тридцать человек, о которых я ничего не знаю. Но ещё почему мне нравится есть в столовой? Что мне нравится больше всего? Рэн и его дружки слишком хороши, чтобы есть здесь с простыми людьми. Я ни разу не видела, чтобы кто-то из них позорил это место общего пользования своим присутствием, а это значит, что здесь я в безопасности. Мне не нужно беспокоиться о ехидных колкостях, или грязных взглядах, или лице настолько чертовски красивом и злом, что мне хочется плакать. Рэн, вероятно, получил бы удовольствие от моего внутреннего конфликта. Не нужно быть ученым-гением, чтобы понять, что он бы потирал свои психопатические руки, если бы только знал, сколько предательских мыслей в моей голове о нем каждый гребаный день. И… Господи, я только что провела целых двадцать секунд, думая о Рэне, когда кто-то стоит передо мной, ожидая, когда я закончу свой внутренний разговор. Что, черт возьми, со мной не так? Но вернемся к насущному вопросу. Полностью сосредоточив свое внимание на Томе, я оцениваю его. — Что случилось с твоей губой, Том? Его глаза округляются. — А? Я снова тычу в него вилкой. 101 — Твоя нижняя губа. Она разбита. Он прижимает пальцы ко рту, как будто не замечает травмы. — О! О, сегодня утром я лежал в постели, смотрел Instagram и уронил свой телефон. Он попал мне прямо по губе. Глупо, правда? У тебя когда-нибудь было так? Чертовски болит. Я прочищаю горло, давая ему еще один шанс. — Почему ты так добр ко мне? Мы никогда раньше даже не разговаривали. Он переминается с ноги на ногу, прочищая горло. — Ну, мне бы очень не хотелось разрушать твои представления о моем филантропическом духе, но мне платят за такую работу. Я здесь на стипендии, так что... О, черт. Я такая сволочь. Легко забыть, что не каждый ученик в этих школах купается в деньгах. В некоторых школах действительно есть стипендиаты. Некоторые студенты в таких местах, как Вульф-Холл, даже имеют работу и должны работать по выходным, чтобы помочь себе прокормиться. Я чувствую себя полной дурой за то, что полностью забыла о людях, чьи отцы не ворочают миллионами и должны зарабатывать себе на жизнь. Я сажусь прямо, отодвигая от себя еду. — И сколько? — Сотня, если это только экран. Включая запчасти. Если это один из новых телефонов, у меня должно быть то, что мне нужно здесь, в кампусе. Если нет, то мне придется заказать товар онлайн, что обычно занимает около недели на доставку. — Это прошлогодняя модель. — Тогда, да. У меня должно быть все, что нужно — А если телефон испорчен и тебе нужно будет вытащить данные? — Тогда тридцатка сверху. Это не так уж и сложно. Я мог бы показать тебе, как это делается, если ты хочешь сэкономить деньги, но большинство людей заставляют меня делать это, чтобы сэкономить себе немного времени. Данные на моем телефоне минимальны. Никаких фотографий. Никаких огромных текстовых строк, над которыми я сентиментальничала. Он был чистым, когда полковник Стиллуотер дал его мне, так что я не очень беспокоюсь об этом. Теперь, когда мои друзья только обнаружили, что я не мертва, а я буду молчать? Вот это меня очень беспокоит. — Как быстро ты сможешь вернуть его мне? Том вздрагивает. Он выглядит удивленным тем, что я действительно собираюсь нанять его. — Ну, обычно три дня или около того, но раз уж ты новенькая, я думаю, что могу попробовать поторопиться. — Ладно. — Ладно? 102 — Да. Я не могу попасть в Олбани в эти выходные. Я бы предпочла не дожидаться следующей недели, чтобы обо всем этом позаботиться, так что... конечно. Возьми. Я роюсь в сумке, пока не нахожу сломанный телефон, а потом протягиваю его Тому через стол. Он сглатывает, облегчение доминирует на его лице. Черт побери, бедняга, должно быть, очень сильно нуждается в деньгах. Он кладет телефон в карман, пятясь от стола. — Окей. Ладно. Ну, э-э, спасибо. Если я смогу вернуть его тебе быстрее, я дам знать.