Смущенное покашливание. Мне всё равно. Уиллу тоже. Секунда – и дверь закрывается снова. Нас оставляют наедине. Но ненадолго. Спустя какое-то время в Дортмунд прибывает целая команда стилистов, выдворяет из кабинета жениха и быстро преображает меня в настоящую принцессу. Кода я верчусь перед зеркалом, приходя в полный восторг от увиденного, а стилисты наводят последние штрихи, в комнату входит отец. Скептически оглядывает моё красивейшее белоснежное платье и диадему в волосах. – Твоя мать не дожила до этого знаменательного события, – безэмоционально высекает он, и я не понимаю, радуется ли он по этому поводу или печалится. – Всё готово, мисс Блэкстон, – шепчет одна из девушек и отходит в сторонку, предоставляя мне возможность выслушать последнее отцовское наставление. – А если бы сразу послушала меня, обошлись бы малой кровью, – качает головой отец. – Твоя мать не одобрила бы такого поведения. – Одобрила бы, папа, – отвечаю я. – Она уже одобрила. В отличие от тебя, она и за чертой смерти поддерживала меня в трудные минуты, помогала, подсказывала мне верный путь и благословила мой дар. – Ты неблагодарная дочь, – цедит сквозь зубы отец. – Извини, я вовсе не хотела тебя обидеть. Я просто говорю правду, и не моя вина в том, что иногда она бывает горькой. Мама являлась ко мне в образе своей любимой кошки Снежинки. Она и теперь здесь, ты не видишь её? Стоит на пороге, указывает путь, призывает поторопиться. Отец глядит туда, куда я ему указываю. Видит ли он светящуюся кошечку или нет, я не знаю – он не говорит мне о том. Знаю лишь то, что среди его предков не было магов. Целительницами были бабушка и прабабушка по маминой линии. Если мама захочет, она сама ему покажется. И это происходит. Кошка вдруг вырастает, поднимается ввысь, одновременно меняя форму и превращаясь в человека. В мою маму – такой, какой я запомнила её навсегда – молодой и красивой. Но всё так же сияющей, полупрозрачной и эфемерной, как и кошка. – Джоанна, любовь моя, – потрясённо шепчет отец и устремляется к ней. – Джозеф, – говорит мама, – рада свидеться с тобой вновь. Я стою в сторонке, не желая мешать их беседе, и чувствую, как горячие слёзы катятся по щекам. Стилисты, оторопевшие от увиденного, смущенно топчутся у стола. Покинуть кабинет не могут, иначе пришлось бы испортить момент. Наконец, мама с улыбкой подзывает меня к себе, и родители по очереди благословляют меня и желают всего самого доброго. И обнимают. Мне кажется, я чувствую хрупкость и тепло маминого тела, и плачу, плачу от переполнявших меня чувств… Когда светящийся облик растворяется в ярком свете комнаты, отец вытирает слезинку.Он выглядит таким растроганным, что я вмиг прощаю ему всё, из-за чего, бывало, плакала по ночам, бунтовала, лелеяла свои не самые лучшие черты характера и рискнула сбежать из дома. – Пора. – Отец протягивает руку, и я принимаю её. Мы идём по ярко освещённой галерее. Внизу играет приятная музыка, слышится смех и гул нескольких десятков голосов. Моё сердце от волнения то заходится в нереально быстром темпе, то останавливается на середине удара. Ноги слабеют, по спине бежит озноб, а в голове шумит от прилива крови. На лестнице меня встречает Уилл в парадном мундире. Отец со словами: "Береги и холи мою дочь", – вручает мою руку жениху. Уилл благодарит и с дрожью в голосе обещает всё сделать так, чтобы оправдать его доверие. А внизу уже собрались гости – весь профессорско-преподавательский состав академии, студенты, друзья, родственники. Впереди всех мой брат Кристофер с женой Эммой, моя школьная подруга Зильда Фергюсон, сияющая Милли и обнимающий её Стивен, сбросивший несколько фунтов и разом посвежевший Дьюк в новеньком синем кителе, улыбающийся Годфри, Рита с Бобом, Рейчел с Сэнди… Я замечаю печаль в глазах Дьюка, когда он глядит в сторону Рейчел, но держится молодцом и искренне радуется за нас с Уиллом. Беджер тоже здесь, и Голдсмит, и многие другие. У колонны замечаю и Элизу, цепляющуюся за плечо кого-то из выпускников. Среди первокурсников не хватает нескольких человек из числа таких же лузеров, каковыми считали всего лишь два дня назад и нас. Нет среди моих будущих одногруппниц и Эмбер – я уже знаю, что она не прошла испытания на выбывание. Где-то в толпе мелькает расшитое драгоценными камнями одеяние священника. Гости рукоплещут, поздравляют и желают долгих лет счастья, фоном идёт музыка, но я слышу лишь биение наших с Уиллом сердец. Толпа расступается, и мы оказываемся лицом к лицу с графом и графиней Рэйвенсвортами, родителями Уилла. Граф, статный мужчина с тронутыми сединой бакенбардами, сдержанно благословляет нас, а вот графиня, с виду холодная и высокомерная леди, произнеся несколько приличествующих случаю фраз, не сдерживается и обнимает. Тепло и нежно, как моя мама, отчего в моём сердце снова что-то переворачивается, и я понимаю, что буду любить её почти так же сильно, как люблю родную мать. А может быть, и не почти... – Добро пожаловать в семью, доченька, – говорит она. Я шепчу в ответ слова благодарности, Уилл тоже, и нам позволяют пройти в центр холла, где чьи-то добрые руки соорудили арку и украсили её сияющими розовато-лиловыми цветами. Там поджидал нас священник, телосложением и чертами лица удивительно напоминающий Дьюка, и я подумала, что этот служитель церкви наверняка приходится ему отцом. Музыка стихает, в зале воцаряется молчание, и священник начинает: – В этот чудесный вечер мы собрались здесь для того, чтобы перед лицом Всемогущего и семи великих богов Зелёных Земель навек соединить судьбы двух любящих друг друга людей – Кристины и Уилларда. Голос Мердока-старшего негромкий, но удивительно сильный, певучий, волшебный, притягивающий внимание всех без исключения, и мало-помалу волнение растворяется, ему на смену приходит что-то такое щемяще необъяснимое, отчего меня разрывает от противоречивых желаний расплакаться и рассмеяться, закружиться в танце и обнять весь мир, закричать в пустоту и взлететь в небеса с самой высокой в мире скалы. – Мисс Кристина Блэкстон, вы согласны стать верной подругой и женой Уилларду Эвансу, поддерживать его во всех делах и так же принимать его поддержку? Делить с ним свет и тьму, горе и радость, богатство и бедность? Посвятить себя его счастью, вдохновлять и любить, как в этот день и отныне? Пройти весь жизненный путь до конца и соединиться в жизни вечной? – Согласна, – отвечаю я. – А вы, мистер Уиллард Эванс, согласны стать верным другом и мужем Кристине Блэкстон, защищать от всех невзгод, любить и лелеять, как в этот день и отныне? Делить с ней свет и тьму, горе и радость, богатство и бедность? Праздновать её успехи и оплакивать её потери как свои собственные? Пройти весь жизненный путь до конца и соединиться в жизни вечной? – Согласен, – отвечает Уилл. – В таком случае в знак любви и преданности друг другу прошу вас обменяться обручальными кольцами, которые издревле символизируют святость вашего союза и служат напоминанием о том, что ваши сердца всегда и отныне будут биться в унисон. К священнику подходит Стивен, облаченный, как и Уилл, в парадный мундир, и подаёт на алой бархатной подушечке два блестящих золотых кольца. Я едва справляюсь с эмоциями. Перед глазами всё плывёт, руки дрожат, а ног и вовсе не чувствую. Уилл надевает мне на палец колечко, которое по сравнению с моими вмиг похолодевшими верхними конечностями ощущается как расплавленный металл. Я проделываю то же самое, и оба кольца переливаются золотистым светом, принимая и скрепляя наши свадебные клятвы. – Отныне вы муж и жена, – объявляет Мердок-старший, – Уиллард, можете поцеловать Кристину. Пока мы приближаемся друг к другу, глаза в глаза смотрят и насмотреться не могут. Миг растягивается до бесконечности, между нами не искры сыплются, а настоящие звёзды рождаются. И как только наши губы соприкасаются, земля уходит из-под ног, а рукоплещущая толпа исчезает. Вокруг только радужный туннель мерцает. – Что происходит, Уилл? – шепчу я, отстранившись всего лишь на дюйм. – Куда мы летим? – А ты куда хочешь? Выбирай, – отвечает он и начинает перечислять самые модные курорты в Зелёных Землях: – Хантергрин? Маунтин-Лейк? Реддинг? – Но… – Академия должна тебе неделю жизни, Крис. Только мы с тобой, пока практически весь мир замрёт, а наши гости будут веселиться в Дортмунде. – Только не Хантергрин, пожалуйста, – улыбаюсь я. – И, наверное, не горы с озёрами. Пусть будет Реддинг. – Как скажешь. И мы продолжаем лететь, не расцепляя объятий и больше не прерывая поцелуя, в нашу новую жизнь – в наше новое совместное приключение, захватывающее, головокружительное и прекрасное. Эпилог - Вудфорс. Канун Новогодья, три месяца спустя - – Она такая милая, правда? – Лучше всех. Дашь подержать? Я аккуратно, клянусь! – Вот так, осторожно, поддерживай головку! – Первый раз, что ли! – Четвёртый, я посчитала! Бережно, боясь лишний раз вздохнуть, я передала спящую племянницу Уиллу. Малышка сладко спала, иногда причмокивая губками во сне. Ей всего неделя от роду, но она уже стала для всей нашей семьи центром Вселенной. Магнитом, притягивающим всех и вся. Поводом для сумасшедшей радости и гордости. Объектом безусловной любви. Это крохотное существо, совершенно не подозревая о том, помирило Криса с отцом, да и к присутствию в нашей жизни Эммы отец стал относиться более благосклонно. – Смотри, она улыбается! – умилился Уилл, вглядываясь в обрамлённое белоснежным кружевом личико малышки. – Вот это достижение! – обрадовалась я. – Она у тебя на руках никогда не плачет. Ей хорошо с тобой. – Ну ещё бы. Она же моя самая любимая племянница. И единственная. Моя принцесса! – Он не сводил с неё взгляда и слегка покачивал на руках. – Под ёлкой тебя ждут подарки от дядюшки Уилла. Самые лучшие игрушки и платьица! Самые интересные книжки с самыми яркими картинками! Я подарю тебе всё, что захочешь, лишь бы ты всегда улыбалась так, как сейчас! А в каком возрасте девочкам дарят пони? Я закусила губу, едва сдерживаясь, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Впрочем, сдержаться не получилось. Уилл поднял на меня взгляд как раз в тот момент, когда губы мои растянулись чуть ли не до ушей. – Что? – попытался нахмуриться он. – Не видела легионера с ребёнком на руках? Мы умеем не только драться, но и быть нежными и ласковыми. – Я знаю, что умеете. Но, если честно, легионера с ребёнком вижу не часто. – Так привыкай. Я собираюсь частенько нянчить своих племянников. – Ты уже мечтаешь о будущих племянниках? – И не только о племянниках. Я, знаешь ли, и своих детей тоже хочу. Я всегда понимала, что помолвка и грядущая свадьба предполагают рождение детей и прочие связанные с этим удовольствия, но сейчас, пожалуй, впервые задумалась о детях всерьёз. И подобная перспектива мне очень даже понравилась. – Ты же тоже хочешь детей, Крис? – осторожно спросил Уилл. – В будущем? Когда закончишь учёбу, а я покрою себя славой в какой-нибудь битве с хаоситами? – Ты уже покрыл себя славой, дорогой, – мой голос предательски дрогнул, стоило мне вспомнить тот ужасный день, когда я думала, что потеряю своего командира навсегда. – Значит, дело за мной. Кстати, профессор Дюраншан говорит, что я могу сдать экзамены экстерном и после новогодних праздников перейти сразу на второй курс. – Звучит здорово! – просиял Уилл. Как бы ни было мне жаль покидать своих подруг-одногруппниц, с которыми успела крепко сдружиться, я понимала, что не прощаюсь с ними навсегда, и что в жизни, которую мы избрали, нас ждут не только радости. Я не удержалась и слегка прижалась к Уиллу, чтобы не потревожить сон малышки. Накрыла его руки своими, словно защищая маленького человечка, положила голову на мужественное плечо, а Уилл нежно поцеловал меня в лоб. За окном мягко кружились снежинки. В камине потрескивали поленья, наполняя комнату теплом и уютом, на пушистой ёлке перемигивались разноцветные огоньки. А Пушок, который только-только осваивал воздушное пространство, с удивлением рассматривал своё слегка искажённое отражение в новогоднем шаре. Его розовые крылышки споро молотили воздух, но поднять отяжелевшее на Дьюковой диете тельце было несколько проблематично.