В гулких, прохладных коридорах толклись будущие геологи, горняки, металлурги — поисковики и юзеры недр. Шум и гам ходили волнами, словно ведя сейсморазведку вуза. Слышались возгласы: — Вадька-а! Ты Лену видел? — Завадскую? — Да какую Завадскую! Кузьмину! — А-а! «Кузя» у маркшейдеров… —…А он ей: «Может, хватит уже?», а она ему: «Не нравлюсь? Уматывай!» —…Лепо баешь, Григорий! —…А трюльничек не займешь, а? Ну, хоть рублик… — Хотите анекдот? — Трави. — Сидит алкаш перед зеркалом. Налил рюмку и чокается с отражением: «Ну, с пяти-дисс-летием!» Выпил, плеснул еще. «Ну, с семи-дисс-пяти-летием!». Налил третью… А, Толян, привет!…Налил третью, задумался — до ста лет точно не доживу — и строго так: «Не чокаясь! Ну, земля мне пухом!» — Гы-гы-гы! — Молодые люди, — замешкался генерал, — а не подскажете, где мне найти товарища Кудряшова? Бориса Борисовича? Парочка студиозусов, споривших о том, вылетит ли Дасаев из состава сборной перед «мундиалем», мигом оживились и заулыбались. — Бур Бурыча? — прогудели они дуэтом. — А пойдемте, мы вас проводим! Кудряшов отыскался в своем кабинете. Правда, Береговой не сразу его узнал — Георгию Тимофеевичу показывали фото, на котором нынешний проректор и завкафедрой позировал в оранжевой «каэшке», мохнатой шапке, в унтах, да на фоне пингвинов Адели. А тут он в костюмчике, при галстучке… Стоит, наклонившись над своим проректорским столом, упираясь в него обеими руками, и мурлычет под нос: — Познанья жадный, он следил кочующие караваны в пространстве брошенных светил… По-всякому выворачивая седую голову, Кудряшов глубокомысленно разглядывал сложный чертеж, смахивающий на абстрактную картину. — Борис Борисович? — осведомился гость, не вполне уверенный, что зашел, куда надо. — Да-а, — протянул хозяин кабинета, выпрямляясь и слегка морща лоб. — Погодите, погодите… — заинтересовался он. — Товарищ Береговой? — Он самый, — поклонился генерал-лейтенант. — Я тут, так сказать, от имени и по поручению… Меня, правда, предупреждали, что вы, скорей всего, остались на зимовку в Антарктиде… — О-о! — воскликнул проректор. — Зимовка — это слишком долгий экстрим, а мне работать надо! На «Восток» я осенью подамся, в антарктическую весну. — Это связано с подледным озером? — ввернул Береговой. — Напрямую! — энергично кивнул Кудряшов. — Испытаю свою новую буровую, хе-хе… Гибрид электроплитки с пылесосом, но работает же! Знаете, бурить скважины — это все равно что брать пробы тканей в медицине. Да-да! Геофизики, со своими сейсмическими и геомагнитными методами, сродни терапевтам — они оценивают вероятность. А бурильщик, как гистолог, достает керн — и ставит окончательный диагноз! Ах, вы только представьте, каково это — вскрыть громадное озеро, закупоренное миллионы лет назад… Разве не интересно? — Весьма, — согласился Береговой, переминаясь. — Ох, — спохватился «Бур Бурыч», — что же это я! Присаживайтесь! И позвольте спросить: что к нам привело космическое ведомство? Луну хотите просверлить огромным буравом? Хе-хе… — Именно, — дернул ртом генерал-лейтенант, утопая в мякоти кресла. — Планируем уже в начале этого лета доставить на лунную базу всё необходимое оборудование, и пробурить глубокую скважину в Море Дождей… — с удовольствием глядя, как на лице его визави меняются выражения — от недоверия к азарту и даже легкой зависти, он не спеша изложил суть. — Очень там район любопытный… Я, конечно, не специалист, передаю то, чего наслушался. Само лунное море образовалось, когда в те места втесалась громадная протопланета, километров двести или триста в поперечнике. Она, как апельсин на дольки, раскололась, погрузилась в мантию, а сверху ее залило лавой… Впрочем, все эти академичные воззрения сейчас тасуются и перетасовываются! Хм… Пожалуй, я вам парочку секретных сведений выдам. Там, на Луне, такой «экшн» развернулся… Голливуду и не снилось! Но к делу. Наша разведка выяснила, что американский лунник «Сервейор-3», севший в Океане Бурь еще в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, обнаружил странный, сильно фонивший образец грунта — полагаем, мелкий обломок того самого планетоида, что породил Море Дождей. Астронавты с «Аполлона-12» специально высадились рядом с «Сервейором» три года спустя, и доставили обломок на Землю, упаковав его в свинцовый контейнер. Анализ показал в образце высокое содержание изотопа плутония-244, что явно указывает — под коркой Моря Дождей скрыты тысячи тонн трансуранидов! — Не верю! — резко мотнул головой Кудряшов. — А вот американцы поверили, — усмехнулся Береговой. — И даже занялись секретным проектом «Зеро», желая первыми добыть трансурановые сокровища на Луне. «Аполлон-15» прилунился недалеко от того места, где позже появилась база «Звезда» — по иронии судьбы, мы выстроили ее именно там, где толща лавовых отложений как раз тощая — меньше пятисот метров. Первые же пробы показали не следы даже, а ощутимые весовые количества и плутония-244, и калифорния-251, и… Много чего. О, вы бы видели, какая яростная перепалка началась между светилами селенологии, астрофизики и прочая, и прочая, и прочая! Все сходятся на том, что планетоид однозначно не из Солнечной системы, а галактического происхождения, зато потом… Раскол на два непримиримых фронта! Одни стоят за то, что обнаруженный плутоний — промежуточное звено в цепочке распадов сверхтяжелого элемента с «острова стабильности», возникшего при взрыве сверхновой — и занесенного на Луну той самой протопланетой, а другие утверждают, что вспышка суперновы не дала бы образоваться трансуранидам, а уж тем более, трансактиноидам или суперактиноидам. И они предположили генезис таинственного элемента Х при слиянии нейтронных звезд… Нахохлившийся проректор рывком приблизился к книжному шкафу, полистал краткий химический справочник Рабиновича и Хавкина, нашёл статью про плутоний, фыркнул: «Что за ехидная сила!», а затем схватил телефонную трубку, быстро набирая короткий местный номер: — Алё, Александр Ефремыч? День добрый! Борис беспокоит. Узнал? Будь другом, глянь в справочнике радиоизотопов период полураспада плутония-244! — дожидаясь ответа, он нетерпеливо постукивал носком ботинка по истертому ковру. — Да-да! Сколько? Отлично… Спасибо большое! Нет, не для буровой. Пока! Повесив трубку, Бур Бурыч медленно проговорил: — А я бы рассмотрел возможность того, что планетоидов было два — один ударил пару миллиардов лет назад, а другой… в мезозое, в середине или в начале мелового периода, самое давнее — сто миллионов лет назад… И упал он в тот же кратер! — Очень даже неплохая версия, — одобрительно кивнул Береговой, щурясь. — Насколько я помню астрономию, в те времена Солнце как раз прорезало экваториальную плоскость Галактики… Приблизилось к сгущенным звездным системам центральных областей, а там планетоидов, как снега зимой! Кудряшов вскочил и нервно заходил по кабинету. — Буровые работы в Море Дождей начнутся летом, — спокойно заговорил Георгий Тимофеевич, следя за его метаниями. — Меня уполномочили официально предложить вам возглавить и вести их. Бур Бурыч резко затормозил, и повернул к искусителю бледное лицо. — Где? — вытолкнул он. — На Луне, — по-прежнему спокойно ответил генерал-лейтенант. — Ох… — поник Кудряшов. — Вы хоть знаете, сколько мне лет? — Возраст не помеха! — небрежно отмахнулся Георгий Тимофеевич. — Я полетел в космос в сорок четыре. Так, когда это было! А сейчас медики резко убавили строгость. Или, по-вашему, на станции «Восток», где нечем дышать, зато морозы под девяносто, не требуется лошадиное здоровье? Борис Борисович забегал еще пуще, и снова замер, сварливо воскликнув: — Только учтите, я без Федора ни на какую Луну не полечу! — А… кто такой Федор? — Мой напарник и соавтор всех без исключения работ по Антарктиде! Береговой хладнокровно вынул записную книжку, и зажал в пальцах ручку «БИК». — Фамилия? — Чья? — Вашего напарника и соавтора. — Дворский, — выдохнул проректор. — Федор Дмитриевич. Генерал-лейтенант поднялся, и пожал руку Кудряшову. — Жду вас обоих второго мая в Центре подготовки космонавтов. Ровно в полдень. И прошу не опаздывать. Суббота, 29 апреля. Вечер «Бета» Ленинград, улица Маяковского За мой честный труд по наладке и починке компов мне отвалили ровно сто восемьдесят рэ, в чем я и расписался в графе «Получил». Размашисто, с завитушками — «Томин». Хватит на первое время… Наш белый пароход уже подходил к причалу, радостно гудя. На пристани качалась, волновалась толпа встречающих, а палуба была полна прибывающими. Радостная взвинченность владела и экипажем, и полярниками — огромные заросшие мужики орали, махали руками, и даже подпрыгивали от детского нетерпения. Один лишь я был чужим на здешнем празднике жизни… «Профессор Визе» мягко подвалил к причальной стенке, по-медвежьи зажимая плетеные кранцы, и вот он — трап! Загудел настил под суетливыми шагами… Я влился в коллектив, и со всеми вместе встретил бдительных таможенников и погранцов, стоявших на страже рубежей Родины. Гулял у меня по спине холодок — обратит ли кто внимание на приписку к другому судну? Или на весьма отдаленное сходство Михаила Гарина с Александром Томиным? Я даже бриться перестал, лишь бы соответствовать фото в паспорте, однако замороченная таможня дала «добро». Не отягощенный багажом, я вышел в город, и добрался до станции «Василеостровская». Ленинград знаком мне довольно поверхностно, поэтому я спустился в метро, доехав до «Гостиного двора». Решил, что Невский проспект расскажет — и покажет — мне больше, чем нумерованные линии. По виду всё было узнаваемым — люди, дома, даже мода. Но вот, если приглядеться… «Бета-Ленинград» готовился к Первомаю, и повсюду трепетали красные знамена… со светло-синей полосой у древка. Флаг РСФСР! Ну, это меня не слишком поразило. Еще Ленка Браилова рассказывала, что здешний Хрущев, хоть и ярый антисталинист, однако, по сути, воплотил в жизнь сталинский план автономизации. Заявил с высокой трибуны о «едином советском народе»? Молодец, «кукурузник»! Стало быть, и СССР должен быть «единым, великим и неделимым»…