Я щедро наложил, и мы умолотили горячее в две вилки. — Сейчас лопну… — томно вымолвила Гарина. — Ты что? — притворно встревожился я. — А чай? В наших организмах отыскалось немного места для кусочка шарлотки. Схомячили с чувством, с расстановкой. — Если меня так кормить, — изящная девушка отдувалась, как дебелая купчиха, — мои «вайтлс» быстренько придут к общему знаменателю — 90 — 90 — 90! О-о-о… О! — воскликнула она. — Я тебе там бельишко купила. Примерь. — За-автра… — зевнул я. — Спать хочу. Вторая ночь как попало… — Тогда топай в душ, а я тут приберу! Примерно представляя себе окончание вечера, я забрел в ванную. В прошлой «инкарнации» моя лень пересиливала тягу к чистоте, но в этой мне удалось приучить себя жить по заветам Мойдодыра. Стыд и позор, если твоя девушка вдруг принюхается — и ощутит вонь! Утершись до скрипа, я выглянул из ванной — Инна звякала тарелками — и проскользнул в спальню. «Без ничего». Никаких намеков, всегда так сплю. Имею же я право хотя бы ночью не чувствовать на себе галантерейных изделий с этими их удавливающими резинками! Нырнул под одеяло — и блаженно выдохнул. Хорошо! Я слушал на релаксе, как Инна уложила в посудницу последнюю тарелку, как зашипел душ… Окружающий мир плавно закачался в наплыве дремы… Я вздрогнул, всплывая в явь. Инна как раз сбросила тапки и скинула халатик — приятный озноб засквозил по всем моим чакрам. Качнув грудями, девушка юркнула под одеяло, и приподняла голову, ожидая, пока моя правая рука обнимет, а левая начнет нетерпеливо елозить по гладкому, горячему, шелковистому… Не дождалась. Нет, я притиснул «бывшую» за плечи, за попу — девочек обижать нельзя… — Ух, ты… — растерянно вытолкнула Инна. — Ты не хочешь меня? — Хочу, — смутно выразился я, — но не буду. — Почему-у? — Не скажу. «Тысяча раз, тысяча два, тысяча три…» — повелся счет. Гарина хихикнула, завозилась — и рывком оседлала меня. — Я что-то чувствую! — игриво зашептала она «по мотивам» Пушкина. — «Как раз весь мир угомонился… всё доброе ложится… а всё недоброе встает!» Ой… Мне хватило десяти секунд, чтобы укротить основной инстинкт. Инна изящно склонилась, вдавливая в мою грудь свои приятные выпуклости. — Кто ты? — выдохнула она. Я даже похолодел чуток. — То есть? — промямлил я, вороша ответы. — Ты не мой бывший, — в голосе Инны не прозвучало даже тени холодности или осуждения. — Я — Миша Гарин. Нечаянная подруга выпрямилась, и мои руки легли ей на груди. Но это были не ласки — я получал простейшее тактильное удовольствие, осязая великолепные округлые перепады атласной тугости. Девушка подалась ко мне, крепче вжимаясь в мои ладони, и прошептала: — Я никогда не приставала к Мише, ни разу! Всё сам, всё сам… А вот к тебе полезла! — она склонила голову, блестя глазами. — Да еще чтобы мой Миша не отпустил себя? Он был слишком слаб, чтобы сдержать желание! А от тебя исходит сила и… Опасность? Да, и угроза! — Инна коротко рассмеялась. — Только не мне! Правда? — Правда, — вздохнул я. «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу», — мелькнула тень давних страниц. Девушка заерзала, и мои руки прогулялись по ее упругим бокам вниз, замерев на бедрах. — Я тебя первая заметила, — сказала Гарина с легкой улыбкой, — и вроде бы узнала, но… Что-то сбивало меня. Твоя походка… Она другая. Миша просто шагал из пункта А в пункт Б, а ты ходишь пружинисто и мягко, как огромный кот. Ну, естественно, меня заинтриговала эта… это… даже не знаю, как сказать… непохожее сходство! А потом, в машине уже, я увидела твои глаза… Понимаешь… Мишкины… зенки отличались от моих только цветом! А твои… Нет, я не смогу их описать! Да и зачем? — пожала она плечами. — В общем, я поняла, что ты — не «бывший», и любопытство просто зашкалило! — озорничая, девушка пошлепала ладошами по моему животу. — Помнишь, когда мы входили, я сказала: «Вот мы и дома!» А ведь это не наша квартира… Тут моя подруга прописана, она сейчас в Америке… Или в Англии… В общем, где-то там. А сюда я сбегаю от поклонниц. Замучали уже! Толпой дежурят в подъезде — никакой приватности. И готовить Мишка не умеет… Даже пельмени из холодильника сварить не способен! То они ко дну кастрюли прилипнут, то разварятся… — Так я раскрыт? — улыбка мне далась без труда. — Ты — двойник Миши из «Альфы»! — выпалила Инна. — Я угадала? Ну, скажи-и… — Слезь с меня, — проворчал я. — Давай, просто полежим рядом. — Давай! — покладисто сказала девушка. — Только обними… Я ласково прижал к себе это красивое, порывистое, легкомысленное создание, и Гарина прерывисто зашептала, опаляя ухо: — Тебя и вправду ищут! Я хотела заехать домой, а во дворе опять… эти. И «Волги» с антеннами, и «наружка»… Они думали, я не замечу! Ха! Там эти дуры-поклонницы, целый отряд — и две серьезные дамочки. Сто процентов — комитетчицы! Последний раз такое было… да вот, когда ты бежал со своей Ленкой… То есть… Тьфу! Когда тот Мишка бежал! — болтала она. — Но ты не бойся, я всё продумала. Завтра мы поедем к одной моей знакомой на дачу, там тебя точно не найдут! — А ты? — мои губы изогнулись в мягкой улыбке. — И я! Думаешь, брошу? Ага, щаз-з! Чтобы Лизка тебя соблазнила? Да ни за что! Минуту или две мы молчали, тискаясь друг к другу, а потом Инна спросила тихонько: — А как зовут… твою? — Рита, — шепнул я. — Спи! — Сплю! Темнота за окнами и тишина убаюкивали. Я медленно погружался в затейливую путаницу снов… Вторник, 2 мая. Утро «Бета» Одесса, улица Суворова Ранним-ранним утром «Бриз» пришвартовался в Одесском порту. Досмотр длился недолго — здешние мытари были весьма любезны, куда не надо, не заглядывали, и уже полчаса спустя таможня дала «добро». Пограничники, санитарные врачи, портовые инспекторы — все наперечет оказались милыми и вежливыми людьми. Инфильтрация, по плану «Б», должна была состояться завтра к вечеру, после отплытия, а сегодня «иностранному» экипажу самое время себя показать, да на людей поглядеть. Гирин, при полном параде, заглянул к Ромуальдычу — и сам себе показался туземцем. Что его джинсовый костюмчик? Вот Вайткус выглядел стопроцентным европейцем. В штанах «карго», в умопомрачительной замшевой куртке с бахромой по швам, в черных очках «авиатор» и с трубкой в зубах, вид он имел совершенно нездешний. — Nun, gehen wir spazieren, Olaf?[18]- небрежно отпустил боцман. — Ja, — понимая с пятого на десятое, старательно выговорил Иван, — la oss se oss rundt i det minste[19]. Ромуальдыч весело оскалился, и уверенной походкой бывалого вышел на палубу. Сзади подкрался Рустам. — Куда это вы намылились? — ухмыльнулся он, ладонью водя по наголо выбритой голове. — Рекогносцировка, — проворчал Вайткус, неодобрительно глядя на Рахимова. — Ну, мы хоть и не советские моряки, — залихватски подмигнул спецназовец, — но лучше сходить втроем! Я щас. Рустаму хватило минуты, зато он весьма артистично обратился в турка. — Ne duruyoruz? Kimi bekliyoruz? — бодро поинтересовался он. — Hadi gidelim[20]! Из всего сказанного Гирин понял лишь приглашающий жест Рахимова, и затопал следом. Немецкий, норвежский и турецкий паспорта сработали, как пропуска-«вездеходы». Пять минут — и трое товарищей уже совершали моцион по улице Суворова. — Одесса-мама, — сощурился черноглазый, усатый Рустам, быстро обшаривая глазами шумливую аллею напротив. — Ну, шо вам на это сказать… — начал было Гирин, но его грубо оборвал истошный вой сирены. На рейде, плюхая по мелкой волне, гнал черно-белый пограничный катер. Воя и квакая, он лихо завернул и подвалил к «Бризу». На узкую палубу кораблика высыпали бойцы в касках и с автоматами наперевес. Крохотная орудийная башенка на носу грозно развернулась к сухогрузу. Неразборчиво, но явно угрожающе зарявкал мегафон.