кабинета, я успела взять себя в руки и даже немного пожалеть, что отсюда не слышно, что происходит за дверью. То ли чары какие-то звукоизолирующие, то ли просто дверь толстая, то ли мужчины говорили слишком тихо. Хотя последнее сомнительно: шериф так басит, что даже его шепот должен был слышаться отлично. — Возьмите. — Блак закрыл дверь и протянул мне какую-то большую черно-зеленую тряпку. — Что это? — опешила я от такого поворота. — Плащ. — Спасибо, обойдусь. Мы едем? Блак смерил меня странным немигающим взглядом, взмахнул своей тряпкой, то есть плащом, расправляя. Я запоздало попыталась отшатнуться, но мужчина оказался проворней, и мои плечи все-таки накрыла тяжелая холодная ткань. От плаща пахло странно — сыро, слегка химически, горьковато-резко. Но, на удивление, неприятным запах не показался. Мужчина стянул края плаща у меня на шее, набросил на голову огромный широкий капюшон. — Что вы… — опомнилась я. — Едем, — коротко обронил Блак, развернулся и зашагал к выходу. Пришлось почти бежать за ним, на ходу подбирая слишком длинный плащ, волочившийся по полу. Наверное, раз уж начала показывать гордость, следовало бы стянуть плащ и попытаться вернуть его шерифу, но тут я придержала собственное недовольство. Гордость, конечно, иногда бесценное качество, но не когда она граничит с глупостью. А если я сниму плащ и начну совать его мужчине с требованием забрать обратно, то выглядеть это будет именно глупо. Потому что, готова поклясться, одежду он назад не примет. Снаружи погода и не думала налаживаться. Налетевший шквал обдал нас водой, дернул полы плаща, но внутрь не забрался. Признавать это тяжело и неприятно, но Блак был совершенно прав. — Передайте мою благодарность вашему заместителю, — попросила я, догнав широко шагающего шерифа сразу за выходом. — Что? — нахмурился мужчина. Ему непогода, похоже, не доставляла никаких неудобств. На форме, что ли, артефакт пришит? — За плащ. Это ведь он передал? Блак бросил на меня непонятный взгляд, помолчал пару секунд. — Передам, — буркнул он. Что это значит, я так и не поняла, а спросить не решилась. Да и не успела бы, потому что мы дошли до уже знакомой по вчерашней поездке машины, возле и внутри которой скучали несколько полицейских. — Госпожа Раке? А что это вы с нами? — полюбопытствовал один из них, когда мы все разместились в салоне фургона. Завр — вспомнила я его фамилию. — Опасается за свои вещи, — хмыкнул шериф, воспользовавшись моим замешательством, с ходу внятно объяснить, зачем я это делаю, не получилось. — Ну это вы напрасно, — обиделся Завр. — У нас все аккуратно и не ворует никто. — Я и не думала об этом, — поспешила заверить его. Ссориться со всей местной полицией глупо, достаточно мне одного шерифа. — Просто… — Я замялась, судорожно пытаясь подобрать достойное оправдание. — В детектива захотелось поиграть? — засмеялся один из них, тоже смутно знакомый. — Как в ваших книжках? Я была готова искренне поблагодарить и даже расцеловать его за такую замечательную версию, которую безо всякого подтверждения с моей стороны охотно подхватили все трое, и даже знакомый по вчерашней поездке водитель поддержал смехом. Всяко лучше, чем признаваться, что сглупила и погорячилась. Только настороженно глянула на шерифа, который мог легко опровергнуть сказанное или придумать какую-нибудь гадость в своей обычной манере. Однако Блак помалкивал, задумчиво разглядывая меня с легкой усмешкой в уголках губ. Даже неожиданно. Правда, под таким его взглядом стало еще больше не по себе, чем вчера, когда шериф ругался. Потому что вчера он казался грубым и неотесанным болваном, а сейчас… Чистый и в свежей форме, он уже не походил на пьяницу, но стал казаться еще более звероватым. Такое бывает с очень темноволосыми мужчинами: даже гладко выбритая, кожа на лице выглядит сизой, что придает откровенно разбойный вид. А уж вкупе с остальными чертами лица, слегка взъерошенными волосами и, конечно, цепким тяжелым взглядом его наружность откровенно пугала. Взгляд — особенно. Я как-то вдруг запоздало вспомнила, что передо мной не увалень-здоровяк, грозный только физической силой, но очень опытный и, что уж там, талантливый некромант, а значит, точно не дурак. Остается надеяться, что он не станет мстить за несколько резких слов в свой адрес, сейчас-то вон не стал. Главное, забрать свои вещи и постараться больше с ним не сталкиваться. С этой надежды мысли перескочили на другое. Железнодорожная платформа находилась вдалеке от города. Рассмотреть вчера в темноте я ничего, конечно, не могла, но в карту ради интереса заглядывала и не могла припомнить где-то поблизости какого-то жилья. Но тогда интересно, как вчера добирался домой шериф? Перед глазами встал образ трусящего по улице косматого медведя, и я даже тряхнула головой, отгоняя яркую картинку. Нашла о чем думать! Остальные-то пассажиры как-то разъехались, вот и шерифа небось кто-то подвез. Да и не может он быть медведем на самом деле, потому что некромант, а одновременно быть перевертышем и владеть магией нашего лепестка невозможно. Об этой особенности знает каждый ребенок: магия двух разных лепестков не смешивается, да и перемещается она из лепестка в лепесток очень неохотно. Например, если двое приезжих заведут ребенка, то он унаследует магию родителей через них, а вот дети смешанной крови почти всегда получают местную магию. У стихийных иногда случаются отклонения, когда в ребенке проявляется магия другой стихии, например, у огненного демора — вода или воздух, но никогда две сразу. Под разговор о качестве детективной литературы, в который втянули и меня, дорога прошла незаметно. Мужчины в своем отношении к подобным книжкам разделились на три характерные группы. Завр, который с самого начала показался мне очень добродушным и мягким человеком, невесть зачем попавшим в полицию, придерживался дипломатичной точки зрения, что каждый выбирает книги себе по душе и, если он никому этим не вредит, — то какая разница, что читает? Второй полицейский, пожилой лысый тип с вислыми усами, который и подкинул мне эту идею, читал исключительно серьезную, проверенную временем литературу или что-то нехудожественное, а к легкому чтиву относился со снисходительной насмешкой. Ну а третий, которого я по понятным причинам сразу же невзлюбила, искренне считал все женские книжки по умолчанию глупыми и бессмысленными, а женщин — неспособными написать что-то приличное. С ним я изо всех сил старалась не ругаться, потому что бесполезно, но все равно не удержалась и несколько раз эмоционально высказалась… Хорошо, что дорога оказалась не очень долгой. А еще, наверное, хорошо, что в разговоре не участвовал Блак. Или, может, лучше бы участвовал?.. Тогда бы я, выслушав все, что думает этот человек о женских вообще и о моих умственных способностях в частности, окончательно с ним разругалась и, может, не косилась бы настороженно, ожидая подвоха. Но шериф слушал спор молча, все так же неопределенно улыбался, то поглядывал на меня, то смотрел вперед, в лобовое стекло. Допускаю, что он вообще нас не слушал, но все равно под тяжелым взглядом делалось не по себе: я оказалась заложницей первого впечатления и теперь не могла отделаться от мысли, что за каждым моим движением следит опасный хищник, который только и ждет момента вырвать горло. Творец! До чего все-таки… своеобразный мужчина. От точки, где остановился автобус, до станции пришлось немного пройтись. При свете дня и под низким серым небом выглядело это место весьма уныло: широченное полосатое полотно железнодорожных разъездов, справа — закрытые сейчас ворота, мостовой кран за ними и какие-то склады, впереди темнеют на фоне леса разномастные потертые вагоны. Влево убегают блестящие рельсы, на которые я покосилась с тоской. Чуть в стороне, тоже слева, небольшой сарайчик — кажется, он выполнял тут функции вокзала. Пассажирский вагон стоял ближе к нему. Шериф, не обращая внимания на нас, зашагал к месту преступления. Завр вежливо предложил мне локоть, и пренебрегать опорой я в этот раз не стала: добродушный сержант нравился мне все больше. Да мне вообще все местные, похоже, нравились, кроме Адриана Блака. «Ну почти», — поправила я себя, бросив задумчивый взгляд на затылок идущего впереди полицейского, ругавшего мои любимые книги. — А док опять опаздывает, — проворчал он, обращаясь к шагающему рядом вислоусому. — Док не опаздывает, док задерживается, — возразил тот. — Не дай творец, Блесс сегодня опять «нырнул», мы его тогда вообще не дождемся. — Да не должен, — вставил Завр. — Он вроде только вышел, теперь пару кварт проработает. — Вы о чем? — не выдержала я. — Да хирург из госпиталя, — смущенно пояснил сержант. — Он так-то хороший врач, но… — Поддает он, — через плечо бросил прямолинейный старший. — Доктор Трас вообще-то живых резать права не имеет, он же по трупам. Но когда Блесс «ныряет», а это обычно на декаду-полторы, больше его заменить некому. Лет пять назад наш хирург был толковым, а теперь… Люди предпочитают или к доку под нож, или уж до Фонта дотерпеть, даже когда Блесс трезвый. — Какой ужас, — совершенно искренне посочувствовала я местным жителям. — Док Трас — хороший врач, — вступился за него Завр. — Он раньше и был хирургом, говорят, вроде аж в столице, только ушел потом. Не то скандал случился, не то просто ему надоело с живыми… — Тихо! — рявкнул шериф, за спиной у которого мы остановились. Я дернулась от неожиданности и нервно поправила плащ, а мужчины осеклись. Возвышавшийся в паре метров впереди вагон вот так, вблизи, смотрелся зловеще. Он выглядел мокрым, но вода не стекала по окнам, не срывалась струйками со специальных защитных козырьков; капли росчерками застыли на стеклах, а свежие струи дождя словно огибали синие железные стены. Сквозь черные окна не проглядывали желтые занавески, да и наверху откинутой лестницы, за приоткрытой дверью, словно притаилось что-то темное, жуткое. Я искренне порадовалась, что по-прежнему цепляюсь за локоть Завра и рядом, помимо него, еще трое спокойных, уверенных в себе мужчин. Потому что одна я бы к этому вагону точно не подошла.