Пятая авеню утопает в цветах вишни, напоенных солнечными лучами. – Люблю это время года, – говорит мама. – Надо устроить пикник. Можно наделать сэндвичей с огурцами. У нее пустой взгляд. – Давай сначала доставим тебя домой, – предлагает папа. – Элла приготовила суп, и я положил в холодильник спелый авокадо и свежий салат. Когда приедем домой, сбегаю в магазин и куплю виски. Нам всем не помешает. – Нужно найти Лео. Нужно сказать ему. – Да, – отзывается папа, – я этим занимаюсь. Его голос изменился, в нем появились незнакомые мне властные и нежные нотки. Пока такси везет нас домой, мне приходит мысль, что впервые в жизни у меня появились родители. Медленно тикает счетчик. – Думаешь, это случилось бы, если бы он остался? – спрашивает мама. Ее волосы потускнели, красивое лицо покраснело и опухло. Папа берет ее за руку. – Не говори глупости, – говорит он. – Врачи сделали все что могли. Здесь никто не виноват. – Кто-то должен быть виноват, – произносит мама. И я знаю, что она права. 20 1989 год. Февраль, Лондон На полпути к Майл-Энду я прошу Питера остановить машину, чтобы я могла сходить в туалет. Мы в Лондоне, а это означает, что каждое гребаное заведение в городе закрыто после одиннадцати. – Не можете потерпеть пять минут? – спрашивает он. – Если бы могла, не собиралась бы снять трусы перед совершенно незнакомым человеком, чтобы поссать на улице. – И правда. Принято к сведению. Очаровательно, – говорит Питер, останавливая машину на узкой мощеной улочке. – Тогда вперед. Я сажусь на корточки за деревом, молясь, чтобы никто не выглянул из окна таунхауса у меня за спиной. Мои белые бедра сияют в тусклом свете фонаря. Я постанываю: живот болит после удара хряка. На мерзлой земле подо мной собирается лужа. Я отодвигаю ноги, когда она подползает к моей обуви. Никогда не испытывала такого чистого облегчения. Поднявшись, чтобы натянуть джинсы с трусами, я замечаю, что Питер наблюдает из машины. Он смеется, когда я смотрю на него, и закрывает глаза в притворном ужасе. 17:45 Яркие, щемящие воспоминания уходящего дня жужжат у меня в голове, точно рой пчел. Не могу от них избавиться. Я смыла с себя Джонаса, пока плыла через пруд домой, но он все еще здесь, у меня в голове, когда я стою у плиты на кухне в своем мокром купальнике и полотенце, дожидаясь, когда закипит чайник. Вспоминаю, как уплывала от Джонаса, оставив его на берегу позади. Его несчастное лицо. Посреди пруда, там, где зеленая вода темнеет из-за глубины, я остановилась перевести дыхание, боясь обернуться и увидеть, что Джонас еще стоит там, боясь плыть обратно к Питеру и своей жизни. – Ты, наверное, невозможная болтушка, – говорит мама, доставая с полки старую жестяную банку с чаем лапсанг-сушонг. – Вас с Джонасом не было несколько часов. Мы уже собирались высылать поисковый отряд. – Не уверена, что в этом была необходимость, – смеюсь я. – И вряд ли прошло несколько часов. Мы просто прогулялись до океана. Вечернее солнце было таким красивым. – Сегодня полная луна, – замечает она. Позади нас Питер со всеми тремя детьми играют в настолку. Я оглядываюсь, чтобы проверить, не прислушивается ли он к разговору, но он только что выбросил дубль и теперь занят сооружением блокады. – Был кто-нибудь из знакомых? – спрашивает мама. – Видела палатку Биддлов справа, ближе к Хиггинсу. И еще, кажется, Памелу на ее ежедневном моционе: она была далеко, но я разглядела фиолетовую юбку. Но в целом пусто. Наконец-то сняли таблички для охраны куликов. – Слава богу. – Мама помогает себе открыть крышку жестянки черенком от ложки. – Держи, – она протягивает мне чай. – Вода уже, наверное, горячая. – Господи, Уоллес, – подает голос Питер, – дождись, когда она закипит. Могла бы с таким же успехом налить мне кружку теплых помоев. И даже не думай заваривать эту китайскую дрянь. – Это чай, копченный на сосновых иголках, – отвечает мама. – Еще хуже. – Твой муж любит покомандовать, – говорит мама, но я вижу, что ей это нравится. Она ставит чайник обратно на плиту и отправляется на поиски простого английского чая. Финн встает из-за стола и подходит меня обнять. – Я нашел на пляже акулье яйцо. – Акулье яйцо? – с сомнением переспрашиваю я. Он сует руку в карман и вытаскивает что-то похожее на маленький высохший черный мешочек с рожками с обеих сторон. – Вот. Джина сказала, что это яйцевой мешок. Для акуленка. – Все почему-то так думают. Но на самом деле это яйцо ската. Их называют русалочьими сумочками. – Это похоже на правду, только если русалка – гот, – смеется Питер. Я отдаю яйцо Финну. – Положи на полку, чтобы не разбилось. – Может, мне нарядиться русалкой на Хэллоуин в этом году, – говорит Мэдди. – Отличная идея. Хотя сложно будет ходить по соседям без ног, – замечает Питер. – Иди сыграй с нами, жена. – У меня нет настроения. Нужно снять мокрый купальник. – Это точно. Еще заработаешь себе цистит. – Мама возвращается из кладовки с упаковкой из десяти рулонов туалетной бумаги. – Не отнесешь это в баню? Опять закончилась бумага. Не понимаю, как вы ее так быстро тратите. Вы как стая саранчи. – У твоей дочери мочевой пузырь размером с горошину, – ухмыляется Питер. – Это все она виновата. – Неправда, – говорю я. – Ты хоть раз в жизни клал в туалет рулон новой бумаги? Питер поворачивается к детям. – На нашем первом свидании ваша мама прямо при мне сняла трусы и села писать. – Фу, – протягивает Джек. – Это было не свидание, – уточняю я. – Ты был просто незнакомцем, который подвез меня до общаги. И если бы я этого не сделала, мне пришлось бы написать в твоей машине, что, возможно, осталось бы незамеченным, учитывая ее состояние. В ней воняло тухлятиной. – Нет-нет, – смеется Питер. – Ты соблазняла меня. Я сразу понял, как только увидел, как ты садишься на корточки под деревом в своих белых трусах. – Ничего подобного. – Хватит вам. – Джек делает вид, будто его тошнит. – И вообще я спас тебе жизнь. – Ваш папа был настоящим героем, – закатываю глаза я. Отчего младшие дети, естественно, смеются. – Диксон и Андреа пригласили нас на гамбургеры, – вклинивается мама. – Они устраивают спонтанное барбекю. Я сказала, что мы подойдем в полседьмого-семь. – Ох! – восклицаю я. – Напомните мне, что я обещала принести красный лук. – А можно мы тихо поужинаем дома? Я еще не отошла после вчерашнего. – На кухне шаром покати, – заявляет мама. – Никто не съездил в супермаркет. В каждом ее слоге звучит обвинение.