— Наверняка их кто-то в полицейском управлении прикрывал, — предположил я. — Наверняка, — согласился с этим моим утверждением куратор. — И зачем понадобилась столь масштабная провокация, как думаете? Но Альберт Павлович строить догадок на этот счёт не пожелал и лишь пожал плечами да буркнул: — Кто знает? Я приставать к нему не стал и начал поглядывать по сторонам. На поле для дирижаблей у причальной вышки висел пассажирский гигант, от него расходилась публика, способная оплатить прямой перелёт по маршруту столица — Новинск. Там же я приметил несколько легковых машин, рядом с которыми суетилась бригада носильщиков. Их поторапливал молодой человек в пальто и шляпе, чуть в стороне дожидались окончания погрузки багажа полноватый господин с пышными усами и три барышни. Барышни были симпатичными, но я только скользнул на ним взглядом, а дальше всем моим вниманием завладел невысокий и кряжистый старик, странно перекошенный на один бок, который выбрался из автомобиля непосредственно у причальной мачты. Только посмотрел на него — и глаза тут же заломило, а в голове неприятная тяжесть заколыхалась, будто изнутри некое давление наметилось. Или же то наметилось чуть раньше? Быть может, именно из-за него я эту жуткую фигуру и приметил? — Некоторых и с транспортом запускают! — зло буркнул я. Куратор моего возмущения не разделил и лишь пожал плечами. — Это господин Вран с домочадцами, — невпопад сказал он. — Всё же замминистра промышленности! К нему отношение особое. — Да нет! — мотнул я головой. — Вон у причальной вышки Горский из Общества изучения сверхэнергии! Альберт Павлович даже шаг замедлил. — А ведь и верно! Чего это старого волчару в столицу понесло? Он туда раз в пять лет выбирается! — Может, встречает кого? — предположил я, но тут сопровождавший Горского молодой человек открыл багажник и вынул из него два дорожных чемодана, пришлось от этой своей догадки отказаться. — А, нет! Улетает. Альберт Павлович задумчиво хмыкнул, понаблюдал за отправившимся на посадку стариком и заторопился. — Идём! Надо бы мне ещё телеграмму перед вылетом отбить… С господином Вдовцом мы повстречались уже после того, как Альберт Павлович отстоял небольшую очередь к окошечку почтового отделения и отправил телеграмму; кому и касательно чего — он не сказал, а сам я этим интересоваться не стал. Спросил, когда мы на пару с ним расположились на лавке в зале ожидания аэровокзала, совсем о другом: — Альберт Павлович, а как вы поняли, что я насчёт содержимого сейфа соврал? Куратор снисходительно улыбнулся. — Ты уже, конечно, понемногу выучился торговать лицом, но всё же недостаточно в этом хорош. Говорил складно, а как о сейфе разговор зашёл, сразу сбился и вопросами отвечать начал, время на раздумья выгадывая. К протоколу эту заминку не подшить, но на заметку любой опытный человек возьмёт всенепременно. — Досадно. — Не переживай, — похлопал меня по плечу куратор. — Главное, что не сболтнул лишнего. Значит, не безнадёжен. — Ну спасибо… — пробурчал я, но Альберт Павлович эту мою реплику пропустил мимо ушей. Он вскочил на ноги, сдёрнул с головы шляпу и помахал ею вошедшему с улицы Вдовцу. — Филипп Гаврилович! Мы здесь! — После толкнул меня в плечо. — Петя, ну что же ты сидишь? Помоги же Филиппу Гавриловичу с багажом! Заведующий первой лабораторией отправился в командировку с двумя немалых размеров чемоданами, ещё и кейс тащил под мышкой — немудрено, что раскраснелся и запыхался: от ворот сюда путь неблизкий, а на размещённых тут и там плакатах говорилось о недопустимости оперирования сверхсилой на территории воздушной гавани. — Чёрт-те что! — возмутился Вдовец, вытирая лицо носовым платком, когда я донёс его чемоданы до нашей лавки. — Вот запретили въезд автотранспорту и не разрешаете сверхспособности использовать, так неужели сложно бригаду носильщиков организовать? Бардак! — Именно так! Везде бардак! — поддакнул Альберт Павлович и достал из портфеля авиабилеты, раздал их нам и дополнительно вручил каждому выправленные в Республиканском идеологическом комиссариате разрешения на временное пребывание в столице, после чего уточнил: — Паспорта никто не забыл? С документами у нас оказался полный порядок, а там и на посадку в самолёт пригласили. Я думал, теперь придётся волочь на своём горбу сразу четыре клятых чемодана, но нет — багаж погрузили на тележки местные носильщики, а ручную кладь мои спутники понесли самостоятельно. Перехватив выразительный взгляд Альберта Павловича, я, правда, предложил Вдовцу помочь с увесистым на вид кейсом, но тот ответил отказом. Ну и здорово! Нашим легче! Места моему куратору и заведующему лабораторией достались соседние, они принялись что-то негромко обсуждать, а я сел наособицу с каким-то клевавшим носом господином средних лет, ничем внешне не примечательным. На взлёте привычно заложило уши, но за последние полгода мне столько раз доводилось подниматься в воздух, что грядущий перелёт протяжённостью без малого пять тысяч километров таким уж волнующим приключением отнюдь не казался. С парашютом прыгать не придётся — и то хлеб. Я даже подрёмывать стал поначалу, а потом будто шум в голове стих. Как моторы гудят — прекрасно слышу и голоса соседей тоже, но такое спокойствие снизошло, что словами и не передать. Это мы зону активного излучения Эпицентра покинули, вот и отпустило. Хорошо? А как же! Ведь впереди эдакой благодати не день и не два, а почти две недели! Захочу потенциал удерживать — и буду, пожелаю в резонанс войти — и войду! И как страшный сон можно позабыть необходимость к чуждому ритму адаптироваться. Ничего не потрескивает в голове, ничего нервную систему не подтачивает. Здорово? Да ещё как! Расслабившись, я поудобней устроился в кресле, потянулся к сверхэнергии и принялся набирать потенциал. Действовал на пределе своей мощности в пятьдесят пять киловатт, и Альберт Павлович, как видно, нечто такое уловил, поскольку обернулся и пригрозил пальцем, но этим своим жестом меня нисколько не впечатлил. Я ответил беспечной улыбкой и продолжил оперировать сверхсилой.Втягивал в себя энергию и равномерно распределял её по организму, втягивал и распределял — и так на протяжении пяти минут, пока в моём распоряжении не оказалось полутора десятков мегаджоулей. Продолжать и дальше наращивать потенциал я не рискнул, поскольку удержание под контролем эдакой прорвы энергии потребовало бы предельной сосредоточенности или даже погружения в медитацию, а подобную степень отрешения от окружающей действительности реально достичь разве что на занятиях сверхйогой. А я сейчас не в зале, я сейчас в салоне аэроплана на высоте нескольких километров над землёй — ну как отвлекусь и упущу малую толику потенциала? Малая-то она малая, только иллюминатор вынести или дыру в обшивке пробить и тысячи сверхджоулей за глаза хватит. Именно эти соображения и заставили остановиться. Я отгородился от внешнего энергетического фона и прогнал комплекс рекомендованных упражнений, после чего приступил к тонкой настройке внутренней энергетики и приданию ей некоего равновесного положения уже без оглядки на излучение Эпицентра. Затем сконцентрировал в районе солнечного сплетения примерно пятую часть набранного потенциала, до предела уплотнил собранную сверхсилу и запустил алхимическую печь. Растянувшееся на остаток полёта упражнение придало моей внутренней энергетике дополнительную стабильность, и пусть в ходе него пришлось сжечь около пяти мегаджоулей из набранных пятнадцати, столь наполненным я не ощущал себя уже очень и очень давно. И не наполненным даже, а по-настоящему живым. Хорошо-то как! Как же хорошо! Первая из пяти промежуточных посадок случилась только через шесть часов. Пока крылатую машину заправляли и обслуживали, мы вместе с остальными пассажирами воспользовались возможностью посетить ресторан и размяться после долгого сидения в креслах. На улице высились даже не думавшие подтаивать на солнце сугробы, и я откровенно порадовался тому, что пальто не удалось уместить в чемодане. Надел его, замотался шарфом, нацепил кепку — и утеплился, и перестал на фоне местных жителей выделяться. Те в отличие от обитателей Новинска верхней одеждой в марте не пренебрегали. К моему немалому удивлению, полёт привёл Альберта Павловича в приподнятое расположение духа. О грядущих поисках беглеца он и словом не обмолвился и после обеда принялся расспрашивать нашего спутника касательно айлийской внешней политики. — Филипп Гаврилович, но как же так получается, что Лига Наций ввела запрет на поставки вооружений Оксону, и при этом не имеет ничего против милитаризации Средина, Окреста и всех этих карликовых -ляндий с их шовинистическими режимами? И почему не предпринимается никаких мер против заокеанских корпораций, замеченных в сотрудничестве с Третьим Рейхом? Это банальный раздел рынка или дело движется к новой войне? Господин Вдовец страдальчески закатил глаза. — Да откуда ж мне это знать, Альберт Павлович? — Как откуда? Вы жили в Айле, общались с представителями интеллектуальной элиты этой страны. Что они говорили по этому поводу? Какие там настроения в обществе? Заведующий первой лабораторией неопределённо пожал плечами. — Великая война травмировала целое поколение, её повторения никто не желает, несмотря даже на чрезвычайно сильные шовинистические и националистические настроения решительно во всех стратах. — Пусть сражаются другие? — предположил мой куратор. — Возможно, — лаконично ответил Вдовец и указал на дверь мужской уборной. — Вы позволите… — Конечно-конечно! — улыбнулся Альберт Павлович, повернулся ко мне и потребовал: — Ну-ка быстро скрой набранный потенциал! Прицепится филер республиканского комиссариата, проблем не оберёшься! — Так у нас же бумаги от них на руках? — Скрой, говорю! Снимут с рейса для выяснения, будешь потом на перекладных добираться. Я вздохнул и усилием воли закутался в энергетический кокон, а после постарался не только до предела усилить заземление, но и сделать его незаметным на случай активного сканирования. Соединил множеством каналов с внешним фоном, добавил дополнительные экраны и шлюзы, потом ещё и технику маскировки внутренней энергетики задействовал. Такое впечатление — кольчугу в два десятка килограмм на себя нацепил: вроде и движений особо не сковывает, но и от былой лёгкости даже следа не осталось. — Так-то лучше, — оценил результат Альберт Павлович и протянул мятую трёхрублёвку. — Дуй на почту, узнай, нет ли корреспонденции на моё имя. И купи свежих газет. Я взял под козырёк и отправился на поиски почтового отделения при аэровокзале. Телеграмм для господина Кучера там не оказалось, зато были свежие выпуски «Столичных известий», «Февральского марша» и «Ведомостей». Передовицу первой газеты озаглавили: «Террор не пройдёт!», у второй статья на главной полосе именовалась: «Прогрессивная молодёжь против ретроградов!» — и там, и там говорилось о стихийных митингах против недавней акции боевого крыла монархистов. Третье издание претендовало на объективность и призывало задуматься, кому выгодна дестабилизация политической жизни в республике. И в самом деле — кому? Когда я вручил наскоро просмотренные газеты Альберту Павловичу, тот первым делом глянул на последнюю полосу «Столичных известий» и тяжело вздохнул. Вдовец поставил кофейную чашку на блюдечко и участливо поинтересовался: — Что-то не так? Мой куратор постучал пальцем по колонке с прогнозом погоды. — Минус двадцать два, Филипп Гаврилович! В столице двадцать два градуса ниже нуля, и на этой неделе потепления не ожидается! — О-хо-хо! — даже рассмеялся Вдовец. — А там ведь ещё и влажность высоченная! — Он протянул руку к газете. — Вы позволите? — Выбирайте! Заведующий лабораторией взял «Ведомости» и отошёл от стоячего столика буфета к первому ряду лавок зала ожидания, расположился там и углубился в чтение. — Ну и какие мысли на этот счёт? — поинтересовался вдруг Альберт Павлович. — Минус двадцать — это холодно, — вздохнул я и даже зябко поёжился, да ещё втихомолку порадовался тому, что внял совету Инги и купил шарф. — Погода — дело десятое, — отмахнулся куратор. — Меня твоё мнение об известных политических событиях интересует. — Мир сошёл с ума.