Теперь я правильная девочка: никаких подруг, парней; минимум одежды и сестринский «запорожик» 60-х годов. В машине пыльно, душно и пахнет плесенью, но ни одна мелочь не помешает мне попасть на концерт «Небесных гарпунов». Ни-ни. Я любовно глажу синенький билет — иероглифы, ангел на фоне облачков — и кладу сокровище в бардачок. Тридцать тысяч зрителей, Москва, световое шое… Мурр! «Гарпуны» лучшие — играют джаз-металл с тех пор, когда в России его еще никто не играл, и своими песнями воспитывают правильных парней и девочек. Вот я — правильная девочка. И через восемь часов буду на концерте. Да-да. — В эфире новости музы… крр… ш-ш, — прокашливается, как старый туберкулезник, магнитола. — Всего четыреста двадцать минут отделяют столицу от долгожданного визита «Гарпунов»… Я икаю и делю четыреста двадцать на шестьдесят. Семь? Семь?! В Бога душу мать! Триста сорок восемь минут до момента «Х». «Бум-бум-бум», — вот так стучат по машине ветки. Один дворник сломался, и справа ни черта не видно; я искренне надеюсь, что с этой стороны в России не ездят. Дорога петляет по лесоболоту: сосны, сосны, камыши. Трясина булькает огромными, с кокосик, пузырями и явно замышляет какую-то пакость. — Даже думать не смей, — я грожу пистолетом грязюке. Пистолет тоже сестры, красивый, а на повороте у меня протыкается шина. Конечно, в «запорожике» нет запаски. Зато… есть плесневелый парень в багажнике? Плесневелый и до неприличия мертвый. Мы смотрим друг на друга одинаково удивленно. Я последнее время никого не убивала, тогда откуда эта хреновина? Откуда! Откуда?! Отку… Самопощечина помогает сосредоточиться. Размышляем логически: ключи от машины и гаража есть только у меня. Были еще у моей близняшки, но после похорон Петра мы не общаемся лет шесть. А в качестве бонуса — замок взломал бы и ребенок. Прелесть. Определим-ка время смерти. Я дергаю руку трупа. Окоченение, ага. Это пара-тройка суток. Тпру… лицо уже мягкое — четыре дня. Поза тела соответствует положению, в котором мышцы затвердели: судя по скрюченным рукам и коленям, парень сидел за рулем. Сидел за рулем, а потом залез в багажник. Зачем? И откуда плесень? В моем гараже сухо, выходит, бедняга сначала отсырел и только затем «отправился» в машину. М-да. Я осматриваю труп внимательнее. Повреждений нет, документов не видать; одна плесень, белая и пушистая, прям как я. В брюках зеркальце, на куртке ручная вышивка «D.O.A», а на запястье бумажный браслет с тиснением: «Бархат». Интересненько. Четыре дня назад я была в этом клубе, и более чудовищного совпадения не придумаешь, потому что «Бархат» — закрытое общество серийных убийц. Члены клуба не охотятся друг на друга и не устраивают козней. Кроме Виктора, но он мертв. Я всматриваюсь в лицо мертвеца и размышляю, видела его раньше или нет. Лайза, Дмитрий Темкин, Валет, Олег Суворов, Константин Бенкендорф, Полинезиец, Кровавые сестры — вот с кем я говорила четыре для назад. Обычные добропорядочные психи. — Кто ты? Хуже всего, что труп не используешь вместо запаски. А значит, концерта мне не видать, как райских пажитей. Когда в завесе дождя появляется женская фигура, я пытаюсь завязать в узел гаечный ключ. — Машина сломалась? — участливо спрашивает девушка. Вся такая хорошенькая, прямо «Альпен Гольд» с клубникой. — Жизнь моя сломалась! Гостья осматривает место трагедии. Болтает, будто сбежала от мерзкого парня и уже третий час мокнет под ливнем. — Может на спущенном поедем? — интересуется девушка. — Можно ехать на спущенном колесе? — Ну… да. Господи Боже, у меня курсовая по фортификации в современной военной науке, а я знать не знаю, что можно кататься на ободе. Триста двадцать две минуты — чтобы оказаться в раю. Радио отказало, шина волочится по земле, как нога киношного зомби, а «Альпен Гольд» без конца чавкает жевачкой. Я стараюсь не нервничать — в конце концов, девушка мне помогла. Я стараюсь. — Что за диски? — указывает она на коробочку под сиденьем. — «Гарпуны». — М, — кивает со знанием дела шоколадка. — Послушаем? — До концерта нельзя. — М. Это как с сексом до свадьбы? Я вынуждена согласиться. — Ох, скучно, — ноет попутчица. — И чем так воняет? — Трупом в багажнике. — Фу, не смешно! — девушка вытаскивает изо рта жевачку, смотрит по сторонам и… тайком ЛЕПИТ под панель! Моя нога вжимает «тормоз» в пол. Сто двадцать седьмое правило поездки со мной — никакого мусора. Я объясняю это «Альпен Гольду» и машу перед ее носом пистолетом. В ответ девушка нечленораздельно орет. — Наказание таком свинству смерть, но! — я дулом поправляю себе челку. — Я сознательный человек, и забочусь о генофонде нации. Даю умным второй шанс. Эй? Грязнуля продолжает верещать, и я отовариваю ее рукояткой по уху; снова повторяю сентенцию. — Что м-мне сделать? — сквозь слезы спрашивает бедняжка. — Решить задачу. — Я задумываюсь на пару минут. — Из Каира и Александрии навстречу друг другу вышли два верблюда. Александрийский — с опозданием на двадцать минут, но он быстрее в два раза и с утра немного переел комбикорма. Насколько он будет ближе к Каиру, чем второй, когда они столкнуться лбами? Девушка морщится, перебегает взглядом с меня на дорогу и обратно. У меня возникает ощущение, что в голове у нее запускается дизельный генератор. Спустя пару минут попутчица выдавливает: — На т-треть от расстояния между г-городами? — Господи, да что ты за шляпа, — я вздыхаю. — Тут же простая геометрия — когда они встретятся, то окажутся в одной точке. То есть, на одном расстоянии. Ну? «Альпен Гольд» полуиспуганно-полувиновато кивает. — Д-да, так, наверное. — Ладно. — Я смотрю на пистолет. — Мне предстоит чудесный концерт, так что дам второй шанс, — снова размышляю с минутку. — В запертой комнате две бутылки: шнапс и рябиновый спотыкач. Что первое ты откроешь? Глаза у девушки становятся круглые-круглые. — А если не п-пью? — Тебе просто нужно что-то выбрать и открыть.