– Они теперь мужчины, – отвечает мать Джонаса таким тоном, будто разговаривает с полнейшей тупицей. – Не лезьте на дюны! – кричит она каким-то детям, играющим у песчаной горы. – Их может завалить песком, – говорит она Джине. – Лично я переживаю. – Как Джонас? – спрашиваю я ее. – Хорошо. – Прекрасно! – встревает Джина. – У него теперь своя галерея в Челси. Мы оба в полном восторге. А еще мы нашли обалденный лофт. Там раньше была швейная фабрика. – Чем он сейчас занимается? – спрашивает Анна. Я смутно слышу, как Джина что-то говорит об акриловой краске и найденных предметах, но мой разум отказывается сосредоточиться. Мысль о том, что Джонас живет с этой Джиной, вызывает во мне ревность, на которую я не имею права. Почти физически ощутимую. Джонас принадлежит мне. Я едва удерживаюсь, чтобы не пнуть ее в голень. Мать Джонаса выглядит так, будто только что проглотила большую вкусную птичку. – Это просто замечательно. Мне на память приходит все, за что я ее не люблю: ханжество, недостаток великодушия, то, как она намекала всем в округе, что Джонас ни за что бы не оказался в тот день в лодке со мной и Конрадом, если бы я его не заставила. Мама как-то случайно услышала, как она говорит обо мне: «Вертит им как хочет». Я заставляю себя думать о Питере, моем очаровательном благородном англичанине. О его подвижном уме, непревзойденной ироничности, поношенных кожаных туфлях, его жареной свинине с соленой корочкой, о том, как он тянет меня за волосы, когда мы занимаемся любовью. И мне удается улыбнуться ясной улыбкой. – Здорово. Вы, наверное, счастливы за Джонаса. – Да, – отвечает она. – И за Джину, конечно. В этот момент я вижу, как он идет к нам через толпу. В одной руке у него коричневый бумажный пакет с продуктами. Сверху покачивается огромная упаковка булочек для хот-догов. Я смотрю, как он оглядывает толпу. Заметив Джину, стоящую к нему спиной, он улыбается. Потом видит меня. И останавливается как вкопанный. Мы смотрим друг на друга через песок. Он качает головой, скорее гневно, чем печально, – смесь боли и обиды, как будто он не в силах поверить в то, что я сделала, как я могла нарушить обещание, данное ему два года назад, когда мы сидели на разрушенном причале и пили пиво, глядя на Гудзон, смирившись с нашей судьбой. Мать Джонаса замечает сына, не сводящего с меня взгляда. Хлопает Джину по плечу. – Джонас вернулся. Лицо Джины сияет, будто она никогда не видела ничего чудеснее. Он проходит мимо меня и целует ее глубоким долгим поцелуем. – Я искал тебя, – говорит он. Потом обнимает Анну, здороваясь, и протягивает матери булочки. – Была только большая упаковка. – Ничего, все съедят. Никто никогда не приносит на пикник достаточно булочек. Она идет к столу с едой и протягивает упаковку человеку, жарящему колбаски и котлеты для бургеров. Я слышу, как она объявляет: «Булочки!» – как будто принесла Святой Грааль. – Привет. – Джонас наконец поворачивается поздороваться со мной. Его голос звучит дружелюбно, в его тоне ни следа того, что я видела у него на лице. Он улыбается спокойной доброжелательной улыбкой. – Привет, – отвечаю я, спрашивая его взглядом: «Что за фигня?» Он обнимает Джину рукой за талию. – Джина, это Элинор. Мы дружим с детства. – Мы уже познакомились, – говорю я. – Мама сказала, что вас никого не было на этой неделе. – Я знаю, твоя мама терпеть не может, когда с ней не согласны, – произношу я чуть более стервозным тоном, чем намеревалась. – Но мы были здесь. Я была здесь. – Мы с Джиной приехали на прошлых выходных. Мама говорит, вы планируете зимнюю свадьбу. Она встретила Уоллес в магазине. – Его голос холоден. – Я пыталась с тобой связаться. Джина переводит взгляд с него на меня и обратно, будто чувствуя, что внезапно стала третьей лишней. – Джонас сегодня поведет меня ловить кальмара, – говорит она. – Здорово, – отвечает Анна. На лице Джины написано сомнение. – Ловить скользких тварей на причале в полночь? Анна смеется. – Это очень приятно. Ты светишь фонариком в воду, и они плывут на него. Тебе не приходится и пальцем шевелить. Проще пареной репы. – Мы с Джонасом когда-то занимались этим постоянно, – улыбаюсь я ему в попытке пробить лед. – Ты был просто одержим ловлей кальмара. Но он не поддается и просто стоит, глядя сквозь меня. – Если тебе это нравится, то и мне понравится. – Джина привлекает его к себе и целует так, будто владеет им. – Только не измажьтесь чернилами, – предупреждаю их я. – И замаринуйте в молоке, прежде чем жарить, – добавляет Анна. – Я не ем морепродукты, – отвечает Джина. Анна смотрит на нас с Джонасом. Продевает руку сквозь руку Джины. – Возьму себе пива. Пойдем со мной. Познакомлю тебя с двумя единственными интересными людьми здесь, – и утаскивает ее прежде, чем Джина успевает придумать причину для отказа. Летом после того, как я окончила школу, мы с Анной решили искупаться на пляже. Море в тот день было идеальным. Никакой мути. Никаких водорослей. Мы плавали в океане, покачиваясь на волнах, и Анна все нудела о том, как влюблена в своего преподавателя по бинарной коммуникации. – Я понятия не имею, что это значит, – сказала я. – Это значит, что я хочу трахнуться со своим преподом. – Бинарная, – засмеялась я и нырнула под воду. Доплыла туда, где могла стоять. – А что насчет тебя, мисс «Я подожду до свадьбы»? – крикнула мне Анна. – Все еще девственница? – Конечно, – соврала я. – И я никогда не говорила ничего про свадьбу. Я только сказала, что хочу подождать, когда влюблюсь. – Тогда почему у тебя в комоде лежат противозачаточные? – Зачем ты лезла в мой комод? – Хотела позаимствовать трусы. Мои все грязные. – Фу. – Не меняй тему. – Ладно. Это просто на всякий случай. – На тот случай, если ты вдруг впервые влюбишься? – Нет, – ответила я. Хотя бы это было правдой. Мгновение поколебавшись, я добавила: – В любом случае, я уже это делала. – Что? – Влюблялась. – Вот это новости! Тогда почему у тебя не было секса? – В Джонаса. Лицо Анны приняло недоуменное выражение. – Погоди. В того мальчишку, который все время за тобой таскался? Я кивнула. – Так, ладно, это звучит немного извращенно. Отличный выбор, чтобы не заниматься сексом. – Он вырос. Но, да.