Но лично меня эта демонстрация нисколько не впечатлила. — Ну, светится. Вижу. И что с того? Хозяин кабинета страдальчески закатил глаза. Как видно, хотел похвастаться величайшим достижением своей жизни, а я в силу отсутствия научной базы его значимостью не проникся. — Да ты объясни толком! — попросил я. — Они светятся, Петя. Светятся под регулируемым воздействием сверхсилы. И не только в лабораторных условиях, но и в обычной среде. Понимаешь, что это значит? — О-о-о! — протянул я, округлив глаза. — Колоссально! Нет, серьёзно! Грандиозно! Мои поздравления! Леопольд повёлся на эту нехитрую уловку и прямо-таки расцвёл, начал что-то сбивчиво и пространно рассказывать о проделанной работе, будто речь на церемонии награждения репетировал, а я улыбался и кивал, поддакивая в нужных местах, ни черта не понимая в услышанном. Сообразил только, что конкретно этот штамм ценен исключительно стабильностью и жизнеспособностью во внешней среде, а своей идеи о колонии полезных кишечных сверхбактерий Леопольд не оставил, просто решил заняться ими на втором этапе исследования. — Это, — напоследок встряхнул он пузырёк, прежде чем вернуть его в сейф, — будущее! Никогда и никому ещё не удавалось вывести стабильный штамм бактерий, чувствительных к сверхэнергии. А эти ещё и жизнеспособны вне зоны активного излучения Эпицентра! Я точно знаю, я проверял! Уникальная мутация! Неповторимая! У меня уже все комплименты кончились, так что промолчал, а Леопольд вдруг прищёлкнул пальцами. — Кстати! Нам нужны будут добровольцы! Поучаствуешь? — Прости, что-то не хочется, — отказался я, доставая из кармана часы. — И так кучу разных препаратов принимаю… — А это не страшно! Мы как раз и работаем над тем, чтобы полностью уйти от всей этой химии. Но нет, я и не подумал дать слабину. — Не, Звонарь точно не согласует. — А мы тебя определим к тем, кто плацебо получать будет. Слушай, мне до зарезу массовка нужна! Чем больше будет добровольцев, тем меньше смету насчитают. Ну помоги по дружбе, Петя! А? — Точно плацебо давать станешь? — уточнил я с обречённым вздохом. — Клянусь! — подтвердил Леопольд. — Но это неофициально. — Ладно! — махнул я рукой. — Готовь бумаги, в следующий раз подмахну. — Завтра? — Хорошо. Мы распрощались, и уже в коридоре я не сдержался и фыркнул. Подумаешь, бактерии светятся — тоже мне грандиозное достижение! Ну ещё бы Вдовец не пытался ход исследований в нужное русло направить! Смета не резиновая, расход средств какими-то практическими результатами оправдать надо, а не этим вот всем… свечением. По вторникам у меня были грязевые ванны, из раздевалки я вышел сразу в плавательных трусах и тапочках, а выданные на входе простынку и полотенце набросил на плечо, дабы скрыть растёкшийся по коже синяк. В третьей лаборатории было куда оживлённей, нежели в первой, по коридорам сновали студенты и студентки, кто-то уже вкушал кислородный коктейль и приходил в себя в зонах отдыха, но меня чужие взгляды нисколько не смущали, ещё и припозднился — даже полученный в буфете травяной чай на ходу пить пришлось. Большую часть процедурной занимал двухметровой глубины бассейн, заполненный бурой жижей — той самой с двенадцатого витка, сбоку от него разместили аппарат для нагнетания дыхательной смеси; здесь же стояла модернизированная силовая установка. — Время! — поторопил меня лаборант. — Отстаём от графика! — Счётчик отключи, — напомнил я. — Нечего бумагу тратить. — И не включал даже! Быстрее! Я принял резиновую маску и давным-давно отработанным движением натянул её на голову. После взял снабжённый поплавком и обратным клапаном второй шланг, предназначенный для отвода отработанного воздуха, и начал спускаться по ступеням в жидкую грязь. В её толще ритм энергетической пульсации Эпицентра ощущался чуть смазанней и мягче обычного, что самым серьёзным образом повышало эффективность адаптивной техники. Без всякой спешки я с головой погрузился в подогретую до тридцати градусов жижу, затем то ли подплыл, то ли протолкался к вмурованным в дно бассейна ручкам силовой установки и сосредоточился на оперировании сверхэнергией, да ещё сделал сразу несколько глубоких вдохов подряд. Вместо простого воздуха по шлангу нагнеталась какая-то специальная дыхательная смесь, обладавшая едва уловимым ароматом разогретых на солнце луговых трав, даже закружилась голова, тело наполнилось необычайной лёгкостью. Ну, поехали! Когда час спустя я выбрался из бассейна, от этой самой лёгкости не осталось и следа — наоборот, еле поднялся по ступенькам, словно свинцом для балласта нагрузили. В ушах звенело, но обошёлся без посторонней помощи, самостоятельно избавился от дыхательной маски, затем перешёл в соседнюю душевую и долго-долго отмывал под струями горячей воды липкую грязь. Ощущения были не из приятных. В буфете ближайшей зоны отдыха я получил высоченный бокал с кислородным коктейлем и принялся орудовать ложечкой, мысленно посетовав на то, что тут не подают ничего более существенного. Но тогда ещё грела мысль о скором визите в столовую, а вот когда на выходе из лабораторного корпуса охранник озвучил приказ незамедлительно явиться в двадцать пятый кабинет военной кафедры, удержаться от крепкого словца удалось с превеликим трудом. Второй день без обеда! Второй! Ну что за жизнь такая? Увы, деваться было некуда, потопал на военную кафедру как миленький. В двадцать пятом кабинете принимал студентов капитан Городец, проигнорировать его приглашение было совершенно невозможно. Если разобраться, странно, что меня прямо с занятий не выдернули для беседы о вчерашнем происшествии. Ещё, поди, по голове настучат за то, что сам не позвонил и с докладом не явился, оставил всё на откуп Альберту Павловичу. А оно мне надо через голову куратора прыгать? В еженедельном отчёте отметить — да. Ну а вот так — прямой запрет нарушать, какой в том прок? Вот какой, а? Слуга двух господ, да и только! Но вопреки моим опасениям Георгий Иванович пребывал во вполне себе благодушном расположении духа, более того — и от него самого, и от составившего ему компанию Альберта Павловича явственно попахивало коньяком, чего прежде я за этой парочкой в рабочее время ни разу не замечал. — Пьёте? — насторожился я. — Есть повод, — усмехнулся в усы капитан Городец и указал на стул: — Садись же и поведай, как дошёл до жизни до такой! Я выжидающе посмотрел на Альберта Павловича, но поддержки от него не дождался. Впрочем, совсем уж на произвол судьбы куратор меня не бросил и пояснил странное требование коллеги: — Расскажи, что там у вас вчера стряслось, только во всех подробностях. В общих словах я Георгия Ивановича в курс дела уже ввёл. Георгий Иванович недвусмысленно фыркнул. — Ввёл он… Я вздохнул, опустился на стул и поведал о вчерашнем покушении на священника подробно, но при этом не заостряя внимания на каких-то конкретных деталях. Просто не посчитал нужным, прекрасно отдавая себе отчёт, что уточняющих вопросов в любом случае не избежать. И, разумеется, они воспоследовали. Когда минут через двадцать Георгий Иванович выдохся и замолчал, Альберт Павлович заметил: — Лизавета просила передать, что пулю ты мастерски извлёк, но надо учиться швы накладывать. — Извлёк! — хмыкнул я. — Да она из ладони торчала! Как такое может быть, если он не оператор, а? Или оператор? — Ни то, ни другое, — покачал головой Альберт Павлович. — Отец Сергий — инициированный недо-оператор. Отнюдь не уникальный случай, просто мало кто из этой публики идёт по пути закалки тела. И предупреждая твой следующий вопрос: огласка сего прискорбного инцидента самым серьёзным образом ударит по отношениям института и церкви. Я вздохнул. — А у института и церкви ещё сохранились какие-то отношения? Как соискателей теперь набирать, а? — На этот год соискатели уже отобраны и поселены в учебном центре на Кордоне, — напомнил Георгий Иванович. — И ты преувеличиваешь влияние церкви. В крайнем случае ограничимся работой с городским населением. И вообще — пусть по этому поводу у ответственных лиц голова болит. Не за этим тебя позвал. — Да? — озадачился я. Вместо ответа капитан Городец открыл сейф и достал из него початую бутылку выдержанного коньяка. У меня по спине холодок так и пробежался. Это какое такое известие выслушать предстоит, если коньяком отпаивать собираются? Зараза… Часть первая. Глава 4/2 — Чисто символически, — сказал Георгий Иванович, разливая алкогольный напиток на сей раз уже по трём рюмкам. — Тут видишь ли какое дело, Пётр: наградной лист на тебя пришёл. Ты у нас теперь, можно сказать, орденоносец. У меня аж дыхание сбилось, я судорожно сглотнул и спросил: — Солдатский крест дали? Да неужели?! — Бери выше! «Знак Почёта»! Наверное, лицо вытянулось у меня красноречивей некуда, поскольку старшие товарищи, на сговариваясь, рассмеялись. Но рассмеялись по-доброму, не зло. — А это что вообще? — уточнил я, каким-то запредельным усилием воли беря себя в руки. Георгий Иванович достал из сейфа красную коробочку, раскрыл её и продемонстрировал лежавший на подложке из красного же бархата золочёный значок в форме стилизованной схемы атома с алыми камушками на месте ядра и электронов. Там же обнаружилась миниатюрная розетка, будто вручали мне полноценный орден, а не какой-то там нагрудный знак. Но теперь уж разочарования я не выказал и даже проявил объективность, заметив: