— Частично, — ответил Эдуард. — Не переживай, нас на месте встретят, обеспечат связью. Не переживай, да? Ну-ну… Я протянул руку Альберту Павловичу, тот вопросительно выгнул бровь, и не подумав при этом ответить на рукопожатие. — Вместе едем, — сообщил он мне с таким видом, будто это подразумевалось само собой. — А как же… Я указал себе за спину, намекая на высказанное господином Баюном желание обсудить какие-то вопросы, и куратор понял меня верно, беспечно пожал плечами. — Не в моих принципах упускать такого рода возможности, но надо уметь расставлять приоритеты. Приоритеты? О, да! Приготовленные для выезда машины оказались самыми обычными легковушками с ничуть не менее обычными регистрационными номерами. Неброские, серые, обе —четырехдверные. В первой нас дожидался водитель, во второй компанию шофёру составили два вооружённых до зубов типа в штатском и совсем молодой ещё парнишка-оператор, который даже не потрудился скрыть набранный потенциал. Да и не смог бы, пожалуй, — явно эталонный шестой виток и залит сверхсилой под завязку. Вундеркинд, не иначе. И вроде бы видел его как-то в институте, а вот при каких обстоятельствах — уже не скажу. На военной кафедре? Должно быть, там. — Оружие? — утонил у нашего спутника Альберт Павлович. Эдуард поднял крышку багажника, взял ППС и подсумок с магазинами себе, предложил вооружаться нам. Мы отказываться не стали, пусть я и предпочёл бы этим трещоткам автомат под винтовочный нихонский патрон. — Поехали! — скомандовал риковец, когда мы забрались в салон, причём мне в очередной раз пришлось садиться на переднее сидение. Машины выкатились за ворота и на площадь выворачивать не стали, повернули в другую сторону, начали набирать скорость. — Мы контролируем Фонарный мост, — сообщил мне Эдуард. — Переправим тебя по нему на тот берег, а дальше сам. В окрестностях Якорной площади на глаза то и дело попадались следы ночного боя — почти все дома щерились выбитыми окнами, многие чернели сгоревшими крышами, от других и вовсе остались одни только закопчённые коробки. На тротуарах высились остатки снесённых танками баррикад, где-то стояли расстрелянные машины и валялись покойники в форме и в штатском, с белыми нарукавными повязками и без. Кое-где расположились пикеты республиканских сил, но ни на одном остановить нас не попытались, мы гнали по узенькой улочке без остановок. Встречались и немногочисленные горожане, эти пробирались прочь от центра. Там продолжала грохотать артиллерийская канонада, а вот в предместьях, насколько получилось разобрать, перестрелка уже стихла. По крайней мере в южных. А в северных… Кто знает, что сейчас к северу от города происходит? А ну как интервенты прорвутся? Сколько их пожаловало? И ведь ещё Окрест, Средин и внутренние враги остаются! Впрочем — не о том голова сейчас должна болеть. Мне бы этой самой головы в ближайшее время не лишиться! Мало ли как переговоры пройдут? Фонарный мост республиканские силы удерживали чисто номинально — набережную и выезд на неё перегородили баррикадами, но бойцов за ними не было, огневые точки оказались обустроены в соседних домах. Как только автомобили миновали облюбованное Василем кафе, на дорогу вышел молодой человек в штатском, замахал руками и указал куда-то налево. Там — проезд во дворы, машины бросили прямо в арке. — Опорный пункт в бане обустроили, тут проще пешком дойти, — пояснил нам Эдуард и тут же уточнил у молодого человека: — Что со связью? Парень немного даже смутился, но юлить не стал и со всей прямотой заявил: — Делаем всё возможное! Эдуард обернулся и позвал нас: — Идёмте! Но не пошли — побежали. Проскочили узкий проезд, завернули в арку, пересекли дворик-колодец, нырнули в приоткрытую часовыми дверь. В вестибюле бани разместились бойцы, стояли прислоненные к стене винтовки, приткнулся в углу на колёсном станке «Хайрем». Кто-то курил, кто-то дремал. — В кабинет администратора! — подсказал наш провожатый, и тут Альберт Павлович вдруг согнулся и приложил руку к сердцу, ещё и меня придержал. — Вы идите! — замедлил я шаг. — Мы сейчас! Эдуард медлить не пожелал. — Проверю связь! — сообщил он и поспешил вслед за молодым человеком, потом обернулся и предупредил: — Только недолго! — Уже идём! — подтвердил Альберт Павлович, опёрся на меня и неспешно двинулся вслед за риковцем. Я выразительно посмотрел на куратора, тот улыбнулся. — Укатали сивку крутые горки! — Ну да, ну да… — пробурчал я себе под нос. — Шибко ты недоверчивым стал, Петя! — попенял мне Альберт Павлович уже своим обычным голосом. Он оглянулся на оставшихся позади бойцов и начал говорить негромко и быстро: — Без комиссариата разыграть эту партию возможности не было, повязаны мы теперь накрепко, поэтому соглашайся на все условия Горского. В «Асторию» тебе придётся идти вне зависимости от результатов переговоров. Ничего иного наши коллеги не примут. Но! — Куратор ещё раз оглянулся. — Если заподозришь подвох или просто что-то не понравится — поброди по округе и возвращайся. Выкрутишься как-нибудь, тебе не впервой. И если в «Астории» что-то пойдёт не так, тоже всё бросай и уходи, не рискуй понапрасну. Такого рода наставление удивило до крайности, и я не удержался, спросил: — А как же образцы? Альберт Павлович кисло улыбнулся. — Что-нибудь придумаем. А нет — так нет. Не в моих принципах идти до конца в заведомо проигрышной ситуации. Я бы и всего этого затевать не стал, но очень уж много ниточек в один узелок увязались. Подобными возможностями не разбрасываются. И даже так окончательное решение за тобой. Как мне видится, Горский на обострение ситуации не пойдёт — если заподозрит неладное, выставит за дверь. Главное, не дай ему повода заподозрить тебя в подтасовке фактов. Документы ты раздобыл через бывшего сослуживца, ныне действующего сотрудника республиканского комиссариата. Особых допусков ему для этого не понадобилось, поскольку там царит неразбериха, всех ставят под ружьё, до оперативной деятельности никому нет дела… Заканчивал свою речь мой куратор уже в кабинете здешнего управляющего, и Эдуард одобрительно кивнул. — Только в подробности не вдавайся, — предупредил он меня. — Это уже лишнее. И ненароком сболтнуть можешь что-нибудь важное, и в деталях запутаться. — Да я и не знаю ничего важного! — Знаешь! — уверил меня Альберт Павлович. — Просто не понимаешь, что сейчас имеет значение, а что нет. Поэтому языком попусту не мели. — И не собирался. — Я снял с плеча ППС и положил его на стол. — Что со связью? — Есть связь! — отозвался лысоватый мужичок в потёртом пиджаке с заплатами на локтях, до того что-то бубнивший в телефонную трубку, и протянул её мне. — На проводе «Астория»! Я спешно принял трубку, прижал динамик к уху и выпалил в микрофон: — «Астория»? Поначалу был слышен лишь треск помех, затем прорезался хриплый голос. — Да! Кто говорит? Вопрос я проигнорировал и потребовал: — Соедините с Горским! По личному вопросу! — Что?! Кто это? — С Горским! — рявкнул я во всю глотку. — Соедините с Горским! По личному вопросу! Из Новинска! В динамике что-то зашуршало, возникло даже подозрение, что сейчас трубку кинут на рычажки, но вместо этого послышался новый голос, показавшийся смутно знакомым. — Кто говорит? Миг я копался в памяти, потом ответил: — Кеша, мне Горского! Срочно! Как видно, ошибки не случилось, и на том конце провода действительно был шапочно знакомый мне учащийся Общества изучения сверхэнергии, но переговорный процесс это облегчило лишь отчасти. — Кто говорит? — повторил Иннокентий. — Не твоё дело! — рявкнул я, теряя терпение. — Скажи Горскому: по личному вопросу! Он в курсе! Живее давай! Уж не знаю, что сыграло свою роль — моя осведомлённость о личности собеседника или напор, — но упрямиться и дальше Кеша не стал и буркнул: — Минуту! — После чего в трубке пропали звуки, остался один только шорох и треск помех. Я прижал микрофон к груди, после вытер покрывшееся испариной лицо и оттянул ворот сорочки. — Вроде сработало, — сообщил Эдуарду и Альберту Павловичу, предупреждая возможные расспросы. Плешивый мужичок глянул на выложенные перед собой часы и поморщился. — Лучше бы им поторопиться. Связь на честном слове держится… — Вот! — воздел вдруг к потолку указательный палец Альберт Павлович. — Забыл предупредить: стребуй с Горского слово чести, что тебе не причинят вреда! Предложение это мне таким уж рациональным не показалось, я вернул динамик к уху, попутно накрыл ладонью микрофон и с нескрываемым сомнением уточнил: — Думаете, поможет? — Думаю, это сработает на твой образ. Странно будет, если ты не попытаешься подстелить соломку, не находишь? В трубке что-то щёлкнуло, а потом меня морозцем так и продрало. И всего-то одного слова хватило: