— А на чём им добираться? — вступил Почтарь, выруливая между двух остроконечных скал. — Для «шаттлов» тут погода нелётная, а супертяжа у них больше нет! — Называется «Ни себе, ни людям!»… — Ага! «Так не достанься же ты никому!» — и огонь на поражение! — Товарищи, товарищи… — слабо воспротивился Ксанфомалити. — Это только версия… — Все в порядке? — наушники донесли начальственный глас. — Обстрел прекратился, Алексей Архипыч! — доложил, кривя лицо, Почтарь. — К-хм… Над вами пролетал американский спутник «Сентинел-1». Официально — разведывательный. А что у него на борту, кроме фотокамер, неясно… — Алексей Архипыч, — сдержанно заговорил Павел. — Позвольте мне на «элкашке»! Я бы к этому «Сентинелу» подлетел… с «визитом вежливости»! — Ага, чтобы тебя сбили? — Так я бы на обратной стороне, там у них связь со спутником прерывается! — Нет уж, Паша. Давай, не будем. Завтра прилетит «Заря», обговорим все с Кубасовым. — А если они базу обстреляют? — сдержанно выговорил Павел. — Не обстреляют! — резко сказал Дворский, и постучал по раме, в которую вонзился метеорит. — Обычный «небесный камушек» летит со скоростью пятьдесят, а то и сто километров в секунду, а этот… Два-три километра, от силы. Смотрите! Остальные тоже в полу застряли! Это пули, понимаете? А база прикрыта метровым слоем реголита — не пробьют! — Вот что, селенологи… — заворчал Леонов в эфире. — Осторожненько выковыряйте эти… улики. О, вас уже видно на горизонте! Давайте, поживей… — Мчимся изо всех сил! — бодро откликнулся Бур Бурыч. Почтарь усмехнулся, но кривой изгиб его губ тут же смягчился. Он представил Анечку, как она нервно сплетает и расплетает пальцы, со страхом поглядывая на монитор: до чего же медленно, невыносимо медленно приближается «поезд»! «Ничего, Анютка! — подумал Павел, чуя, как теплеет на душе. — Всё будет хорошо, и даже лучше! Правильно Мишка говаривал…» Тот же день, позже Щелково-40, проспект Козырева Разумеется, зайти в кабинет директора — в мой кабинет! — я бы смог и в понедельник, но ведь он, как известно, начинается в субботу… Одно плохо — длинноногая секретарша не украшала приемную… Шучу. И без того хватает пикантных подробностей в моей далеко не святой жизни. На всем этаже стояла тишина, а редкие голоса, если и доносились, то снизу, из лабораторий. Я с утра приметил Киврина и Томилину. Ну, Аллочка наверняка не даст Володьке спокойно поработать — станет смущать да испытывать на стойкость дух женатого человека. Может, ее на Алехина напустить? Юный практикант точно не устоит… Я прошел в кабинет — в свой кабинет, прошу заметить, — и первым делом открыл окно. Пускай выветрится стариковский запах, а то посетительницы подумают еще, что от меня… Меня передернуло — чего это ты такой игривый с утра? А, пан директор? Прикрыв дверь, я принюхался — сквознячок донес морозный запах выпавшего снега. Приблизился к окну, глянул вдоль проспекта — да нет, асфальт по-прежнему черен, лишь в воздухе вьются редкие снежинки. А вот тучи набухли конкретные, может и повалить. То-то радости будет моим лыжницам! Рита уже и с горки съезжает весьма лихо, правда, крутых спусков избегает. Юлька и вовсе в начинающих, но энтузиазма у малышки на троих. «А себя-то ты чего минусуешь, товарищ директор? — пригвоздил я ленивую натуру. — Нет уж, дружочек! Выпадет снег — и путь твой ляжет в Комаровку! Не то раздобреешь, сидючи, а кубики пресса трансформируются в складки…» Зазвонил телефон — солидный винтажный аппарат из потертого бакелита. — Алё? — Привет… — робко выдохнула трубка. — Привет, Наташка! — обрадовался я. — Как жизнь? — Да ничего так, — чувствовалось, что на том конце провода заулыбались. — Рита меня отругала, сказала, чтоб звонила чаще, и ей, и тебе! — Вот-вот, — притворно вздохнул я. — Пока не обматеришь некоторых, фиг дождешься звонка! Трубка переливчато засмеялась. — Да нет, Рита не бранилась! Она меня вежливо пошпыняла… Миш… Я чувствую — у нас… м-м… у меня будет девочка… — Если ты хотела меня обидеть, то попытка не засчитана, — усмехнулся я. — Да нет, ты что? — перепугалась Наташа. — Я даже не думала, я… — Тогда не поправляй себя больше! Ребенок не только твой. Ясненько? Так и говори: у нас с тобой! — Ясненько… У нас с тобой будет девочка! — Во-от! Ну, УЗИ еще не сказала своего веского слова… М-м? Даже ведьмочки, бывает, ошибаются! Тихий смех был мне ответом. — Миш… Скажи, а Рита… Она точно не держит на меня зла? Ну, не зла, конечно… Не знаю… Ревнивой обиды, быть может? — Наташ, — мягко вымолвил я, — Рита не просто умница, она мудрее и тебя, и меня. Разве я со зла когда-то уступил Инне? Ну, так вышло! — Ой, Васёнок такой милый! — Во-от! И мы с тобой… — Миш, — решительно перебила меня трубка, — я одна виновата! — Опять обижаешь? — вздохнулось мне. — Наташ, я очень рад, что у нас с тобой… получилось. — А я… А я очень и очень счастлива! Ивернева смолкла, задышав в микрофон, и выдохнула: — Пока! — Пока. Звони! — Ага! С улыбкой слушая короткие гудки, я положил трубку, и развалился в кресле. Хмыкнув, вспомнил деда Семена. У старого было четверо или пятеро «полюбовниц», как их звала баба Клава. И, что самое интересное, все его женщины хорошо ладили между собой, дружили даже! Хотя, ну его, этакий размах… Телефон затрезвонил снова. Я поднял бакелитовую, еще не остывшую трубку. — Алё? — Привет, товарищ директор! — жизнерадостный голос Инны поневоле заряжал оптимизмом. — Так я и думала, что ты выйдешь на работу! Ну, как впечатления? — Сижу, и дую щеки от важности, — фыркнул я. — Ты хоть в костюмчике? — И при галстуке. Рита полчаса подыскивала, чтобы в масть! — А как же! Не человек красит пиджак, а пиджак — человека! Слушай, — Дворская заговорила тоном ниже, — Васёнок реально влюбился в Марину Сильву! Представляешь? И… я не знаю теперь. Он просит, чтобы мы пригласили ее к нам на Новый год! Как ты мыслишь? — А ты позови малышку вместе с ее папой. Можешь намекнуть в письме, что у него появится необыкновенная возможность лично встретиться с «Литой Сегаль»! Причем, она же — донна Фальер… — Точно! — загорелась Инна. — Прямо сейчас и напишу! Ну, пока, пока… — трубка донесла звук поцелуя и утихающий смех. Я покрутился в кресле, думая… Нет, не об Инне. И даже Наташу мои мысли не задевали… Трель телефонного звонка прозвучала и к месту, и ко времени. — Алё? — сказал я, улыбаясь, и надеясь, что не ошибся. — Мишечка, приве-ет! — Ритин голос мигом поднял либидо. — Буон джорно, донна Фальер! — пылко поздоровался я. — Буон помериджо, беллиссима! — О, Микеллино, чао! — томно выдохнула трубка, и передала ласковый смех. — А между прочим, дочь ваша, Джульетта, умотала к бабе Лиде с ночевкой… И я тут подумала: а не угостить ли мне благородного дона, особым кофейком… капнув шесть молодильных капель?