— Она совсем не знает французского, — бормочет Рэн, протискиваясь мимо женщины. — Оказывается, наша маленькая французская шлюха вовсе не француженка. Мадам Фурнье вздрогнула, услышав заявление Рэна. — Мистер Джейкоби! Немедленно извинитесь перед мисс Стиллуотер! Рэн останавливается рядом с мадам Фурнье достаточно долго, чтобы наклониться поближе, приблизив свое лицо к лицу учительницы французского языка, и смотрит на нее сквозь невероятно темные ресницы с выражением тихого презрения на лице. 39 — А есть другой вариант? Потому что в данный момент я исчерпал все свои извинения. Лицо мадам Фурнье приобретает ярко-малиновый оттенок. — Aller en enfer (прим. с франц. «Иди к черту»), — выплевывает она. Рэн улыбается. — Убеди старика отпустить меня, и я сразу же отправлюсь туда. А пока буду сидеть в заднем ряду твоего класса каждый вторник до конца гребаного времени. — Он выпрямляется во весь рост — чудовище в черной футболке с длинными рукавами и злобной улыбкой — и бросает на меня скучающий взгляд. — Пошли. Рядом с моим есть свободное место. Рэн хватает меня за запястье. Шок несется вверх по моей руке, эхом отдаваясь в грудной клетке. Он гремит у меня в голове, как ударивший колокол, грохочет в ушах громче, чем бушующий океан, бьющийся о берег. Он держит меня за запястье. — Я вполне могу ходить сама, — говорю я ясным, спокойным голосом. — Я не нуждаюсь в том, чтобы меня куда-то тащили. Если он не отпустит меня через пять секунд, я вывернусь сама. Я собираюсь пнуть его по яйцам и сломать ему чертов палец. Пять… Четыре… Три… Рэн отпускает хватку, яростно ухмыляясь. — Не знаю, что на меня нашло. Думаю, увидимся там. Он уходит, оставив меня стоять рядом с мадам Фурнье, которая суетится и без умолку болтает о хороших манерах и о том, что мальчики всегда остаются мальчиками, но я все время вижу в ее глазах нервное напряжение. Она не может скрыть, что ее руки дрожат, когда захлопывает учебник и засовывает его под мышку. В комнате мадам Фурнье на стенах висят массивные французские флаги. У доски во главе комнаты на стене висит снимок Эйфелевой башни в рамке, рядом с изображениями Эдит Пиаф и Лувра. Я быстро оцениваю ситуацию с мебелью и быстро понимаю, что мадам Фурнье видимо занимает низкую позицию в Вульф-Холле. Доктор Фитцпатрик получил высокий, светлый, массивный кабинет с достаточным количеством места для миниатюрной библиотеки и открытого камина, а учитель французского языка получила стандартную комнату с двумя окнами, без индивидуальности и партами с крышками, которые выглядят так, будто они датируются тридцатыми годами. И.. да. Просто чертовски здорово. Есть только одно свободное место, и оно просто случайно оказывается рядом с задумчивым темноволосым мудаком, от чьего прикосновения у меня до сих пор 40 горит кожа на запястье. Он не сжимал крепко, не тащил меня за собой. Он ничего такого не делал, а просто сомкнул свои пальцы вокруг моей кожи, но мне кажется, что он заклеймил меня своим прикосновением, и теперь я навсегда обречена на его метку. Его высокая, нелепая фигура слишком велика и громоздка, чтобы поместиться за столом; его ноги вытянуты в проход, тело наклонено под углом, когда он откидывается на спинку стула, его глаза искрятся любопытством, окрашенным едва заметным намеком на злорадство, когда я иду в его сторону. Рэн не произносит ни слова — гораздо хуже, чем если бы он был откровенно враждебен. Перекинув лямки рюкзака через спинку стула, я хватаю блокнот, пытаясь подавить бурлящий в животе ужас. Все мои одноклассники уже много лет изучают французский язык. С тех пор как умерла моя мать, я даже не слышала, как говорят на этом языке. И я никогда не могла понять его, даже когда она была жива. — Хорошо, ученики, — произносит мадам Фурнье из передней части класса. — На чем мы остановились? Симона, ты можешь продолжить… Учитель просит девушку в первом ряду продолжить чтение или спрягать глагол или что-то еще. Я не могу обратить на это внимания, потому что внезапно на меня обрушивается острый, всепоглощающий запах, который ударяет в мой нос и мои вкусовые рецепторы одновременно. О… О боже мой. Это отвратительно.