– Богдан Атанасович! Фейерверки привезли. Все, кроме Джоника, обрадовались камердинеру как родному. Такому родному, который приезжает ненадолго, оставляет хозяевам хорошие подарки и уезжает, не успев надоесть. – Цветы в облаках! – экзальтированно воскликнула Медведкина. – Рукотворные звезды в твою честь, Богдан! Пионы! Тюльпаны! Золотые нарциссы! Мы раскрасим небеса своими руками! – Выбрать надо. Там двадцать батарей. – …а можно все сразу? – …оглохнем… – …ну, тебе-то пофиг, правда? ты всё равно только под фанеру можешь. Как разевал рот, так и будешь. – …Уел, собака! И вся толпа, сделав вид, что необычайно заинтересовалась салютом, вытекла в коридор и там исчезла. Некоторое время до оставшихся в комнате доносился восторженный голос балерины, взахлеб перечислявшей названия цветов, но потом и он стих. «На этом наш визит закончен?» Бабкин слегка приободрился. Вряд ли после устроенного концерта Джоник останется в гостях как ни в чем не бывало. А значит, администратором Андрюшей предстоит заниматься кому-то другому. Если Илюшин захочет продолжать, пусть следит за ним сам, а Бабкин был по горло сыт этими странными людьми и их странными отношениями. – Долбаный придурок! Если бы у голоса была температура, кастрюлька с «придурком» уже приближалась бы к точке кипения. Сергей удивленно обернулся. С отступлением превосходящих сил противника рэпер вовсе не успокоился. Скорее наоборот. Если присутствие вражеской армии заставляло его держать себя в руках, то сейчас все вожжи были отпущены. Лошадей понесло. Приглядевшись, Бабкин заметил, что зрачки у паренька расширены. – Чего вытаращился, дегенерат? – процедил Джоник. – Забавно, – сказал Сергей. – Я хотел спросить то же самое. Джоник на секунду потерял дар речи. А когда способность складывать слова в предложения к нему вернулась, с кастрюльки сшибло крышку и столб пара вырвался наружу. На Бабкина обрушился поток проклятий. Сергей терпеливо слушал. «Покричит – успокоится». Но Джоник выдыхаться не собирался. Он помянул недобрым словом родителей Бабкина, его бабушку с дедушкой и более дальних родственников по обеим линиям. Сергей невольно ухмыльнулся. Был бы здесь Илюшин, непременно восхитился бы тем, какое тесное знакомство с генеалогическим древом Бабкина обнаруживает их наниматель. – Лыбишься, сука? Джоник сжал кулаки. Парнишку надо было срочно переключать, пока он не полез в драку и что-нибудь себе не повредил об Бабкина. Сергей изобразил лицом самое туповатое выражение и вклинился в первую же паузу: – А из-за чего шум-то, я не понял? Джоник едва не задохнулся. – Тебе какую задачу поставили, недоумок? Меня охранять! Ни на шаг не отходить! Какого… ты полез в этот… ящик? – У-у-у… – протянул Сергей. Охранять, значит. Не отходить, значит. А пацана-то качественно переклинило. Нанюхался и забыл, кто такой Бабкин и зачем он здесь. – Ты меня подставил, козел, перед всеми этими уродами! Сергей двинулся к выходу. Ему надоело терять время, а больше всего надоело быть желобом для слива агрессии озверевшего мальчишки. К тому же он понимал: конструктивного диалога не получится, пока Баширов видит в нем одного из своих телохранителей. – Стоять! – приказал Джоник шепотом, как будто у него внезапно сел голос. – Куда собрался, гнида? Я тебя не отпускал. – Мы, гниды, такие свободолюбивые существа, – покаялся Бабкин. – Скачем где пожелаем. Парень заступил ему путь. Телохранителя он пока не просил вмешаться – к облегчению Сергея. Жору обижать не хотелось. Человек же не виноват, что ему не повезло с работодателем. – Стой, сука! Бабкин сделал почти неуловимое движение – и оказался у Джоника за спиной. Судя по выражению, промелькнувшему на лице настоящего телохранителя, в этот момент он тоже вполне определенно решил, что драться с псевдо-напарником ему не с руки. Большой и с виду неповоротливый Сергей при желании умел двигаться с ошеломительной скоростью. Бабкин вежливо обошел телохранителя по дуге и открыл дверь. – Уйдешь – пожалеешь, – вслед ему почти весело сказал Джоник. – Один такой уходил. И где он теперь? Лежит, отдыхает. Я тебе тоже троих организую. У них и опыт имеется. Они на Васе славно отработали. – Это все очень соблазнительно, конечно, – пробормотал Бабкин. – Трое, да еще и с опытом… Заманчиво! Но я женат. В спину ему еще что-то говорили, но он больше не слушал. В коридоре никого не оказалось, и в столовой только сквозняк гулял от окна к окну и дергал за шторы, как распоясавшийся кот. Сергей с тоской оглядел пустой стол. Картошку и прочие яства унесли незаметные, как эльфы, повара, и лишь тарелка со шпинатом сиротливо притулилась на краю. При виде зеленой массы Бабкин вспомнил Медведкину и раздосадованно крякнул. Снаружи дробно рассыпались выстрелы. «Пойти, что ли, на салют глянуть?» К фейерверкам Бабкин был равнодушен. Но он оттягивал время, когда придется звонить Илюшину и сообщать, что дело закончено, не начавшись. Внутренний голос подсказывал, что отрицать заслуг самого Сергея в провале миссии нельзя. «Обхамил пацана. Теперь он на своем телохранителе отыграется». Существовала и еще одна причина, по которой Бабкин тянул со звонком. Илюшин мог наотрез отказаться принимать его решение. Тогда придётся наступить себе на горло и вернуться к Джонику с поджатым хвостом. До тех пор, пока Бабкин не позвонил, он завис между двумя вероятностями, в приятном неведении, позволяющем надеяться на хороший исход. Позади раздались шаги. – Георгий? – удивился Бабкин, обернувшись. – А я-то думал… – Что мне мозг выносят? – без улыбки спросил Жора. – Угадал. – Весь вынесли? – не удержался Сергей. – Не. Вот столечко осталось. Жора почесал нос и с неожиданной откровенностью добавил: – Не выдержал я, сбежал. Бабкин понимающе кивнул. Говорить тут было не о чем. Посочувствовать мужику, что он устроился охранять психованного засранца? Жоре от его сочувствия ни жарко, ни холодно. «Кто бы мне посочувствовал». – Куда он пошел-то? – Кажись, в оранжерею. Сергей вспомнил ангелочков в зарослях фикусов. Представил, как Джоник мечется среди них, насмешливых и пухлых, как бесится и матерится, а крайний ангелочек с двусмысленной улыбкой целится в него из лука. – Ладно, – телохранитель махнул рукой. – Пойду перекурю и снова на трудовой пост. – Может, не будешь торопиться? Пускай остынет. Жора слегка двинул челюстью, что означало скептическую ухмылку: – Не, он надолго завелся. Ты тоже, это… принял участие. – Ну, извини. – В голосе Сергея не звучало ни малейших признаков раскаяния. Бабкин умел дозировать вину и наотрез отказывался брать на себя лишнее. Угрызений совести за то, что он подвел Илюшина, ему вполне хватало, чтобы еще волочить на себе груз ответственности перед телохранителем. Жора хмыкнул, отлично поняв, что извиняются перед ним чисто формально, и ушел. «Фейерверки. И позвонить Макару». Однако когда Бабкин, немного помыкавшись в коридорах, выбрался наконец в сад, он обнаружил там лишь Иннокентия, запускавшего один салют за другим в еще светлое небо. – А где все? – удивился он. – Празднуют, – флегматично ответствовал Кеша, поджигая очередной снаряд. – Кто где.