Глава 12 Среда, 26 апреля. День «Альфа» Эквадор, южнее Гуаякиля Банановое дерево оказалось травянистым, больше всего похожим на лук-порей, только в два человеческих роста. Ряд за рядом тянулась бесконечная плантация — ровным, широким разливом зелени до самых гор, синевших вдали. «Zona bananera». Рита впервые в жизни пробовала спелый банан! Вкусноте-ень… Плоды, что лежат в советских магазинах, срезают прямо здесь, недели за две до спелости. А когда их развозят по сети «Универсам» или «Гастроном», начинается любопытное действо — бананы обрабатывают «газом созревания». Оказывается, налившийся соком фрукт выделяет этилен, и как бы будит зеленых братьев по грозди: «А ну, быстро спеем!» — Урожай собирают два раза в неделю, — делился информацией Харатьян. — У бабушки на даче картошка вырастает за три месяца, а банан зреет больше года! Представляешь? Даст гроздь в двадцать кило — его срубают, а побеги уже в рост пошли… — Всё-то ты знаешь, — улыбнулась Гарина. Дима вспыхнул румянцем, зарделся, как мальчик. — Да это Санчес всё, он тут с малых лет… Будет батрака дона Альварадо играть. Вон, вкалывает… Девушка оглядела плантацию. По дорожкам-«магистралям» торопливо шагали местные работяги — таскали увесистые грозди, накрывали пакетами распустившиеся цветы, пряча завязь от букашек-таракашек, выпалывали сорняки… — Рита… — стихший голос Харатьяна дрогнул. — Мы с тобой… друзья? — Да, Дима, — мягко ответила Гарина, не дозволяя вырваться понимающему вздоху. — Скажи… — Дмитрий замялся. — А на что-то большее я могу рассчитывать? Ну, пусть не сейчас, пускай потом, — заторопился он. — Вообще, когда-нибудь? — Нет, Димочка, прости. Харатьян сник, грустя об утраченных надеждах, но вера все еще жила в нем, хотя и еле теплилась. — Это ты меня прости, — забубнил он, отворачиваясь. — Не надо было спрашивать, но ты же понимаешь… Пока не задашь этот вопрос, не успокоишься. Да и потом покоя не дождешься… Но хоть мучать не будет собственная… собственное недеяние! Рита грустно улыбнулась. Все мужчины обычно робеют, вопрошая девушек. Наверное, страшатся услыхать отказ. — Дим, а тебе Наташа нравится? — Нравится, — невесело ответил актер. — Но ты мне нравишься больше… А-а! Балбес… — покривился он. — Причем тут, вообще, мера? Просто… Наверное… Я все-таки люблю тебя. Рита вздохнула, а Дима сильно огорчился. — Вот же ж… Извини, Рит! Тебе и так нелегко, а тут я еще, со своей любовью! Гарина медленно покачала головой. — Знаешь, Дим, не так уж у меня всё и страшно, — девичье лицо словно осветилось изнутри. — Тяжело терять, а меня — всего-то! — мучит ожидание. Ничего, дождусь. Но… признание всегда приятно. Помнишь, у Лопе де Веги? «Любовью оскорбить нельзя, кто б ни был тот, кто грезит счастьем; нас оскорбляют безучастьем…» — она тихонько засмеялась. — Понял? — Понял! — разулыбался Харатьян. Зависла неловкая пауза, но длилась она недолго. — Внимание! — протяжно выкрикнула помреж. — Тишина на площадке! — Приготовиться! — подхватил Гайдай. — Свет! Мотор! — Есть мотор! — браво откликнулась Евгения Ивановна[16], включая магнитофоны. Помреж, вытягивая «хлопушку», отбарабанила: — Сцена двенадцатая «Плантатор», кадр два, дубль три! — Камера! — Есть, — вытолкнул Игорь Анатольевич[17], плавно наводя стрекочущую «Панафлекс». Нумератор щелкнул перед объективом, как кастаньеты. — Начали! Съемка пошла! * * * Гайдай превзошел себя — перестрелку на «опушке» банановой плантации разыграли просто блестяще. «Кольты» с «ТТ» и «Вальтерами» палят, кони ржут, люди кричат, убивают — и гибнут… Но даже в этой дьявольской экспрессии нашлось место смешному и нелепому, в духе совершенных пародий на вестерны. Коварный Мигель Альварадо решил силой захватить Литу Сегаль — поскакал впереди своих полуохранников-полубандитов на лихом коне, однако его дерзкий план разбился о непредсказуемые реакции простодушного, наивного Владлена Тимошкина… В Москве Рита навещала конюшни на выходных — добрые «арабы», будучи страшными лакомками, издали приветствовали ее радостным «и-го-го!» А Гарину скакуны здорово успокаивали — неторопливая выездка отводила тревоги. Она и Мишу затащила однажды, а тот оказался истинным кабальеро… …Устав отбиваться да отстреливаться, девушка сдала оружие помрежу, которая, при всех своих талантах, исполняла заодно роль реквизитора, и неторопливо зашагала к «актерке» — облупленному автобусу-кемперу, где исполнители с исполнительницами переодевались или перекусывали. Примета кочевого быта… — Рита! Гарина вздрогнула даже, услыхав голос Боярского. Девушке в этот момент показалось, что ее окликнул «настоящий» Альварадо, не злой, в общем-то, персонаж, но эгоист конченный. А себялюбие, помноженное на ревность, делало его опасным. В том числе, и для самого себя. — Риточка… — актер приблизился с быстротой, не оставлявшей маневра. Он с ходу обнял Гарину за плечи, но притиснуть не смог — девушка выставила локоть, и мягко освободилась. Мишина школа! Уроки на татами, забытые в уме, запомнились телу. Боярский малость растерялся, ослабил напор, но девушка не стала добивать противника. Не руками или ногами — стоило назвать того по отчеству, намекая на возраст, и готово. Можно, как в школе, играя в «морской бой», шептать: «Убит!» — Михаил, не стоит, — сказала Рита прохладно. — Рита… — в голос актера пробралась обволакивающая хрипотца. — Понимаю, я не лучшая пара молодой женщине, просто… никогда не встречал такую, как ты! И красота… И милота… И ум! Я… Я теряю равновесие, как тот здоровяк, которого ты сбила с катушек приемом дзю-до! — Кун-фу, — чинно улыбнулась девушка. Боярский замотал головой, словно в немом восхищении, и заговорил — сбивчиво, горячо, красиво: — Рита, я прошу только об одном-единственном свидании, одном-единственном часе блаженства! Я готов исполнить любой твой каприз, любое земное желание, которое только по силам смертному! Да, я уже не мальчик, оттого и избегаю сладкой лжи… Я… умоляю тебя о встрече, пускай короткой, но кто же знает, сколько длится счастье? — В среднем — одиннадцать минут, — невинно уточнила девушка. — Прости, но… нет. — Но почему? — вскричал герой-любовник в запале. — Я люблю другого Мишу. Пятница, 28 апреля. День «Альфа» Ленинград, 21-я линия Васильевского острова Генерал-лейтенант Береговой оглядел колоннаду Горного института, и отправился искать проректора по научной работе.